Салам, бача!

С праздником, дорогие мои шурави!
Четверть века прошло со дня вывода  из Афганистана ограниченного контингента советских войск.
Воинский подвиг не переосмысливается и не переоценивается с годами, со сменой власти или экономического курса. Он - ценность абсолютная, вечная. Воинский подвиг - это нравственный капитал всего человечества...

На войне слетают маски все.
Трое суток сущность выявляют.
На контрольной этой полосе
Метки очень чётко выставляют.

Сегодня многие не понимают, для чего нужно было советским воинам воевать в далёкой стране. Видимо, просто  не хотят анализировать, откуда поступает героиновая отрава нынче.
Мы выполнили свой долг, защитили на дальних рубежах Родину от террористов и прочей дряни. И не наша вина, что уже тогда солдаты были преданы высшими чиновниками державы. Вспомните, ребята, как мы удивлялись тому, что все выходы известны духам заранее. Сколько потеряли друзей настоящих из-за мздоимцев, алчущих серебряников… Тяжело узнавать об этих фактах по прошествии стольких лет. Но нужно, чтобы разобраться, хотя бы в чём то,  из того далёкого прошлого.
Вспомним всех Воинов, поимённо вспомним солдат Отечества, для которых слово Честь не было пустым звуком. Конечно, выпьем. Не без того…  Однако, сие не главное. Главное – память! С праздником, мои дорогие аскеры, брадары шурави! За прошедшие четверть века раскидала нас жизнь по разным странам, городам и весям. Но, несмотря на пограничные шлагбаумы, скажем друг другу: - Будем, мужики!

Обязательно будем!!!

*****************************************************

ПАРОЛЬ
               
               
Секретно
Главнокомандующему Военно-воздушными силами
Командующему войсками Туркестанского военного округа
Командующему Воздушно-десантными войсками
Копия:
Главнокомандующему Сухопутными войсками
Главнокомандующему войсками ПВО страны
Начальнику Оперативной группы Генерального штаба (г. Термез)

Переход и перелёт государственной границы Демократической
Республики Афганистан войсками 40 армии и авиации ВВС на-
чать в 15.00 25 декабря с.г. ( время московское ).

Д. Устинов

№ 312/1/030
25.12.1979 г.

                *

Не ступай в эту воду дважды...
Оступился я, брат,
шагнул.
И опять сатанею жаждой,
разглядев под крылом Кабул.

Затекают от лямок плечи,
полыхает земным заря,
от Володи:
"...Ещё не вечер," -
пульс взрывает не зря.
Не зря.

Четверть века, как две секунды,
и масштабом цена страшна.
Металлический блеск корунда
придала именам страна.

Столько лет! А щелчком нагана
остановит,
гвоздём вобьёт
крик: "Бача!", -
тот пароль Афгана
до сих пор, сознаюсь, живёт.

Не ступай в эту воду дважды.
Память. Память!
Я вновь шагнул...
Фляжка жжёт - испытание жаждой.
Век пятнадцатый.
Зной.
Кабул.

                -----

За чертою незримой, знаю -
до того, как сгорит свеча,
в серпантине тропинки к раю
прозвучит, как пароль:
- Бача!

*************************************

ВПЕЧАТАВ ОБЛАЧНО ШАГИ

Ах, как хотелось-то романтики,
когда испили вдосталь быль!
Дни оборачивали в фантики
и потрошили бытность в пыль.

Ныряли "ласточкой" сквозь месяцы,
в непогрешимости - глупы.
И ходуном ходили лестницы
на скользком гравии судьбы.

"Перекладные" были вёрткими,
помножив вёрсты на маршрут.
Самим себе казались "тёртыми",
в душе молясь на тех, что ждут.

Но разворачивались фантики
разрывом плоти вдоль фольги.
По облакам ушли романтики,
впечатав облачно шаги...

Повзводно,
             ротно,
                батальонами -
привычно выстроив полки.

Взгляни, братишка, вот бутонами
рвут жилы к небу земляки.
Есть с Украины здесь, из Таллина,
из деревеньки Соболя.
И серебристыми медалями
звенят над ними тополя.

*************************************

КАРТИНКИ ИЗ-ЗА РЕЧКИ
               
Здесь всё так просто: нечет или чёт
и шансов нет повторного захода.
Сипит Резо, кромсая воздух, прёт
наверх плиту - станину миномёта.

Все так мудры, как Будда и Аллах -
узор камней рассматривая рядом.
Всего один неверный сделай шаг
и оживёт послание из ада.

И тишина взорвётся...
                Визг и вой.
Затёкают по склонам автоматы...

По сторонам, затем - перед собой,
до слёз в глазах,
мольбу мешая с матом,
упорно взводы лезут в небеса,
мечтая оседлать скорей высоты.

Как жизнь хрупка -
                на мировых весах -
прочувствовал, харкая кровью, с потом.
Захлёбываясь, в мыслях уходя
за птичий грай, в берёзовые луки -
там голос мой был слаб, как писк дитя,
и жгучий холод подселялся в руки.

И было утро -
в сотворенье дней
на день седьмой, а, может быть, девятый -
на потолке скоплением теней...

И ощущал себя я виноватым
в том бесконечном -
                нечет или чёт,
где лезть из жил - обычная работа,
а взвод, высотку оседлав, встаёт
гарантом исполненья долга ротой.

Как здесь всё просто! Нечет или чёт.
Звучит в ушах пронзительная нота.
Хрипит Резо.
                Буравит воздух.
                Прёт
на высоту
                станину миномёта.

***************************************

АФГАНСКАЯ ЦЫГАНОЧКА

Понимание, что внимание -
крайне сложно,
поверь, браток.

Память, память...
Опять на "Ан"е я,
горизонт серебрит восток.
Серебром, серебром
на кителе,
поволокой по волосам.
За черту ушли -
в небожители -
Вовка с Саней,
затем - Рустам...

Час за три,
это сколько будет-то,
пережитых часов судьбы?!

Память, память...

И ночью будит стон,
и гадаешь:
- Живой? Убит?

Мда.
"Цыганочка" перед выходом.
Раз, два, три
и - запрыгал строй.
Двадцать с гаком, считай,
от вывода,
а всё шепчешь:
- Домой, домой...
Всё мешаешь ты охру с сепиeй,
капли крови втираешь в грунт.
И вплетается "грудень" в "серпени",
"лютый" просто пронзает грудь.

То ли гордость, а то ль - отчаянье -
разберись-ка.
Пойми себя.
Только кажется, что нечаянно
я живу за своих ребят.

Эх, "цыганочка" перед выходом!
В тишину опадает строй.
Двадцать с гаком...

- Братишка! С выводом!

Пульс взрывает виски:
- Живой!

-------
Грудень, серпень, лютый - названия месяцев. (укр.)

********************************

ТЫ, БРАТ, ЖИВИ!

- Ты как нашёл комбата, брат?!
В словах - волнение и рана.
Я счастлив был и горько рад
вопросам Сашки из Баграма.

Он говорил:
- Там обо мне,
буквально, пол-страницы строчек.

Когда читал: "В чужой стране"?

А я молчал за болью точек,
где всплески трассеров прошли,
впечатав намертво картинки.
И отчего-то очень жгли
отгоревавшие слезинки.

И было туго, как в аду -
гортани -
без закланья водки.
Я вновь скользил...
по льду,
                по льду
с откоса -
вниз -
в разбитой лодке.
И ржаво-рыжий горизонт
скоблил обрывочно сознанье...
Издалека бубнил Резо,
грузинским матом кроя званья.

Из яви:
- Снайпер ты, - неслось.
                Из прошлого:
- Контужен, ранен...

Зубами рвал свою я злость,
как будто завалил экзамен.
Там было: ранен, что убит, -
коль каждый грамм - уже обуза...

-Ты, брат, живи!

В ушах звенит
                призыв,
                летящий из Союза.

************************************

ИНШАЛЛА, КОНЕЧНО, ИНШАЛЛА
               
Аллах велик! И всё в его руках...
- О, иншалла, - ответы поражали.
Не удивлюсь, когда прочту в скрижалях
написанное кровью - на века.

Там будет фраза: "Аз коджа хости?"
А помнишь, как её переводили,
когда в пыли и отчего-то в мыле?
"Одна лишь кожа - кожа на кости".

Мне никогда не крикнуть: "То фарда!"
"Ходе хафез", - ответно не услышать.
Однако, это, брат мой, не беда...
Як, ду - и дом.
Ватан!
Пройдусь на лыжах!

О, иншалла, я раз и навсегда
забуду жар и пекло табестана.
"Аль хамду лилля!"
Позабуду рану -
откроется она уже в годах...

*****************************

НАДРЫВ
 
По струнам!

Да не беда, что не попал.

По струнам!

Не помещается в бокал -
душа сегодня не поёт,
на йоту квоты не даёт.
То перелёт, то недолёт,
да голый лёд,
в котором чёрт
игру по вычету ведёт...

По струнам.

И кто пропал;
кто - пан, не пан,
а память - подленько: «В дукан».
...По бровку налитый стакан.

По струнам!

Опять разлад срывает бой...
Не тот,
где все мы за чертой
и так, и сяк, - без маленького шанса...

Шансон сосед поставил.
В раж
несёт его,
его шалаш
или вообще напропалую - башню.

По струнам...

Бьёт...
Вновь перелёт.
По нам "играет" миномёт.
И ни назад, и не вперёд...
Носами крошим первый лёд,
да рыжую, в подпалах, суку-пашню.
Накрыл.
Прицельно.
Чёт, не чёт...
По струнам!
Здесь: как повезёт!
Струится кровь, мешает пот
и в глотку втиснулся живот.
Сечёт лицо незрелый лёд...

А тут сосед (что за урод?!) -
блатным шансоном достаёт и донимает...

По струнам - пальцы...

А их нет!
- Кого? - Чего? -
что за ответ?!
И почему слова, в огне, висят так криво?

...Ведь я сегодня выходной.
Душа моя, лети со мной.

По струнам!

Мы споём с тобой красиво!

*********************************

 СО МНОЮ РЯДОМ

- Моя со мною ходит рядом, -
сказал с улыбкою сержант.
(Мы после трудного наряда
курили, "звёзды сторожа").

Плыл звездопадный месяц август,
и ночь дарила свежесть нам.
Так не счастливит пьяниц Бахус,
как власть прохлады по ночам.

Всласть разговоры.
То - святое,
чего уж там греха таить...
Не брали Рима мы и Трои,
служила стержнем - службы нить.

И я нисколько не лукавил,
когда спросил: "Да кто - она?"
Погладил веточки руками,
ответ предчувствуя: "Жена".

Носил недаром, видно, лычки
кровей украинских сержант.
Тьму расчертив горящей спичкой,
дымком пыхнул с гусиным: "Га..."

- Фортуна, брат! Сиречь - удача.
Иди в казарму, "салабон".
Подумалось: "Ответ не значим,
да и "замок", как есть - пижон".

Речушка млечная бежала -
года, года, ещё года...

Мы встретились у Чагчарана.
...Бывает, знаешь, иногда.

- Моя со мною ходит рядом, -
сказал усталый капитан.

Плеснули в гильзы от снарядов.

- Удача?
- Нет.
Жена, братан!

*****************************

А БЫЛО ВСЁ ПРЕДЕЛЬНО ПРОСТО

А было всё предельно просто -
до осязания мгновений.
Запоминался мозгом костным
закат в режиме откровений.

Вдоль обнажённости сосновой -
пунцовым заревом объятий -
где тишина была основой
или безумно виноватой.

Нам не хотелось расходиться,
искать тропу в идеях Сартра -
и мы, остуживая лица,
измяли пачки с бледной картой.

Там вены-реки были сини,
краснела звёздочка столицы,
за "Беломоринской Россией"
ладонью щупая границы.

И стала запредельно ясной,
без лишних фраз и междометий,
неосязаемая разность -

вневременной петли столетий.


----------------------------

Сартр Жан-Поль - французский философ. Доминантная идея - неопределённость событий.

******************************

ЗА ГРАНЬЮ ВЕРЫ

Снова срыв, снова сбой в ночи, -
это друг мой землёй кричит.
Жилы рвёт и кровавит рот,
поднимая залёгший взвод.

Вырывая из сна,
из сна...

За окошком - рассвет.
Весна.
За окошком дожди, дожди...
Шепчет кто-то:
- Меня не жди.

Память, стерва, её бы так!
Жмётся к пяточке гор кишлак.
"Память вечную", -
тянет хор...
Сквознячком потаённых нор
плесканул от души Панджшер.
Память,
память за гранью вер...

Вопреки.
И назло чертям!

...до сих пор ору по ночам...

*******************************

Я ВЕРНУ…

Позабыт вкус твоих поцелуев.
"Не ревнуй", - я прошу,
не казни.
В феврале вновь "Афганец" задует,
заскрипит на зубах Газни.

Ветер жарким дыханьем растопит
полосы средней талый снежок,
и на голой земле проступит
гранью острой, как скол - Восток.

Тени рваные - каравана
и наждачная жесть глотка,
в лазурите броня Корана
и строка - синевой виска...

Гжель запайки, багрянец неба
за гранёным стеклом - Звездой...
Грани смяты кусочком хлеба,
да прогоркшей, в аду, судьбой.

Я верну все твои поцелуи,
а пока - не тревожь, не казни.
Ты же знаешь, когда ОН дует,
я опять ухожу...
Газни...

********************************

ИЗ НИОТКУДА

          Подарившим жизнь посвящается

Ночью... Память... Выдох... Одеялом...
Яро... Ярко, ярко-злым и алым.
Срыв за миг... Три четверти от света.
Боль. Рвёт боль. Кружит, юлой, планета,
В развороте пеленги сверяя.
За секунду - в двух шагах от рая.
В миллиметре - груз из-за границы.
Далеко курлычат в небе птицы.
Да не птицы то... Дали картина.
Тень креста. Расхристана машина.
Алчный рёв. Жара и жженье жара.
В одеяло... Холод... В одеяло...
Как трясёт! Плюёт аорта в сердце.
- Жора, в люк! - Серёга! Дверцу, дверцу!
...Простыни, с фактурой пелеринки.
Госпиталь. Окно. Висят картинки.
"Осень" левитановская. Осень...
Медсестрёнки. Глянцевая проседь
у врача.
Да как же нужно мало...
И всё спится что-то.
В одеяло.

*****************************

ВЕРНУТЬ НЕЗРИМОЕ...

Ловлю с утра неуловимое -
на холст лучи собрав с оказией:
хрустальной капелькой ранимые
они песком стекают -
Азия...
Пастозный слой черпнёт размашисто
пластина мастихина звонкая.
Готов бесспорно ставить баш за сто -
рассвет всплывёт полоской тонкою.
Рассвет в предгорьях сизо-огненный,
холодным пламенем охваченный,
и тени плотные отогнаны
туда, где пропись -
только начерно,
где ночь, тоской к песку прижатая,
считает крупки между пальцами
и скопидомом ноет: "Злата дай!",
арабскими вздыхая стансами.

Но с каждым взмахом -
больше светлого,
цвета теплеют рядом с холодом.
А я - не в Азии. За ветлами
пишу картину, где мы молоды.
"Афганки" новые, песочные
с "кимрами" ладятся не очень-то,
да и броски - пока не точные,
да имена ещё без отчества...
Но есть у всех черта особая -
и "хошь - не хошь", а в чудо верится.
Отмечены калёной пробою.
А проба-то в годах не делится
на "полубанки" и "охнарики", 
на "четвертушки" с причитанием. 

Военной юности фонарики -
наперекор всем вычитаниям!

Пишу с утра. Пишу ранимое -
на холст лучи собрав с оказией.
Хочу вернуть почти незримое,
забытое в Центральной Азии...

**********************************

ЧЁРНЫМ ПО БЕЛОМУ, БЕЛЫМ ПО ЧЁРНОМУ

Чёрным по белому, белым по чёрному...
Странно.
Образы гаснут, наверно, склоняясь ко сну.
Я об заклад буду биться, что скажут, мол, рано
Или затопчут, вменяя ошибки в вину.

Будут заботливо шить распашонки-рубахи
И пеленать бесприютную душу мою.
ДрУги плеснут до краёв из обшарпанной фляги...
Флаг не спуская, конечно, останусь в бою.

Не привыкать к очумелому пенью осколков,
А под прицелом нельзя "ошибиться слегка".
Я ненавижу анкеты опросные: - Сколько?
Ну-ка, ответь, сколько капель вобрала река?

Что объяснять? Анограммные вывихи боли?
Или безумие меди и слёзы без слёз?
Лучше, примерь-ка комбез, задубевший от соли...
Сколько пудов? А сегодня почём перевоз?

Здравствуй, паромщик! Постой, отдышусь я немного.
Может, чуть раньше, а может, чуть позже приду.
- Слышишь, шагают? Да, то ерунда, что не в ногу.
Слишком устали. В каком-то беззванном году...

Главное вижу: все лица, до боли, знакомы.
Знаково солнце, слезинку смахнуло с небес.
Вот и добрался служивый до дома...
ТЫ - ДОМА!!!
Без миномётных, фронтальных, кинжальных и без...

Лес тишиной приголубит, последнею строчкой,
Точку на карте поставит и крест на земле.
Чёрным по белому, белым по чёрному сочный
Лучик читает последние буковки мне.

********************************

МИР, ТРИЕДИНОЖДЫ ЗАЧАТЫЙ

Я помню время - двадцать пять,
Тот день жил без числа и даты.
Был вновь рожден я умирать...

Мир, триединожды зачатый,
Меня вращая по оси,
Болтая отраженьем горным,
Швырнул с размаху на весы,
Мол, сколько там - с душой и тёрном,
Колючей горсточкой стальной,
Разупакованной по весям?

Я видел всё. Кричал: - Живой!
Пришёл мой ангел. Смерил, взвесил.

Достав "Казбек", он закурил,
Пустил кольцо, затем другое.
Сказал куда-то: - Просто жил.
Пусти, пусть мучается вдвое...

Тоннель крутнули заводно,
Полет домой - почти знакомый.

Я пил ядреное вино -
Настой любви и горечь дома.


*******************************
               
БЕЗ ПРЕДЕЛА

Где пределы крыльев у Души -
бабочки, несущей тяжесть мира?
Посидим тихонечко в тиши,
где звучит разбуженная лира.

Ветерком страницы развернёт,
замелькают прежние эскизы.

Помнишь, как дымился пулемёт,
шанс даруя, пред нырком в кяризы?
А затем - "фламенко" у ручья
шириной в четыре тощих спицы.

Это кто вернулся?! Это я?..

Тяжесть неподъёмная страницы.

Нет предела крыльев у Души -
бабочки с громадой мощной груза.

Молча пьют, забытые в глуши,
ветераны бывшего Союза.

*******************************

ОСТАЛСЯ БЕЛЫМ ЛИСТ

Глотал бесстрастный миг заката
Окоченелую печаль
Догадок, боли и утраты.
Печать?
Возможно, и печать.
В глазах,
Жетоне медальонном,
В сердцах.
И в чём-то там ещё…
Безбожно недоговорённом,
Но сбережённом за плечом.
Движок бубнил привычно песни –
Заштатных звуков череду.
Домой тянуло и, хоть тресни,
Не мог переступить черту, -
Обратно в круг, под свод палатки,
В недолговечной тишине
Понежить стоптанные пятки,
Пять строк черкнуть:
«Не обо мне».

Слова не лезли. Габариты
Им были, видимо, тесны.
Прошиты, вдосталь пережиты,
Подбиты ветрами весны.
Им не держалось больше в глотке,
Кромсал гортань колючий ком.
А то, что нынче лезло в сводки,
Лишь добавляло горечь в нём.

И, я глотал, как спирт из фляги,
Золу закатной полосы.
Остался белым лист бумаги,
И зябли, тикая, часы…

***************************

СМЕРТЯМ НАПЕРЕКОР

Что, бача, не отпускает?
Бьёт размашисто под дых?
Не следит за отпусками
тётка-память,
память-миг.
Та, в которой затерялись,
обретая вновь себя
в совершенно новой яви,
где лишь карточки ребят,
да потёртые страницы
из планшетки без ремня.

А ночами снятся лица,
вдаль ушедших без меня.
Вдаль, навстречу "кара-буре",
сквозь жару под пятьдесят
и к финальной пуле-дуре...

Как они порой частят!
Одиночкой разрывною
или строчкой трассеров -
роем жалящим...
Спиною
ощущаю - стынет кровь.

Наждаком шлифует скулы.
(Ветер знойный даровит).
В кишлаках, да и в аулах
кличут:
Боди-шурави. 

Шурави мои родные!
"Ташакур!", - кричу во сне.
Посекли вас ветры злые,
прокалили на огне.

Ох, и жаркую молитву
вспоминаю я подчас -
всем смертям назло и битвам:
«Нет, никто, помимо нас!»

*******************************

ОН ТОЙ МИНУТКОЙ ИЗМЕРЯЛ

Он не просил ни Бога, ни судьбу.
И слёз не лил.
Их просто не осталось.
Упрямо вспоминал всё время ту,
одну минутку...
                этакую малость
в цепи событий грохота эпох,
страниц подпала, с заревом пожарищ.
 
И думы эти ведал только Бог,
да, может быть, ещё
его товарищ.
 
А шанс-то был ничтожнейший из ста!-
расклад паршивый: чёрту - кочерыжка.
И в такт "АК" он изрыгал не страх,
гнул, вместе с матом, о какой-то "крышке".
 
…Отвлёк бача огонь весь на себя,
пластая над дувалом мягко тело.
 
Лучом закатным полу-октября
свинцовая мелодия свистела…
 
 Он не просил ни Бога, ни судьбу,
так и ходил с осколком, вбитым в сердце.
И все дела вмещал в минутку ту,
и ею правду мерил,
словно "берцем"...

****************************

БЕСПРЕРЫВНЫЕ УЧЕНИЯ

В Средне-Азиатском дни-мучения.
По дрожащей маревом, жаре
бесконечной чередой - учения.
Ноги - "картофЕлиной" - в золе.

Сутками за хрипом прорывается
непечатно-штатным : "Твою мать!"
Округ ежедневно упражняется
Побеждать! И только побеждать!

Обкатали знанием достаточно.
Командирам тем - поклон земной!
Мы уже давно не на посадочном...
И за горизонтовой чертой,

зубы раскрошив от напряжения.
жар уняв холодным "перваком",
учимся в эпоху возвращения
говорить нормальным языком.

Обдираем кожу. Здравствуй, раны боль!
Расшнуруем души и сердца.
Звук трубы... Соль проступает заново
на хэбэшках и чертах лица.

Вновь задачи неподъёмной тяжести
каждый день приходится решать.
Временами отчего-то кажется,
что хриплю надсадно: "Твою мать!"

**************************

МОИ ДОРОГИЕ СОЛДАТЫ

Водою сквозь пальцы - года
и тают снежинками даты.
Лишь только друзья навсегда -
седые мальчишки-солдаты.
С наивною верой в добро,
с мужским пониманием чести.
Я с ними сроднился давно
и радуюсь каждой их вести.
Они прикрывали меня
в далёких горах Гиндукуша,
где трескалась в зное земля
и рвались осколками души.
Нас вместе сроднили года,
былые горячие даты.
Я счастлив, что живы друзья -
МОИ ДОРОГИЕ СОЛДАТЫ!

*****************************

ПУСТЬ СБУДЕТСЯ

Достану ящик из стола,
переберу наличное.
Ишь, память сразу увела
куда-то в очень личное:
за рубежи, за поворот,
в скалистое с растяжками.
Да что же так движок ревёт(?!)-
надсадно, во все тяжкие -
вдрызг сатанеет от потуг
и стрелкой рвёт запретное.
Бубнит водитель: "Сдюжим, друг!" -
для связки вставив светлые
(из подсознанья достаёт)
слова молитв забытые...

И я шепчу: "Пусть пронесёт.
А дальше - по наитию".

..."Сегодня, вроде, повезло!" -
повеселел "архаровец".

Нырок из памяти.
Снесло
туда, где спал с "макаровым",
где день за три, и с высоты
призывно-муэдзиново
не суры - к грешникам - святы,
а лязги магазиновы.

...

Я тихо ящик задвигал -
планшетка, фотографии...
Сопел сынишка,
интеграл
сверяя с географией.
И билась бабочка в окно,
похоже, что - капустница.
А я,
в то старое кино,
шептал одно:
- Пусть сбудется...