За окнами слякоть...

За окнами слякоть и город в тумане страдает похмельем, тоской и мигренью,
в промозглого утра холодном капкане зажав дремотою, апатией, ленью.
Такое не редкость…такое бывает… довольно у осени дней непогожих…
в тумане с деревьев октябрь обрывает листву и швыряет под ноги прохожих.

Шумит мегаполис, как мамонты, древний, одежды – окраины рвёт новостроем…
А хочется взять и податься в деревню, в глубинку, где всё так и дышит покоем.
Забросить дела… не спеша пообедав, в уютное кресло с довольною миной –
к объятиям тёплым пушистого пледа – усесться и вытянуть ноги к камину.

Смотреть, как на углях, средь алого жара Огневки следы рассыпаются змейкой
и думать с котом полусонным на пару, что жизнь хороша, хоть цена ей – копейка.
Поверить, что в мире, забытом богами, есть смысл и добро, есть любовь, человечность
и слушать, как меряет время шагами прадедовских ходиков пыльную Вечность.

С судьбою своей не играть в «чёт» и «нечет» дрожащею тварью, до самой кончины –
воткнуть в канделябры старинные свечи и, тьму разгоняя, зажечь от лучины.
Оставить проблемы за запертой дверью, забыть, как бывает порою несладко,
достать из серванта гусиные перья, чернила и рифмой испачкать тетрадку.

И просто творить, уподобившись богу, создать необычное... что-то такое…
перо уронив, засыпать понемногу, к груди постепенно клонясь головою…

Но… Где это всё? Где такое возможно? Где рай, тот, в котором быть можно собою?
Ну, разве во сне – скоротечном, тревожном оборванном грубо будильника боем.

И… новое утро придёт зверобоем, на нас, бестолковых, устроит охоту,
в отару собьёт и погонит гурьбою за хлебом насущным на ниву работы.
Расстелет для чад непослушных дороги, дождём моросящим всплакнёт виновато
и будет швырять под бегущие ноги огня – листопада фальшивое злато.

Растает туман и растают надежды… покой обретётся в объятьях подушки…
и сквозь полусонно прикрытые вежды в мой сон постучится молоденький Пушкин…