песня под гитару - над Житомиром осенний листопад

я отсидел, но вышел кое-как,
а как сидел, рассказывать не буду.
И я забрёл в один житомирский кабак
и заказал все дорогие блюда.
Официантка расцвела, как мак.
«Как звать?» - спросил. Она сказала «Люда».

Оркестр играл, как много лет назад,
репертуар всем хорошо известный.
А над Житомиром осенний листопад
и листья так ответственно летят,
как будто с неба к нам благие вести.

А что я ел? Не спрашивай, постой.
А что я пил? Я пил, конечно, водку.
Я чувствовал себя, как крепостной,
отпущенный внезапно на свободу.

И, как птенец, дрожал стакан в руке.
Носила Люда новые графины.
И я пошёл меж столиков в оркестр
и дал им денег, чтобы не грубили.

Я пел, едва державшись на ногах,
но текст не врал, хоть это было странно,
про финский нож в чаду кабацких драк
и синие цветы из Тегерана.

Я пел о том, что счастье лишь мечта,
что увяданьем золота охвачен,
а эти суки вызвали мента,
хоть каждый подтвердит, уж если так –
я просто пел и стол мой был оплачен.

Был очень злой и очень жадный мент,
в меня дохнул он перегаром  водки,
спросил он на предъяву документ
и, как волчара, зыркнул на наколки.

Напротив нас сидел авторитет,
он, как монах житомирского братства,
взял на себя молчания обет
и мог вобще в разборку не мешаться.

Но вдруг он встал, как кое-что встаёт,
и подошёл к менту легко и плавно,
и он сказал: «Пускай жиган поёт.
Хоть песни старые, но все они о главном»

Мент сразу сник на этот аргумент.
Как Монна Лиза, усмехнулась Люда.
Ещё момент, ещё один момент
и он своё бы получил, паскуда.

Я вновь запел про золото волос,
и сам себя [взгрустнув, как Ленин в Горках]
спросил: откуда столько развелось
голодных оборотней в голубых погонах?
Но этот риторический вопрос
уже решают в верхних эшелонах.

Оркестр играл, как много лет назад,
репертуар всем хорошо известный.
А над Житомиром осенний листопад
и листья так ответственно летят,
как будто с неба к нам благие вести