Лесной старик. Часть 2, глава 4

4

     На следующее утро выпала лёгкая пороша, и распространился по ущелью блеклый туман… После витаминного и вкусного завтрака Серов, как обычно, занялся написаньем психологического романа в своём тёплом и уютном кабинете. Дворецкий в официальном чёрном костюме, проверяя рутинную работу усадебных слуг, вошёл в просторную библиотеку на первом этаже; уборка помещенья оказалась, как всегда, безупречной. Внезапно в библиотеке появилась Алёна в коротком розовом платье без рукавов и в чёрных туфлях на высоких каблуках. В этот день причёска была у неё скромной и гладкой, а в вырезе узкого платья светился золотой крестик на цепочке из платины. Алёна внимательно посмотрела на Тимофея…
     В библиотеке было тепло, сумрачно и тихо; мерцали чистые стёкла на дверцах полированных книжных шкафов, темнели мягкие кресла и удобный широкий диван. На шахматном столике возле высокого окна с раздвинутыми золотистыми занавесками были расставлены причудливые резные фигуры. Старинный купеческий стол с двумя тумбами для ящиков отливал чёрным лаком… 
     Алёна быстро вынула из шкафа случайную книгу и посмотрела на титульный лист: подвернулся второй том из первого собрания всех «Опытов» Монтеня на русском языке. Затем Алёна слегка суетливо уселась в мягкое кресло и мельком посмотрела на старинные напольные часы. Тимофей мгновенно смекнул о причине мимолётного взгляда своей госпожи: она сейчас определила, что пунктуальный хозяин усадьбы будет оставаться в рабочем кабинете чуть более двух часов. Ведь Серов неизменно занимался своим романом каждое утро по четыре часа кряду…
     Дворецкий достал из правого брючного кармана ещё не скомканный батистовый платок и заботливо протёр чистейшую крышку журнального столика перед Алёной. И вдруг она жестом пригласила его сесть супротив неё, и радостный дворецкий, слегка поклонившись, расположился в удобном кресле…      
     - Здесь имеется на редкость богатый выбор уникальных книг, альбомов и брошюр, – молвила она, – большое разнообразие тем и жанров. Будет нечестно и грешно, если библиотека останется в пользовании только её хозяев. Я вовсе не прочь, чтобы эти книги и фолианты читала сельская детвора. Перед своим распятьем Иисус Христос велел нам делиться с бедняками, покровительствовать им… А в вашей глухой деревне, наверное, нет хороших книг…      
     И дворецкий почтительно и согласно покивал головой, поскольку он, якобы, сожалел о полном отсутствии светских и крамольных книг в фанатично религиозной и послушной ему деревне. Но Тимофею вовсе не хотелось, чтобы в покорную только ему сектантскую общину втесалась греховная Алёна со своими пусть и просветительскими, но бестолковыми и мутными целями. И хоть поначалу решил он привычно изворачиваться и вилять, но затем осмелился он, – внезапно для самого себя, – объясниться с ней начистоту. И он задиристо посмотрел на её горделивое лицо…   
     А настороженная Алёна втайне изумилась тому, что она вдруг озаботилась чумазой сельской детворой. А если хозяина усадьбы вдруг взъерепенит частое шастанье по его дому проказливых и шумливых ребят?..
     Но затем Алёна сообразила, что её нечаянная фраза о доступе в шикарную библиотеку простых сельских детей – это прекрасный зачин для серьёзной беседы с Тимофеем. Ведь появился отличный предмет для торга, поскольку дворецкий явно не желает, чтобы посторонние господа лезли в его деревню, и это неприятие отражается сейчас на его гримасе…
     Все эти стремительные раздумья слегка исказили её лицо, и Тимофей, не столько заметив, сколько ощутив наитием в её чертах почти неразличимые измененья, вдруг окончательно решил говорить с нею откровенно и без экивоков. И он с удовольствием почувствовал в себе дерзкую готовность на свои ошибки и риск.   
     - Зачем вам, любезная госпожа, – мягко и вкрадчиво произнёс дворецкий, – вся эта морока? Конечно, если вы окажетесь упорны в своих капризах и прихотях, то я не стану перечить вам. Но неужели вы искренне хотите, чтобы ватаги сельских ребят сновали по дому и нарушали покой нашего господина, обременённого крайне важной и творческой работой?         
     И вдруг Алёне подумалось, что она должна парировать его возраженья и реплики без всяких околичностей. Она задорно усмехнулась и сказала:
     - А разве причиной вашего фактического отказа и сопротивленья не является страх перед утратой вами, – после моего вмешательства, – влиянья и власти в деревне? Наверное, вы решили, что я начну соперничать с вами за умы вашей паствы! Говорите, пожалуйста, прямо…      
     Он слегка поморщился и ответил:   
     - Мне будет очень нелегко обнаружить хотя бы малюсенький прок в ваших назойливых поползновеньях на участие в деревенских делах. Допустим, вы всё-таки просветите наших чистых, неискушённых и наивных детей. Но разве ваши обширные познанья и жизненный опыт столь уж завидны? И разве мы – дикари?.. Неужели нам насущно необходимы блики вашей долбаной, порнографической цивилизации? Вовсе нет!.. Цивилизация делает людей не мудрее, но жесточе. Ведь цивилизация означает всё более возрастающую зависимость каждого человека от общества или от ветреных мнений толпы. Зачем нужна человеку мудрость, если его физическое существованье обеспечивают другие люди? А всё более возрастающая зависимость от других людей всегда и неуклонно ожесточает… Недаром святые старцы уединялись в отдалённых таёжных скитах. Ведь полная независимость делала отшельников сильнее, а, значит, и возрастала их доброта… Слабый человек почти всегда жесток. Всевышний воплощает доброту и любовь, ибо Он всесилен. А мудрость Бога проистекает от Его всемогущества… Значит, истинную мудрость и силу отдельный человек может обрести только вопреки цивилизации… Не иначе…         
     И внезапно Алёна, осенённая догадкой, прервала его:
     - Вы, несомненно, учились на философском факультете!
     Тимофей согласно кивнул головой и негромко подтвердил:
     - Да, полный курс я завершил в петербургском университете. И я получил диплом с отличием…      
     Она уважительно проговорила:
     - А ещё вы достойны аспирантуры на кафедре психиатрии…   
     Он пренебрежительно усмехнулся и молвил:
     - А для чего мне нужны новомодные психологические трюки и теории, если ещё в ранней юности я оказался носителем знаний и традиций древних языческих волхвов? Наследственные тайны нашего рода мне открыли дед и отец.      
     И она с нескрываемым интересом посмотрела на Тимофея…
     «Надо же, – ошеломлённо подумала она, – как он раскрылся… Его сужденья о цивилизации нужно обязательно вставить в роман моего жениха; этим я укреплю своё реноме. Но ведь и я оказалась предусмотрительной: интуитивное чувство подсказало мне, что с дворецким надо держаться предельно учтиво. И я не обидела его даже намёком… Любопытно, какие ещё заповедные идеи гнездятся в его незаурядных мозгах?..»   
     И она вежливо и лукаво сказала ему:
     - Вы сейчас всуе упомянули Всевышнего. Дескать, милосердный Господь воплощает любовь и доброту, поскольку Он всесилен. И обворожительная, неиссякаемая мудрость нашего Бога проистекает, мол, из Его всемогущества. Но разве моя слабость непременно означает скудоумие, безволие и зло? И неужели вы полагаете, что я духовно слаба?
     И она судорожно стиснула свои кулачки, и он, заметив это, высказал ей затаённые мысли:
     - Духовную силу каждого человека можно определить степенью творческой свободы, какую он смеет сам позволить себе. Но если наша работа уже надоела или прискучила нам, а мы пошловато пресытились успехами, богатством и собой, то о нашей творческой свободе и, значит, о духовной силе глупо заводить речи... Вовсе не мы распоряжаемся своей жизнью, но жизнь распоряжается нами. И она способна выбросить нас, как бесполезную ветошь…
     - Вы очень интересно уклонились от прямого ответа на мой вопрос, – досадливо проговорила она и вдруг украдкой вздохнула, – однако я теперь не намерена настаивать на вашей исчерпывающей откровенности… Но нечаянно у нас получилась увлекательная беседа!..   
     И он доброжелательно усмехнулся и негромко произнёс:
     - Да, перебранка оказалась весьма занимательной. И вы – достойный и заковыристый оппонент. Разумеется, я понимаю, что вы строите корыстные планы… Но я далеко не уверен в том, что ваши эфемерные мечтанья осуществятся…
     - Неужели вы способны проникнуть в мои мечты? – осведомилась она с нарочитой брюзгливостью.   
     - Конечно, – вежливо отозвался дворецкий, – и это не слишком сложно. Вы наивно грезите о роскошной жизни и о статусе законной жены великого и славного человека. После многих потрясений вы желаете отыскать надёжный причал. Найти уютную и тихую гавань… Но неужели вы всерьёз полагаете, что ваш мудрый и щеголеватый жених преуспел в беспощадном секретном департаменте совершенно случайно, а не по врождённому свойству своей хищной натуры? Нельзя нечаянно стать функционером, который, не колеблясь, убивает людей, крушит их судьбы и без малейших угрызений совести посылает своих подчинённых на смерть. Эти редкие специалисты имеют от рожденья определённые свойства… У таких людей – сугубо специфическая натура…      
     - Я совсем не думала об этом, – честно призналась она, – но я всё-таки не исключаю, что профессию можно выбрать случайно…
     - Нет, – иронично возразил он, – иногда можно случайно попасть в их контору, но сделать в этой жестокой сфере успешную карьеру – нельзя.   
     - Но ведь он любит меня, – нерешительно пролепетала она, а затем выжидательно и пытливо посмотрела на дворецкого.      
     И Тимофей с демонстративной грустью изрёк:
     - Но ведь и хищники обожают свою лакомую добычу. И отставной генерал быстро смекнул, что на роль жертвы вы подходите идеально… Вы же понесли суровое наказанье вместо вашей хозяйки, и этим вы доказали, что вы способны ради дорогого существа пожертвовать собой. Именно такое свойство и прельстило нашего господина!.. До меня порой долетают обрывки господских разговоров, и я замечаю, как разительно вы меняется в угоду нашему хозяину, делаясь всё более похожей на его сестру. Не обманывайте себя: именно за это качество он и выбрал вас.      
     - Иными словами, я выбрана за мою слабость, – с неожиданным для него спокойствием ответила Алёна, – и сейчас вы воспринимаете меня, как прирождённую рабыню. Что ж, в логике вам отказать нельзя, а философский факультет весьма достойно проявил себя… Но если вы хотя бы на миг вообразите, что вы сильно ошиблись в моей оценке, то разве не будет вам страшно начинать интригу с такой стервой, как я?.. Ладно! Допустим, я ищу только безопасности, комфорта и выгоду. Бесспорно, с интеллигентской точки зрения на свободу творчества и на прочие эфирные материи можно мою окаянную жизнь обозвать ничтожной. Но разве ваше чересчур явное упоенье непререкаемой властью над домашней челядью нельзя назвать несуразной пошлостью?.. Мне уже очевидно, что вы сделали плохую ставку. Вам не удастся сохранить свою заветную нишу в этом уютном захолустье, ведь натиск беспощадной цивилизации непременно сомнёт и вас. И не помогут вам никакие пространные апелляции…      
     - Со всякой цивилизацией можно эффективно бороться, – решительно возразил он, – если вписаться в её культуру. А мы в русскую культуру давно и прочно внедрились… Уже триста лет о церковном расколе пишут в исторических повестях и в новеллах. О наших обрядах сочинили прекрасные романы. О нашей религии упомянули европейские хроники… И если еретики и крамольники попытаются хотя бы понарошку затронуть нас, то немедленно в прессе начнётся истерический ажиотаж и гул… Да и наша земля оформлена в общинную собственность в полном соответствии с бюрократическими директивами, циркулярами и подзаконными актами. Лично я занимался этим процессом. Я хорошо знаю и бдительно чту наши кодексы государственных законов. А контрольные инстанции больше не имеют к нам претензий. Моё образование не пошло насмарку…   
     - Очень интересно, – с явным удивленьем проговорила она, – оказывается, что вы хорошо адаптировались. Высококлассная мимикрия… Но не думайте, что я начну негодовать... Я уважаю естественное право на защиту… Значит, вытурить вас отсюда будет весьма затруднительно… Искать компромиссы нам придётся на равных…   
     - Со всеми людьми обязательно нужно быть на равных, – задорно, но вежливо молвил он, – поскольку человек – это не только его социальный статус… Однажды в столице я собирал пакет документов на участок заповедной земли для нашей общины. И в ресторане я свиделся с русским олигархом, который по неясной мне причине охотно протежировал нам… И внезапно ко мне за столик опустился ещё один известный богач, картавый, лысый и очень бойкий. Я осведомился у юркого проныры: «И кто же вы?..» И шустрый нувориш ответил мне с неподражаемым самодовольством: «Я – миллиардер». Внезапно у меня вырвался вопрос: «А в остальном?». И шепелявый богач заметно смутился, а затем он негодующе фыркнул и, вскочив со стула, засеменил от нас прочь… А русский олигарх начал помогать мне особенно ретиво… даже с энтузиазмом…
     И Алёна почтительно призналась:
     - А ведь мне хорошо известны все милейшие персонажи этой прелестной истории… Но вы отныне стали для меня загадкой…   
     И Тимофей хотя и вдохновенно, но учтиво сказал:    
     - Многие люди ничего из себя не представляют, если напрочь лишаются социального статуса. Они утрачивают всякие свойства… В отличие от верующих людей, особенно христиан, которые ведут духовную жизнь… Ведь душу создаёт именно религия… А без веры человеческой личности нет… Это, отнюдь, не мистика… Надо обязательно во что-то верить, пусть даже в такую ахинею, как полная демократия или политический альтруизм…    
     - Неужели вы всерьёз решили, – с иронией спросила она, – выбрать для меня объекты сакрального поклоненья?         
     - Нет, – дерзостно ответил он, – эти вещи, пожалуй, вам без надобности. Ведь вы уже свято веруете в то, что вам нужна необъятная власть…
     Алёна встрепенулась и слегка покраснела, а затем она рассердилась на самоё себя за несдержанность…
     - Не судите, сударь, меня по себе, – произнесла она хотя и умильным, но одновременно ехидным тоном, – ведь именно вы зачарованы властью. С каким небрежным высокомерием вы помыкаете нашим персоналом!.. Вы явно рисуетесь начальственной важностью… Но разве власть над безропотной челядью – это интересно?.. – Далее она говорила, изумляясь своей безрассудной откровенности: – А ведь и я прежде обладала в элитных сферах немалой властью. Брокеры передо мной млели и не осмеливались даже пикнуть… Конечно, за это мне пришлось дорого заплатить… Но разве вы сами не платите своей покорностью господам за право командовать жалкой кучкой лакеев? Перед хозяином поместья вы кротко лебезите и суетливо хлопочете напоказ… Вы чрезмерно часто юлите и канючите…      
     И она пренебрежительно и задорно усмехнулась, а затем посмотрела на его лицо… 
     - Давайте побеседуем откровенно и без всяких околичностей, – деловито предложил он, – иначе мы не добьёмся толку до второго пришествия мессии… Но клянчить вашу искренность я, разумеется, не стану… Конечно, если вы опасаетесь, что я передам суть ваших откровений хозяину усадьбы, то вам лучше помолчать…   
     - А я не возражаю!.. – озорно согласилась она, – ведь я в отместку могу распустить сплетни и о вашей персоне… И, наверное, жених поверит мне больше… Но не вздумайте действовать против моих интересов, – и лицо Алёны исказилось, – иначе, я не дрогну... и колебаться не стану…    
     - Нам незачем воевать, – искренне и тихо произнёс он, – скорее, наоборот: у нас имеется много резонов для того, чтобы поладить. Меня тревожит только то, что моя откровенность может обидеть вас. А ведь многие от обиды способны действовать во вред себе…   
     - Вы начинайте свои откровенья, – хмуро предложила она, – а я как-нибудь постараюсь не обидеться на них… Учту ваши намёки и советы. Я понимаю, что вражда и распри помешают нам.
     И он благодарно улыбнулся и сказал:   
     - Я буду с вами предельно правдив, а вы потом решайте, как поступить со мной. Только вы, пожалуйста, не забывайте о церковном праве собственности на окрестные земельные угодья. И о привычке нашего хозяина к порядку, который ненавязчиво обеспечиваю именно я… Слуги раболепно повинуются каждому мановенью нашего господина, и барину нравится их усердие, внушённое мной…   
     - Я трезво оценила ситуацию, – отозвалась Алёна, – и поэтому говорите, пожалуйста, без преамбул.       
     Затем она подумала:
     «Он клонит к чему-то весьма серьёзному… И мне сейчас нельзя ему хамить… На этом этапе он – не враг мне… И я чувствую к нему странную симпатию…» 
     - Что ж, – учтиво и печально промолвил он, – будет полезно, если я без околичностей раскрою всю подоплёку… Вам болезненно хочется восстановить своё прежнее положенье в банковском сообществе. Вы чересчур ненавидите свою окаянную среду, чтобы начисто забыть о ней… Ведь соратники и коллеги не просто вас предали, но совершили это презрительно и надменно. Они проявили к вам очевидное неуваженье!.. А вы прекрасно знаете, что предавать людей можно по-разному… Можно и почтительно изменить… И такое неуваженье вы никогда им не простите… Вы заряжены на мщенье, и фитиль к запалу уже горит…   
     И она, согласно кивнув головой, произнесла удручённо и тихо:
     - Я ничего не могу с собой поделать. Постоянно вспоминаю их нахальные хари. За внешним лоском прячется звериное нутро… В лагерной зоне я мечтала о том, чтобы поскорее выплыть наверх. И вот, кажется, я преуспела… Но одолеть мою плебейскую ненависть мне невмочь; она всё более разрастается… Если бы не отчаянная и нудная жажда реванша и справедливой мести, то я легко смирилась бы с этим барственным прозябаньем, которое всё более привлекает моего жениха. Ведь я по натуре не слишком притязательна…
     Она на миг умолкла, лихорадочно облизала свои сухие губы, а затем, передёрнув плечами, продолжила:
     - Но мой жених усердно марает, чёркает и пишет… И, – самое главное, – у него вдруг открылся истинный талант… А лучшего места для творческих потуг, чем это горное гнездо, сыскать, пожалуй, нельзя. И я боюсь застрять здесь надолго… Ведь он – даже ради меня – не оставит упрямых попыток реализовать своё литературное дарованье…
     - Но ведь и вы, сударыня, – спокойно сказал он, – не бросите упорных попыток реализовать свои способности и силу… Ведь вы – сильны и чрезвычайно проницательны! Вы умеете искусно притворяться… А в утешенье я напомню вам: официальная свадьба всё ближе… Штамп о регистрации выгодного брака не минует ваш паспорт!.. Не каждая женщина сумела бы столь мастерски обворожить умного человека, – ведь в мудрой расчётливости не откажешь ему, – что он, потеряв голову, ринулся под брачный венец…   
     И она не смогла сдержать довольную улыбку…   
     - Конечно, вам очень помогло ваше разительное сходство с его покойной сестрой, – негромко, но внятно внушал ей дворецкий, – наш хозяин питал к ней извращённое чувство. И вы не попали впросак и вдохновенно сыграли свою роль… Кстати, ваше удивительное сходство с его погребённой сестрой всё более растёт; вы несравненно подражаете её манерам, ужимкам, интонациям и построенью фраз… Наверное, вы интимно знали её… Даже я порой путаюсь…
     И она ответила с демонстративным бесстыдством: 
     - Я понимаю ваши скабрезные намёки, но они больше не конфузят меня. Поверьте: я – нормальная женщина, и мне притягательны мудрые мужчины, но я влеклась и к ней. Наверное, я по-своему любила её. Но ведь и она любила меня… пусть, как холёного, страстного и знойного зверька или забавную игрушку!.. А потом в красивой зазнобе вдруг оценили на редкость компетентного специалиста!.. И она искренне заверяла меня, что мы стали одной семьёй… Ведь она не была со мной безмерно одинокой… И она интуитивно ощущала мою способность оставаться верной до самоотреченья… – Алёна призадумалась, хмыкнула с печальной самоиронией, а затем откровенно высказалась до конца: – Парадоксально, но моя странная способность к самоотверженной верности возвысила меня. А ведь я в юности презирала самоё себя за это загадочное свойство, ибо оно казалось мне проявленьем бессознательной склонности к рабству…    
     И напряжённый дворецкий отрицательно покачал головой. Внезапно ему чрезвычайно захотелось произнести эффектную и стильную речь с оригинальными и пышными сужденьями, но вдруг сердце у него явственно ёкнуло, и он, захолонув, смекнул, что беседу необходимо завершить именно сейчас. Сначала он опрометчиво рассердился на собственную смекалку, словно она оказалась завистливым злыднем, прервавшим из чистого ехидства полезное и приятное занятье, в котором он показал себя молодцом. Но затем ему почудилось, что его интуиция вдруг любовно сочеталась и вскоре радостно слилась с его рассудком и, превратившись в совершенно новое чувство, настоятельно рекомендует немедленно, но учтиво прекратить разговор… 
     И дворецкий, грустно пересилив себя, отказался от эффектной и пышной речи. И невзначай подумалось ему, что истинное совершенство никогда не бывает ясным, однозначным и до конца понятным…
     - Вы чрезмерно строги к себе, милая сударыня, – негромко произнёс он, – но именно поэтому вы – неординарны. Мне сейчас кажется, что мы отлично поняли друг друга. А теперь нам нужно подумать о том, что делать нам с этим пониманьем.       
     И Тимофей неторопливо встал с кресла… И вдруг Алёне померещилось, что он превратился в сурового и знаменитого профессора с кафедры бухгалтерского учёта, а этого наставника боялись на экзаменах все студенты. А затем Алёне вспомнилось её радостное возбужденье, когда строгий и придирчивый педагог искренне похвалил её и поставил ей высший балл… И она снова ощутила свою давнюю студенческую радость и невзначай довольно улыбнулась. И почудилось ей, что теперь такая радость связана именно с дворецким… В её сознании вдруг замелькало слово «сублимация», но быстро забылось…
     - Мне уже пора двигаться по делам, – сказал он, – если, конечно, вы не возражаете. Мне нужно приготовиться к торжественному выходу  нашего хозяина из рабочего кабинета. 
     - Ступайте, – разрешила она и вновь невольно улыбнулась…   
     Он слегка поклонился и быстро покинул библиотеку, притворив за собою дверь. Алёна опять улыбнулась, и было ей тревожно и приятно…   

5