Беженцы блаженства...

                I.

Не отклоняйся от блаженства,
не избегая многоженства,
жетон, жеманясь, оброня;
ему агентом служит морфий,
что квартирует в Дюссельдорфе,
луной из Гамбурга маня

в Нормандию, десант на рейде,
песок отполирует грейдер,
стирая гребни и узор;
гряда взбегает за грядою,
бредут барашки чередою,
про свой не ведая позор.

Oh, mon trеsor, вступают икры,
мой морфий затевает игры
и к шее возгоняет жар;
так тигра поступь торовата,
не остановит стекловата
поток, трясенье и пожар.

У правды нет температуры,
её облаивают дуры
и скалят зубы, их резцы
стирают разницу и грани,
эмалью притирая ране
перележалые квасцы.

О чьи сосцы губам споткнуться,
когда то плачут, то дерутся,
не сообщаясь впопыхах
с единственной тропою счастья,
от безучастья до злосчастья
влачась в отрепьях и грехах.

А счастье, между тем, возможно,
не сослагательно, не сложно,
не ложной кожею сковав
свои дряхлеющие чресла,
обременяющие кресло,
скрипящее: “Comment ca va?”

                II.

Терзай меня, синестезия:
ударит гром – во рту имбирь,
вне иннервации упырь,
помимо ratio Россия.

Кретины – клети креатуры,
метан метания эфир,
мой кот преследует кефир,
зато не терпит ангостуры.

Квестуры пестуют урыльник,
у медных карма аммиак,
для перемен горит терьяк,
а як взыскует подзатыльник.

                III.

Ни троп и ни дорог, нагорья, крон плюмажи,
прозрачная вода в изложницах песка,
налётом соляным изъязвлена доска,
ленивая волна облизывает пляжи.

Колеблемой листвой скользят протуберанцы
вечернею порой от жёлтых фонарей,
стекает карамель по выступам дверей,
за ними, затаясь, толкутся новобранцы.

Кто объявил призыв отбросам и машинам,
клевретом у зверья отважившись служить,
возводят этажи безмозглые пажи,
казармы, аппельплац и вышки по вершинам.

Изгнали, оболгав, из круга терпкий латекс,
внушили, приучив пассивных и немых,
покорно каждый день жевать казённый жмых
и сплёвывать позор на розовую скатерть.


Soundtrack: Anne-Sophie Mutter, Pablo de Sarasate, Zigeunenrweisen  Op. 20.