Нет у любви бесследно сгинуть права

               
                эссе
                100-летний юбилей Евгения Березницкого постучался в мою душу, и она откликнулась. Да и могло ли быть иначе? Его стихи затронули сердце ещё в юности. В 17 лет я записывала в альбом полюбившиеся стихи. Как-то так получилось, что у двух стихотворений авторы не были указаны, я терялась в догадках, не найдя источников.
       К 400-летию Томска был издан сборник стихов томских поэтов, более 300 авторов от начала 19 века до наших дней. Томский краевед Нина Федоровна Приходько и поэтесса Галина Васильевна Небараковская изрядно потрудились, чтобы составить этот сборник. Целыми днями до поздней ночи многие месяцы они сидели в архиве пушкинской библиотеки, собирая стихи когда-либо и где-либо напечатанные. Многие авторы уже не переиздаются, и только благодаря такому титаническому труду, они увидели свет.
       Перечитывая сборник, я наткнулась на полюбившееся когда-то стихотворение. Мгновенная радость, словно волна, сладко захлестнула сердце. Глаза впились в первые строки:
                Берёзка
Посмотри: вся в изумрудных блёстках,
В капельках рубиновой росы,
Вышла рано поутру берёзка
Прямо из полуночной грозы.
       В ту же секунду невидимый фитилёк, пробежал в подсознании и…взрыв! Неизвестным автором оказался Евгений Березницкий. Тот самый, кому Елизавета Стюарт – моя самая любимая поэтесса – посвящала свои пронзительные стихи, потрясшие силой, чистотой и глубиной чувств.
       Наверное, Колумб, открыв Америку, обрадовался меньше. Ведь это, с юности полюбившееся стихотворение, было адресовано именно ей, это её он приглашает разделить свою радость созерцания прекрасного. Это её он называет берёзкой, в аллегорической форме описывая свои чувства. Круг замкнулся.
В эту ночь, когда гроза крепчала
И когда ей делалось трудней, –
Робко мне она в окно стучала
Горестью непрошенной своей.
За окном ни зги. Но голубая
Вдруг над садом молния взвилась;
Видел я, что, ветви заметая,
С тополем берёзка обнялась.
Знать в объятьях было много силы,
В страсти переплетшихся ветвей,
И деревья больше не просили
Этой ночью помощи моей.
И стояли бурю принимая,
Чувства перед садом не тая,
Прав ли, что берёзкой называю
Я тебя, любимая моя?
Верю я, родная, что с тобою
В ярком человеческом саду
В радости, невзгоде, под грозою
Силу неизбывную найду!
       Второе стихотворение, его автором тоже оказался Евгений Березницкий, называется «Гроза». Оно тоже посвящено Елизавете Стюарт. Я была восхищена её образом, который ярко нарисован в этих стихотворениях.
       Потрясённая своим открытием, я не сомневалась, что в Елизавете Стюарт, текла королевская кровь, некогда казнённой Марии Стюарт, образ которой воспет великими поэтами и писателями прошлого, что она унаследовала и силу духа, и мощь, и характер её.
       Хотя о её родословной Евгений Березницкий, скорее всего, ничего не знал, ведь, настрадавшись в послереволюционные годы из-за своей фамилии, когда её не приняли в ТГУ только из-за королевских корней, она старалась не касаться больной темы, не афишировать своё родство. А он был просто околдован её харизмой, он был влюблён, его увлекла её дерзость и отвага во время грозы. Искренность его чувств подкупает.
                Гроза
Как для прыжка, легла и сжалась
Река в предчувствии дождя.
Гроза над Обью надвигалась,
Тяжёлый грохот громоздя.

Я ждал тогда хоть лёгкой тени
Испуга на лице твоём.
Но ты отвергла отступленье,
Сказала: «Надо плыть, Евгений,
Берись за вёсла, и плывём!»

Плывём. В предгрозье горы меркнут…
Вот над рекой затрепетал
Тревожный ветер. Словно беркут,
Кругами к тучам взмыл и сверху
Ударил вдруг по стрепетам.

Волна свирепая вставала,
На пенных гребнях нас несло,
Но твёрдо лодку направляло
Вразрез косматой пене вала
Твоё упрямое весло.

       Какой лёгкий слог, живописующий грозу и смелость своей возлюбленной! Всё глубже погружаясь в воспоминания, тон стихотворения становится всё более доверительным и напряжённым одновременно.

Ты помнишь, друг, – волна ребром
Нас в бездну бросила. Другая
Грозит! Но вёслам помогая,
Запела ты тогда о том,
Что любишь ты в начале мая
Грозу и первый вешний гром.
Осатанев, гроза вертелась,
Дивилась дерзости двоих…
Тебе же в бурю петь хотелось.
Ты поняла: я черпал смелость
И мужество в глазах твоих!

       Только взглянув как бы со стороны, издалека «на сумрак зыбкий» и на свою отчаянную решимость и мгновенно оценив весь риск, она «тревожно дрогнула слегка».

Но самым крепким поцелуем
Я оценил поступок твой.
Был вечер влажный, голубой…
Гроза прошла, вдали бушуя,
Безвольный в берег бил прибой.
И я признался не тая,
Что я сильней с тобою рядом,
С твоей улыбкой, песней, взглядом,
Когда цветёт весенним садом
Отвага девичья твоя!
      Он был бесконечно восхищён её решимостью. Она вселяла в него уверенность, давала силу в момент опасности и отчаяния.
      Я ещё раз пережила волнение юности, когда, упиваясь этими чувствами, переписывала  стихотворение в свой альбом. В антологии Томской поэзии его нет, но, как сказал Владимир Маяковский: «Если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Моей душе эти стихи были нужны, и они остались в ней жить. Я с радостью делюсь ими с вами.
       Вчитываюсь в скупые строки краткой биографии, из которой узнаю, что родился Евгений Березницкий в 1909 году на Украине. В 1911 году семья из Киева переезжает в Томск. Учился он в геологоразведочном техникуме. Видно, романтика позвала его сердце, но громко заявивший о себе талант, поменял планы. Работал литературным консультантом в газете «Советская Сибирь» и журнале «Сибирские огни». Одновременно писал детские и лирические стихи. В Новосибирском книжном издательстве выпущен сборник лирических стихотворений «На Оби» и детская книжка в стихах «Похождения храброго ерша». Перед войной вышел ещё один сборник: «Дороже жизни».
       Он погиб под Ельней в самом начале войны: 25 июля ушёл добровольцем на фронт, а в августе его уже не стало. Елизавета Стюарт напишет:

Больше мне в мире тебя не найти…
Вот она – боль непомерной утраты…
В битве на трудном солдатском пути,
Пал ты суровою смертью солдата.

       Как клятва звучат её слова:

Всё долюблю, что ты в жизни любил,
Всё, что теперь ты не в силах найти в ней:
Свист журавлиных распахнутых крыл,
Запах дорог после тёплого ливня.

       Всю свою оставшуюся жизнь она будет оплакивать своего любимого, «закалив гнев в огне неповторимой муки», посвящая ему свои стихи, которые слагались «на кромке недавней беды». Она лелеет каждое своё воспоминанье:
Ломились молнии в оконце,
Сверкая лезвием ножа…
Я помню дождь, слепой от солнца,
В нём каждой каплей дорожа.
Как она благодарна любви «на миг прорезавшей тучи»!

За всё тебя благодарю:
За блеск реки, за скрип уключин,
За позднюю мою зарю
На миг прорезавшую тучи.
С годами её любовь не прошла, не смотря на мудрость и осознание, что она «выдумала» своего любимого, она верна своей памяти:

За то, что мне любовь твоя
Была порой нужнее хлеба…
За то, что выдумала я
Тебя таким, каким ты не был.
В её сердце всё, что связано с ним, помнится до мельчайших подробностей:

Храню я виденья далёкой поры:
Тропинку к той светлой реке.
Где бабочки цвета сосновой коры
Плясали на влажном песке.
       Она обладала, как уже отмечалось, редким даром – быть благодарной.

И всё-таки судьбе я благодарна:
За то, что подарила мне сполна
Сосновый бор со смолкою янтарной
И речку, где купается луна.

Всё подарила: вёдро и ненастья
И паутины лёгонькую нить.
Ещё – стихи. И ровно столько счастья,
Чтоб я его сумела оценить.
Её поэзия рождалась на той боли, которую она когда-то пережила. И главное её желание:

Слушай просьбу самую большую –
Ты верни мою былую боль.
Не любовь, не юность! Только эту
Яркость чувств, как много лет назад.
Только ярость пламенного лета
Всех моих крушений и утрат!..

В её стихах, как в творчестве любого большого художника, ощущается поступь времени.

Россия…
                Родина…
                Рассвет…
Простор, да тоненькие ели…
Но болью наливался век,
Качая волны в колыбели.

Мы знали – этот срок придёт,
Бедой и горем угрожая…
Но мы навстречу шли вперёд.
Не по летам в пути мужая.

И час настал.
                И стал любой
Из нас, как лучший сын, Россия,
А всё, что не было тобой,
Как дым пожарищ относило.

И всё, что не было любовь,
Всё нашей ненавистью было.
И насмерть мы стояли вновь
Сердец несокрушимой силой.

Всей силой пережитых мук.
Всей горечью воспоминаний,
Тоскою разлучённых рук
И страстью прерванных свиданий.

За то, чтобы над мраком лет.
Где пули на просторах пели,
Поднялся медленный рассвет,
Качая счастье в колыбели.

Перед тем, как уйти на фронт, Евгений Березницкий пророчески напишет:
               
                Идём мы, смерть презирая,
                Не умирать, а жить!