Изнанка войны

«Ну, что будем делать с фрицем?» – спросил лейтенант. Сплюнув сквозь зубы, сержант провоцировал: «Есть у меня мыслишка… Давайте по очереди в него стрелять с десяти метров. Тот, кто промахнётся или его убьёт, пойдёт добывать спирт и еду…»  Товарищам понравилась идея, они давно жаждали поиздеваться над фашистом так же, как те издевались над нашими. В леденящих жестокостью взглядах советских воинов даже не сверкнул лучик жалости…
Вывели фрица на открытое место, тот весь съёжился, предчувствуя казнь. Бросили бойцы меж собой жребий, первым выстрелил лейтенант навскидку с десяти метров. Пуля попала пленному немцу ниже колена, раздробив кость. Фашист упал, как подкошенный, закричав от боли. А лейтенант хладнокровно произнёс: «Это тебе за Киев, гад…» Сержант послал пулю в левую руку со словами: «За Харьков…» Немец корчился в страданиях, а наши солдаты продолжали состязаться в меткости стрельбы, приговаривая: «За мать и за сестру… От твоего фюрера, тварь… За мою сожжённую Ивантеевку…» Их больной ум после зверства войны перестал отличать человечность от бесчеловечности, они вымещали скопившуюся злобу на пленном…
Истекая кровью, фашист, получивший уже более десяти ранений, ещё дышал, но уже не кричал, когда очередная пуля пробивала ему руку или ногу. Из наших бойцов никто не хотел убивать врага, никто не хотел отправляться на поиски пропитания и выпивки в этой глухомани.
Красноармейцы не заметили, после чьего выстрела немец умер. Каждый из них отвёл душу в издевательстве над врагом, каждый без колебаний целился в беспомощного врага, с ненавистью спуская курок. Они хорошо уяснили, что на войне жизнь подчинена законам безумия. Также они хорошо уяснили, что об этом нельзя рассказывать посторонним, начальству тоже не надо знать об их развлечении…

                Записано со слов родственника фронтовика