Обреченный

На поляне из снов и мечтаний
 Похоронены скорбные мысли.
 Не имеют они очертаний,
 Лишены нам понятного смысла.

 А не так далеко, за лесами,
 Возвышаясь колоссом унылым,
 Цитадель абсолютной печали
 Под дождями кислотными гнила.


 Там, забытый людьми и веками,
 Обитал гордый дух непокорства.
 Был закрыт колдовскими замками
 И пытался открыть их с упорством.

 Так, страдая в обители отчей,
 Он не смог больше выдержать муки
 И одной знаменательной ночью
 Обратил боль свою чудным звуком.

 Все слилось в той мелодии дивной:
 Жар дневной и ночная прохлада,
 Подлость злая и лепет наивный,
 Чудо синтеза, ужас распада.

 И упали стальные оковы,
 Продолжая мелодию звоном,
 Дух обрел себя в образе новом
 И был жаждой познания полон.

 Он поляной ходил заповедной,
 Напевал там мелодию тихо,
 Пробираясь сквозь щели запретов,
 За которыми спрятано лихо.

 Меж скрещений и камней унылых
 Проходил он уже не впервые,
 А запретные мысли манили
 И журчали в далеком приливе.

 Дух однажды споткнулся случайно:
 Диск лежал посредине дороги,
 Символ в центре того был печальный:
 Там слова разделялись на слоги.

 Он сумел прочитать эту надпись,
 И открылась тотчас ему тайна.
 Ведь в руках его был некий кладезь
 Страшных знаний, пропавших случайно.

 Дух решил возродить все, что было,
 Воскрешая минувшие страхи.
 Небеса одеялом накрыл он,
 Положив жизни мира на плаху.

 Стал правителем царства кошмаров,
 Повелителем огненной магмы.
 Сокрушая единым ударом,
 Всей природы забытые тайны.

 Ибо он загорелся мечтою
 Полететь в бесконечные дали,
 Где становится смертный звездою,
 Чтоб вселенную с ним повенчали.

 И c пути отступило пространство,
 Хвост кометы светил на дорогу
 В то далекое звездное царство,
 Где ничто обращается многим!

 Он хотел мирозданье взять в рабство,
 Чтоб служило ему беззаветно.
 Но не выдержал Рок это хамство:
 - Поражение! - было ответом.

 И сковал негодяя цепями,
 Наложив заклинанье по новой.
 Все заплел колдовскими сетями,
 Взяв минувшего нить за основу.

 И досель в цитадели печали
 Гордый дух непокорства томится.
 Ведь не снять никому тех печатей,
 А свобода ему только снится.