Molto bene

Мою душу повесили осенью. Было холодно.
За окном у меня Вивальди играл на клавишных.
Моё тело было протащено по полу волоком
кем-то. На голову выше себя поставивших.

Они на меня смотрели, а я смеялась.
Смеялась бесплотно. Они всё кусали локти.
Я в горе своем тонуть картинно старалась
especially for them. Прослыла "уродцем".

В годы форсированной кем-то эмансипации,
модернизации, в годы общей бессмысленности
мы спрятали наши сердца за стальные панцири
и погнались за названной кем-то истиной.

Потом вдруг пришла зима, и мы заключили
совсем негуманный "Пакт о неразглашении".
И стало немного легче, будто впервые
свершилось то, чего мы сами хотели.

Бетховен стер в кровь себе пальцы, играя ныне,
Вивальди бы так не смог, он жив, когда грустно.
Пускай для кого-то мы чокнутыми прослыли,
зато мы творим величайшее в мире искусство.

Мою душу повесили осенью, так и оставили.
Я шептала сквозь зубы: "Всё molto bene". Не плакала.
А зимой меня сняли с петли. Меня исправили.
Я просила вернуть на место. Я часто падала.

Мне дали пощечину. Мне приказали жить.
И это меня заставило отрезвиться.
Прежде чем бегать, я научусь ходить!
Merci, господа, мне следует извиниться
за то, что позволила я себя хоронить,
за то, что пыталась со смертью своей смириться.

"Molto bene", теперь мне позволено так говорить!

Как фениксу мне б из прошлого праха родиться.