То вот вам и повод любить этот край беззаветно!

Понтийские иглицы заняли тропы и склон,
куда ни шагни, всюду иглы в порыве исканий.
Навис над обрывом огромный и серый, как слон,
готовый обрушиться массой чудовищной, камень.
Внизу таких монстров сорвавшихся – несколько штук,
и в шторм их бодают валы воспалёнными лбами.
Коль бросил курить, то и незачем старый мундштук
сосать на ходу и почмокивать смачно губами.
Тропа исчезает и вновь проступает опять,
стволы земляничников светятся в зарослях медно,
и если тебе стукнут завтра твои двадцать пять,
то вот вам и повод любить этот край беззаветно.
Пройдя весь Мартьян, попадаешь в залив небольшой,
где лижет волна валуны, словно кошка-лизунья,
и только сейчас отходить начинаешь душой
от подлости быта, от скуки, от телебезумья.
Потом ты плывёшь в расхрустальнейшей в мире воде,
за горный массив облака потянулись, литые,
над моховиками медузы пульсируют, где
секунду назад лобаны пронеслись золотые.
И ты забываешь, что где-то визжат тормоза,
что в мир параллельный случайно забрёл ты из ада,
лежи на волне, прикрывая от солнца глаза,
и не вспоминай ради Бога об этом, не надо.
А чайки парят, как парить могут только они:
то тают в зените, то плавно слетаются в стаю, –
полётам во сне их полёт, безусловно, сродни.
Я так же во сне, без малейших усилий, летаю…
Качает волна невесомое тело моё,
и небо бездонно, и море, и их не постичь, и,
и думать не хочется, что где-то есть вороньё
в обличиях разных и каркающих не по-птичьи…