Великим поэтам Стихиры посвяща

Мы все поэты, между проч,
стихи мы пишем дни и ноч,
а кто не пишет, не поэт,
а так, завязка для штиблет!

Веди строку и вкривь и вко,
а это, право, нелегко,
и буквы правильно расста
на гладкой плоскости листа!

И всё, и боле ничего!
Закончил стих, кричи: ого!
Пусть я не Байрон и не Пу,
зато свою нашёл тропу!

По ней бреду и всё мне по,
она ведёт меня в сельпо,
там буду стих читать с крыльца
для дояра и кузнеца.

На пьедестал меня народ
всенепременно вознесёт
и я лицом не грянусь в гря,
себя вовсю боготворя!


Если вам до фени-бени
скок скакательных движений
и ползком ползёте вы
к оголовьям головы --
тут вас и прикроют крышкой
от мыслительной мыслишки,
смехотворный сея смех
согрешившему во грех.

Если вы, стреляя стрелкой,
залепили щелке в щелку,
видя в смотровой глазок
в неурочный час урок
прелюбодеяний любных
губ, надетых на нагубник,
то стреляйте стрелкой вновь:
прочь, развратная любовь!

                Вес Не посвяща
                В тихом городе Берново есть красотки, право слово, и одна из них – Вес На, очень верная жена! На щеках горит румянец, тело вбито в сарафанец, ножки в туфельки обуты – фу ты, ну ты, лапти гнуты! Вот она идёт аллеей, ликом праведным алея, восхищается народ: попой пишет, не идёт! Пишет, пишет, не допишет, с мужиков срывает крыши, с бабьих губ стекает яд: до чего вертучий зад! И с меня снесло панаму, я шепчу: ядрёна мама, подержаться бы рукой мне за этот непокой!

                А борщи она готовит, расстегайчики и пловы – челюсть падает в отвес со слюною или без! Без народа, при народе мужики липучек вроде к ней подкатывались: Надь, можно вас пощекотать? Муж её – гроза и пламя, ноги им вязал узлами – и катился колобок, не слизав с Вес Ны творог. Вот и я, не став поэтом, завлекал её сонетом, а она в лицо мне: брысь, мужу я верна всю жизнь!

                Эх, судьба моя, галоша, или я совсем изношен, или нет на мне лица, чтоб влюбилась в молодца с выдачей  ему ответно не четырнадцать сонетных строк с невнятным резюме: Белкин, ты ни бэ, ни мэ! – а приятные словечки с посиделками у речки, с полежалками во ржи? Эй, комарик, не жужжи!.. В общем, в городе Берново есть красавица – не новость, и мужик при ней хорош, но драчлив, ядрёна вошь!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»

            Тёте Вале Сидоровой посвяща

Лопатино не за горами, а в среднерусской полосе,
оно притиснулось дворами к раздолбанному в прах шоссе.
Ни поезда туда не ходят, ни самолёты не летят,
средь пенсионного народа там пять парней на сто девчат.
(И кратко выражусь, без мата – интеллигентность налицо:
что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом! ) (С).
Но это просто трали-вали, ни к месту, да и не смешно...
Там проживает тётя Валя – от края пятое гумно.
Она на ферме бригадиром, трепещет всякий перед ней:
кузнец, малец и дед Порфирий, столетний справив юбилей.
Она загонит репку в жопку любому извергу, ить медь,
и будет он тянуть ту пробку из жопки, воя, как медведь.
Она такая, тётя Валя, с ней шуры-муры не пройдут,
штук пять мужей уже удрали, прожив с ней несколько минут.
Тот кривобок, а этот шаток, а тот пропойца и балбес,
а тот осеменил всех маток, имея к свиньям интерес.
А если не смеяться лживо, не хохотать как пердунец,
то тётя Валя так красива – ну, просто амба и пипец!
Ещё она за правду бьётся, шагая впрямь и напролом,
и не плюёт во глубь колодца и сопль не мает рукавом.
Ах, тётя Валя, тётя Валя, мне сбросить лет бы пятьдесят,
и я бы за такою кралей бежал сквозь град и снегопад!
И обручился с ней в церквушке, стоящей посреди села,
и жил бы с нею словно Пушкин, любясь раздетым догола!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»


Кадиму Вонстантинову второму посвяща

Скачет день на кобылице,
ночь -- на чорном жерепце,
а поет идёт в больницу
с грусной миной на лице.
Занеможил, занедужил
он, пиша две сотни рец
в сутки на обед и ужин,
жирный кушая борщец.
И стихов четыре штуки
ежедневно ставит он,
добывая темы с брюков
гдейто в области кальсон.
Восемь строчек в каждой саге
словно дырки на ремне...
Плачет бедный Верещагин
в "Петропавловске" на дне.
Плачут Бахи и Равели,
Шышкины, Крамские тож:
неужели в самом деле
он во все искусства вхож?
Очень цельная натура,
что увидит, то поёт,
даже если калом бурым
критеГ заполняет рот.
Эпитафии могучи,
хоть на кладбище лепи
или водружай на тучи
для развития тупиц.
Скачет день на кобылице,
ноет жопная мозоль,
заполняются страницы,
чтить, читатель, их изволь!


Вес Не посвяща.
Исполнено по желанию заказчика. Оплачено.

Она сопела беспробудно,
призывно чмокая во сне,
а я устал от будней трудных
и спать хотелось очень мне!
Но вот вам нате с-под кровати,
у ей заёкало в грудях!..

Теперь я спать ложусь в бушлате
и гульфик медный на м..ях.

А ключик выкинул я нафик:
не смей мне ЭТО теребить,
в неделю раз -- и весь мой график,
хоть мёдом мажь и пуп, и тить!