Литинститут

На планете Земля, недалеко от полюса, на земле зари,
Где змей спит с орлом, выбирая между левой и правою головою,
Неподвижных нас бледнолицые дикари
Посыпали ночами тарусской святой золою,
И петли жизни, обматывающие алтари
Пронизывались прямой линией за тобою.

Когда я прикасался к тебе мне казалось, что трогал дверь,
Запертую изнутри (поддверную щель я кормил записками то и дело,
И раз в день дверь открывалась и высовывалась злая бабка моих потерь,
И доставала для меня из-за пазухи сорные вина тела)
Истины крови: межзвёздный цветной картон.
А фоном всему был ворочающийся дракон.

Ещё был ворон. Он без конца вертел
Серебряным клювом шестерёнки Литинститута.
В одной из его аудиторий жил Харон за ширмой летящих стрел.
По коридорам ходила ведьма в платье из листьев тута.
У неё в руках было почато не то вино.
Мастер отворачивался, брезгливо посматривая в окно.

Харон в подсобке мастерил лодку. На залитом льдом крыльце
Стоял демон в меховой шапке и противотанковый ёж хрустальный.
Ворониха импульсами тела микропроцессор генерировала в своём яйце.
На подоконнике валялся сборник стихов кустарный.
На его обложке было написано: "Неразрешё...",
А на кафедре его автор нарабатывал хорошо.

Ещё там жил Бродский, на ухо всем шепча:
"Спорю на доллар я буду у ведьмы первый"
На его голове на маку текла свеча.
С лекций валил народ. Поскрипывал пол фанерный.
Не найдя Елену, афишу читал герой,
Пока в актовом зале прополащивали очередной мурой.

Герцен, с головой погрузившись в себя, горбушу ловил рукой.
С бульвара доносился присвист жалейки.
Протяжно гудел, студентов распугивая трубой,
Паровоз по коридорам проложенной узкоколейки.
На чердаке виноград зимовал с плющом,
А Бродский примостился поодаль с ведьмочкой за плечом.

Ему все говорили, что он дурак и полюбил не ту.
И что никому не нужна эта внутримуниципальная Иллиада.
Но, если честно, когда аудитории погружаются в темноту,
Появляются змеи, сирены и прочая прелесть ада.
И у неё на коже выкристаллизовываются в его поту
Бриллианты весом в десятую часть карата.