Метр. Зимний день
В среду выпал снег, и наступила нездешняя зима. Мой цветок все так же алел на веранде, еще ярче выделяясь на белоснежном кварце зимы. На фоне этого обморока природы, этого тропического абсурда зимы-однодневки, мне вспомнился север, морозное московское утро.
Тягучий день начался с неудобства, жалости, лени, уколов совести, чтения сказок Гофмана, неги и наблюдения за оторопью заледенелого города сквозь заклеенный намертво оконный проем. Я занимала отдельную комнату Натальи Ивановны, которую на время моего приезда отправили к сестре в деревню. (Как же неудобно,выгнала старуху!) Я возлежала на семи перинах, укутанная пуховым одеялом и ждала, когда дядька уйдет на работу. Наташка-маленькая ушла в школу раньше, я слышала, как хлопнула дверь. Ура, я в доме одна. Впрочем никто меня особенно не беспокоил.
Нанежившись, я медленно побрела к холодильнику, в животе журчало. Вечером, перед отъездом, Наталья Ивановна накормила супом из костей и макарон, специально сваренному к моему приезду, но Наташка-маленькая слопала добавку, а я так и осталась голодная, мне досталось пол-тарелки супа, и горбушка, суп кончился, хлеб тоже. Утром чуда не случилось, в холодильнике я обнаружила два плавленных сырка и пол-бутылки кефира. Всё съесть было неудобно, я ограничилась одним сырком и чаем.
Зашла в дядькину комнату, кровати почему-то не было, на полу лежал матрас, валялось шерстяное одеяло, на небольшой этажерке лежала сложенная одежда, брюки висели на стуле, у окна — аккуратно составленная армия бутылок, разных размеров и всех цветов радуги. Самое странное - во всем доме не было стола. Ни на кухне - там стояла высокая табуретка, огромного размера, но все же не стол, у Натальи Ивановны стоял древний дубовый шкаф, тумбочка у кровати, на стене видели тикающие деревянные часы с кукушкой - роскошь! У маленькой Наташки была только кровать, одежда лежала смятой в чемодане, в углу комнаты, а несколько книг было разбросано по полу. На кухне стоял второй стул, висели полка с посудой и шкафчик для несуществующей еды. Вот и все убранство.
Я оделась потеплей и вышла на улицу. Послонялась по ледяным новостройкам, понюхала красную рябину, купила газету в ларьке. В центр ехать было неохота, надо было добираться сначала автобусом, потом на метро, а в полдень должна была вернуться из школы Наташка-маленькая... Наташка не вернулась со школы ни в полдень, ни в два, ни в четыре. В пять, не зная что делать, я открыла дверь, в подъезде ясно услышала голоса девочек, один из которых был Наташкин. Я спустилась тремя этажами ниже и увидела сестру с двумя подружками на лестничной площадке. На мое “Ты что?!” Наташка сообщила, что всегда проводит время у подружки после школы, так кормят, а дома скучно одной.
Убедившись, что Наташка не голодна, я отправилась искать продуктовый магазин. Денег было не много, но на провиант хватило б. Ходила-ходила, не нашла. Очень хотелось есть. Наконец, у автобусной остановки я увидела “Пельменную-Рюмочную”. Первое слово привлекло мое внимание и я, вместе с потоком серых мужчин, выдавленных автобусом, вошла в пельменную. Там было тепло, пахло мокрыми ватниками. Вокруг теснились высокие столики, стульев не предполагалось. За столами, как кони, стояли одинаково небритые, поношенные мужики, молча выпивали стопарик-другой, закусывали пельменями.
Я ела пельмени с горчицей и уксусом и думала о Наташке-маленькой: ”Чемодан... Наверное мечтает уехать. Ждет, вот мать приедет... И почему только два стула? Они никогда не собираются вместе? Как они живут? Что ест старуха? А сестра? Как она занимается? Где делает уроки? Одна? Днями, неделями одна?”
Мне стало не по себе... "Наталья Ивановна совсем стара, дядька -- экспедитор, вечно в разъездах, тетка черте-где с новым мужем, Наташке-маленькой сколько? На пять лет меньше, чем мне... Девять? ...А я ничего... Что я могу? Надо найти магазин, купить чего-нибудь...
Мне подмигнул мелкий спившийся мужичок, подошел ко мне со своей рюмкой: “Девочка! Какая красивая! Выпьешь со мной?” Я даже не испугалась, я посмотрела на него с жалостью, он достал откуда-то из одежды бутылку, налил в рюмку: “Выпей и пойдем со мной, а?” Приобнял. И тут меня прорвало. Я выпила водку залпом, открыла рот и из него вылилось невообразимое. Мужичок отпрянул, я надела пальто и вышла вон.
Автобусы приезжали и уезжали, народ входил-выходил, все это напоминало броуновское движение, вавилонское столпотворение, день из жизни насекомых.
31 января 2014
елена нисний рейн
шарлотт,северная каролина
Карина: Опять зима.Вид из окна. Автор: Люба Шестакова.Гуашь.
Свидетельство о публикации №114020101071
Александр Кандараков 07.02.2014 03:16 Заявить о нарушении
Я помню это чувство - жалости (и бессилия, тоже) лет с 3. Первый раз, когда заболел мой нянь. Это была смесь жалости и страха. Потом отец моей подруги - пьяница отчаянный, его ругала и била жена за то , что он на 4 этаж полз по трубе бодосточной - а он все смеялся. потом был мальчик Петя, неполноценный, но злой, он был намного старше и обзывал меня и пугал и я придумала жуткую штуку, я ему отомстила - спряталась и вставила ему палку в колесо велосипеда, руки свои ободрала в кровь, но Петя свалился. Мама тогда меня спрашивала, чего я плачу - а мне было стыдно и жалко Петю, но я говорила, что болят руки... Еще был старик, у которого умерла жена - сосед, он стал не похож сам на себя после ее смерти, опустился и дети боялись его, а он носил им конфеты, а они обзывали его ведьмаком и бегали от него. Я однажды остановилась и взяла конфету, а дети кричали: она отравленная, а я развернула и съела... Нет, была именно жалость, он и сам был жалостный какой-то , маленький, плохо соображающий...
Елена Нижний Рейн 07.02.2014 21:30 Заявить о нарушении
Понял. Это хорошо. Ведь чувство жалости не менее значимо, чем прочие. И все они (чувства) от Бога. Ты написала в отзыве: "сполох эмоций"... Замечательно. Без эмоций не творчество, а лишь ремесло.
Саша.
Александр Кандараков 08.02.2014 03:29 Заявить о нарушении