Календарь поэзии. 13 февраля

Всем привет!

Сегодня в поэтическом календаре день рождения Гнедича Николая Ивановича (02.(13 новый стиль) 02.1784 год, Полтава - 03.02.1833 год, Петербург) - русского поэта и переводчика.

Знаменитый переводчик "Илиады", родился в 1784 году в Полтаве. Его родители, небогатые потомки старинного дворянского рода, рано умерли - и уже в детстве поэт познал одиночество, ставшее уделом всей его жизни. В детстве же Гнедича посетила оспа и не только изуродовала его лицо, но лишила правого глаза. Все это оставило на характере поэта печать замкнутости, и если он не очерствел в эгоистической печали, то лишь благодаря врожденной энергии и рано пробудившейся любви к умственному труду.

Шестнадцати лет поступил он в Московский университет, где пробыл три года. Здесь он основательно ознакомился с латинской и греческой литературой, пристрастился к Шекспиру и Шиллеру и обнаружил большой декламаторский талант, играя на сцене университетского театра.

Переезжая из Москвы в Петербург для приискания места, Гнедич успел издать две переводных трагедии ("Абюфар" Дюсиса, и "Заговор Фиеско в Генуе" Шиллера) и один оригинальный роман из испанской жизни, исполненный чудовищных злодейств и приключений. В Петербурге Гнедич определился на службу в департамент министерства народного просвещения. Его стихи, оригинальные и переводные, равно как искусное чтение, открыли перед ним дома графа Строганова и А.С. Оленина. Благодаря покровительству последнего, Гнедич в 1811 г. был избран в члены российской академии и назначен библиотекарем публичной библиотеки, где прослужил до 1837 г., живя в соседстве и тесной дружбе с Крыловым.

Благодаря славе отличного чтеца, он сошелся с знаменитой красавицей-актрисой Семеновой, с которой проходил все роли ее обширного репертуара и для которой переделал трагедию "Лир" и перевел "Танкреда" Вольтера. Эта дружба была счастьем и мукой его одинокой жизни. Из оригинальных произведений Гнедича лучшим считается идиллия "Рыбаки", где имеется классическое описание петербургских белых ночей, цитируемое Пушкиным в примечании к "Евгению Онегину". Искренностью и глубокой грустью веет от нескольких его лирических пьес; таковы: "Перуанец к испанцу", "Общежитие", "Красоты Оссиана", "На гроб матери", "К другу".

Прозаические сочинения Гнедича обнаруживают большое образование и вкус, а сделанный им перевод простонародных новогреческих песен замечателен по чистоте и силе языка. Но слава Гнедича основана, главным образом, на его переводе "Илиады". До Гнедича "Илиада" была переведена прозой два раза: Якимовым в 1776 г., а потом Мартыновым, в начале нашего столетия. Сверх того, в 1787 г. были напечатаны первые шесть песен "Илиады" в стихотворном переложении Кострова, сделанном александрийскими стихами.

Гнедич решился продолжать дело Кострова и в 1809 г. издал в свет 7-ю песню "Илиады", переведенную тем же размером. В 1813 г., когда Гнедич дописывал уже 11-ю песнь, С.С. Уваров обратился к нему с письмом, в котором доказывал превосходство гекзаметра над александрийским стихом. Письмо это вызвало возражения Капниста, Воейкова и др.; но пока шел спор, возможен или невозможен русский гекзаметр, Гнедич, по собственному выражению, имел смелость отвязать от позорного столба стих Гомера и Виргилия, привязанный к нему Тредиаковским. Он уничтожил переведенные песни, стоившие ему шести лет упорного труда. Только в 1829 г. вышло полное издание "Илиады" размером подлинника. Перевод был горячо приветствуем нашими лучшими писателями, в особенности Пушкиным. Впоследствии Белинский писал, что "постигнуть дух, божественную простоту и пластическую красоту древних греков было суждено на Руси пока только одному Гнедичу", и ставил его гекзаметры выше гекзаметров Жуковского. Но другие отзывы были не столь благоприятны для Гнедича. Ордынский находил, что в переводе Гнедича потеряны нежность, игривость и простодушие, которые так свойственны Гомеру. Равным образом, по мнению Галахова, "Гнедич сообщил гомеровским песням какую-то торжественность, настроил их на риторический тон, чему особенно способствовало излишнее и не всегда разборчивое употребление славянских форм и оборотов". В самом деле, перевод Гнедича отмечен не только большими достоинствами, но и большими недостатками. Достоинства принадлежат самому Гнедичу: сила языка, благоговейное отношение к подлиннику, благодаря чему ни один гомеровский образ в переводе не потерян и не разукрашен (последнее часто встречается у Жуковского). Недостатки перевода объясняются эпохой, в какую жил переводчик. Члены "Беседы", защитники "старого слога", Шишков, Херасков, Сохацкий, Мерзляков еще не были побеждены Карамзиным и его подражателями; славянские обороты еще считались необходимым условием возвышенного стиля, столь естественного в литературе, чуть ли не на половину состоявшей из од и дифирамбов. А что возвышеннее Гомера и вообще древних писателей? Чувства, внушаемые классическими поэтами, приписывались им самим, как будто древние казались сами себе древними и отменно почтенными. Отсюда приподнятость тона, замечаемая в переводе Гнедича, и соответствующие этому тону славянские обороты. Нельзя назвать удачными эпитеты, вроде "празднобродных" псов, "коннодоспешных" мужей, "звуконогих" коней, "ясноглаголевых" смертных, "хитрошвенных" ремней. Равным образом странны выражения: "властным повинуяся", "мужи коснящие на битву", "о, Атрид, не неправдуй", "трояне, бодатели коней", "к бережи их", "в омраке чувств". Все это, действительно, затрудняет чтение перевода Гнедича, в особенности если вспомнить, что "Илиада" большинством читается в юношеском возрасте. Но все эти недостатки искупаются искренностью и силой, веющими от стихов Гнедича.

Усиленные занятия ослабили и без того болезненный организм поэта. В 1825 г. он безуспешно ездил на кавказские минеральные воды. В 1831 г. врачи убедили его ехать в Москву на искусственные минеральные воды. 3 февраля 1833 г. Гнедич умер, и прах его погребен на новом кладбище Александро-Невского монастыря, рядом с Крыловым.

 ***   
НА ГРОБЕ МАТЕРИ

                От колыбели я остался
                В печальном мире сиротой;
                На утре дней моих расстался,
                О мать бесценная, с тобой!
                И посох странника бросаю
                Я в первый раз в углу родном;
                И в первый раз я посещаю
                Твой тесный, безысходный дом!
                И, землю в трепете лобзая
                Святую сердцу моему,
                Скажу впервое: тень святая,
                Мир вечный праху твоему!

                Как черный крест твой наклонился
                К холму, поросшему травой!
                Надгробный камень весь покрылся
                Песком и мшистой муравой,
                И холм с землею поровняло!
                Увы! он скоро б был забыт;
                Мне скоро б неизвестно стало
                И место, где твой прах сокрыт!
                И, сын печальный, я бы тщетно
                Могилы матери искал;
                Ее прошел бы неприметно
                И, может быть, ногой попрал!..
                Прости! - оставленный тобою,
                Я от пелен усыновлен
                Суровой мачехой-судьбою.
                Она, от берега мой челн
                Толкнув, гнала его жестоко
                Между бушующих зыбей
                И занесла меня далеко
                От тихой родины моей.
                И лишь теперь волной счастливой
                К брегам родным я принесен;
                Любовью сирою, тоскливой
                К твоей могиле приведен.
                На гроб не кипариса лозы,
                Но, лучший дар мне от творца,
                Я песни приношу и слезы,
                Богатство скромное певца.

                Увы! когда ты испускала
                Из уст последний жизни вздох,
                Но взор еще на нас кидала,
                Я траты чувствовать не мог.
                Теперь возросшую со мною
                Печаль я изолью в слезах;
                Поплачу над землей сырою,
                Сокрывшею мне милый прах!
                Еще не раз, душой унылый.
                Один, в полуночной тиши,
                Приду я у твоей могилы
                Искать отрады для души.
                Приду - и холм, с землей сравненный,
                Возвышу свежий над тобой;
                И черный крест, к земле склоненный,
                Возобновлю моей рукой;
                И тризной, в день суббот священных,
                Я, ублажая тень твою,
                При воскуреньи жертв смиренных
                Надгробны песни воспою.
                А ты, слух к песням преклоняя,
                От звезд к могиле ниспустись,
                И, горесть сына утешая,
                Тень матери - очам явись!
                Узреть мне дай твой лик священный,
                Хоть тень свою мне дай обнять,
                Чтоб, в мир духов переселенный,
                Я мог и там тебя узнать!

                1805
                ОСЕНЬ

                Дубравы пышные, где ваше одеянье?
                Где ваши прелести, о холмы и поля,
                Журчание ключей, цветов благоуханье?
                Где красота твоя, роскошная земля?

                Куда сокрылися певцов пернатых хоры,
                Живившие леса гармонией своей?
                Зачем оставили приют их мирных дней?
                И всё уныло вкруг - леса, долины, горы!

                Шумит порывный ветр между дерев нагих
                И, желтый лист крутя, далеко завевает, -
                Так всё проходит здесь, явление на миг:
                Так гордый сын земли цветет и исчезает!

                На крыльях времени безмолвного летят
                И старость и зима, гроза самой природы;
                Они, нещадные и быстрые, умчат,
                Как у весны цветы, у нас младые годы!

                Но что ж? крутитесь вы сей мрачною судьбой,
                Вы, коих низкие надежды и желанья
                Лишь пресмыкаются над бренною землей,
                И дух ваш заключат в гробах без упованья.

                Но кто за темный гроб с возвышенной душой,
                С святой надеждою взор ясный простирает,
                С презреньем тот на жизнь, на мрачный мир взирает
                И улыбается превратности земной.

                Весна украсить мир ужель не возвратится?
                И солнце пало ли на вечный свой закат?
                Нет! новым пурпуром восток воспламенится,
                И новою весной дубравы зашумят.

                А я остануся в ничтожность погруженный,
                Как всемогущий перст цветок животворит?
                Как червь, сей житель дня, от смерти пробужденный,
                На крыльях золотых вновь к жизни полетит!

                Сменяйтесь, времена, катитесь в вечность, годы!
                Но некогда весна несменная сойдет!
                Жив бог, жива душа! и, царь земной природы,
                Воскреснет человек: у бога мертвых нет!

                1819