из поэмы Есениния

Раскаяние

От меня отвернулся, как видимо, Бог!
Нет, скорее, прощенья Его я не стою…
Бес, с фамилией Блюмкин,
В подвал приволок
Двух заложников,
Мужа с женою.

Их при мне заставляли у «стенки» раздеться,
У разбитого пулями, в щепки, щита.
И я видел,
Как бьётся испуганно сердце
У неё, что прекрасна была, как мечта…

Молодая дворянка, почти что без сил,
В мужа точно врастала,
Надеясь на чудо…
Он глаза ей ладонью надежно прикрыл,
В нашу сторону сплюнув:
- Стреляйте, Иуды!

Залп!
Наганы дырявили плоть в решето,
Что в отверстиях рваных вином закипела.
Их при мне убивали.
Всего лишь за то,
Что ни разу я в жизни не видел расстрела.

Я свой грех, много позже, сполна осознал.
Мою душу он выжег свинцовой волною.
Ну и что из того,
Что я сам не стрелял?
Попросил…
Получай же, на блюдце с каймою!

Я Иуда?
Клейма раскалённого жуть
Припекает невыносимой ценою.
Я бы много отдал, чтоб, как в фильме, вернуть,
Прокрутить
И забыть сотворённое мною.

Из Страны негодяев стремлюсь я уйти,
Не в Инонию пусть,
Но в Россию иную!
Жалко, только неторные эти пути
И не каждый найдёт их…
Ищу я!
Взыскую!

Только совесть твердит, как глухая тоска,
От которой я в пьяном угаре скрывался:
- Ищешь путь?
А, какого ж рожна ты в ЧеКа
Спирт лакал и с убийцами в коже братался?

Потому погружаюсь в горячечный бред,
Где никто не подскажет,
Никто не поможет.
Крестьянин?
Большевик?
Или, всё же, поэт?
Кто я, кто!..
Бог молчит.
Убиенные тоже.

Матерь Божья, я грешен…
Я был подлецом…
Но, когда отрекусь от красивой неправды,
Мне закрой своей тёплой ладонью лицо
За секунду
До громкой,расстрельной команды.