Глава 14. Кобальт

                Зайцев ничего не знал о совах. 

                Как,  впрочем, и о других птицах планеты. Филе кур и индейки - не в счет.

                В старших классах Заяц со товарищи  был на экскурсии в зоопарке. Придурок Паша Разихин зачем-то раздразнил злобно посматривающего сквозь ограждение страуса и в нужный момент отпрыгнул. Божья тварь резким движением захлопывающегося шлагбаума клюнула ни в чем не повинного Андрея в плечо, да так, что кровь залила руку, а в месте удара нарисовался внушительных размеров синяк. Разихин еще долго доказывал, что расстояние между железными прутьями  гораздо меньше, чем объем головы мстительного эму, и агрессор в перьях применил технологии телепортации. Повизжавшие, как водится, девчонки полили источник кровотечения сладкими духами "Бриз" и перевязали раненого носовым платком.

                Воробьи и коварные голуби, встречавшиеся горожанину Зайцеву на каждом шагу тоже не совсем тянули на  птиц, ибо одни были , скорее, символами городской суеты, другие - символами вечной  угрозы прийти на работу в испорченном костюме ("Ой, Андрей Андреич!Не переживайте! Это к деньгам! Вот вам салфеточка!").

                Стирая противный птичий помет с плаща, Заяц всегда вспоминал кадр из старого кино, где на гранитный монумент в виде гигантского голубя на альпинистских "соплях" резво спускаются ожесточенные люди с рулонами туалетной бумаги. Запятнанный доцент мысленно снимал животрепещущие кадры своего орнитологического боевика: вот, он гонится за офигевшей птичкой Пикассо, забывшей как взлететь, вот он цепко ловит обидчика и, отобрав лавровую ветвь, приковывает к низкому ограждению клумбы. И когда человек зловеще готовится приспустить штаны и сделать свое коричневое дело, обезумевший от ужаса голубь падает на колени и по-мультяшному прижав крылья к сизой груди, кается и обещает впредь целиться. Тогда-то довольный и весьма предусмотрительный победитель достает из кармана не слишком длинный список...

                В общем, с птичками как-то не сложилось.

                В детстве у Зайца были рыбки. Третьеклассник Андрюша любил присматривать за тем , как всякие там гуппи и вуалехвосты неназойливо мерцали за стеклом уютного аквариума. Заяц даже нарек безмолвных существ именами своих одноклассников, и с удовольствием наблюдал, как жемчужный гурами Алексеенко загонял за пластиковый замок  скалярию-второгодника Гарифулина.

                Однажды, в  зимний воскресный  день, ничто не предвещало катаклизма... Безмятежный  Зайцев  играл во дворе в хоккей, а  сердобольная бабушка, вечно озабоченная микроклиматом квартиры, опустила в аквариум кипятильник - "чуток погреть касатиков". Склероз восторжествовал над благими намерениями, и  взору  румяного  отрока  с клюшкой предстали сорок литров ухи, в которой нашел вечный покой весь рыбокласс  Зайца.

                Потом , годы спустя, скоропостижно женатый Андрей дружил с коккер-спаниелем Эрни, поражаясь умению пса доверчиво  класть голову на колени  человеку и внимать.

                На собачьем  эпизоде юннатство Зайцева  закончилось, и теперь, внося в свою квартиру коматозно настроенную  лесную птицу, Андрей , по  дороге поправивший ауру айраном, четко нарисовал в уме многоходовку: блюдце с молоком - картонная коробка со старой футболкой на дне - подрезать крылья. Из каких  детских книг возрожденному из запойного пепла Зайцу прилетела информация об усечении оперения неизвестно, но сова, словно услышав эту садистскую мысль , приоткрыла глаза и очень доходчиво покрутила головой. Хреновый орнитолог успокоительно кивнул и убрал из многоходовки последний пункт.