Тысячи вольт в груди

После многочисленных встреч с врачами

I.

…Любимая мне часто повторяет:
«Будь осторожен! Береги себя!»
Но новый день пришел – и вновь швыряет,
трясет за ворот, теребит меня.

Голгофа сцены – сон и наважденье…
Вот микрофон, хрипя, мои стихи
разнес по гулкому и злому помещенью –
к моим словам суровы и глухи.

«Ну да, конечно… Звезды, партизаны…
Еще про нежеланье умирать…»
А строки – кровоточащие раны…
И Страшный Суд порой вершит тетрадь.

В строке – петля и пыль дороги дальней.
И города, где кто-то мной любим.
В ней – имена ушедших, взгляд печальный,
билет домой, окраин черный дым.

Врачи все, сговорившись, повторяют:
«Летать – опасно! Ты ищи покой…
Слова и кадры?» Смех… Не понимают,
что жизнь не будет мне нужна другой!

А я в перо чернила заряжаю
и открываю пачку сигарет.
Пока пишу – мне звездный свет сияет.
И не отважится подкрасться сзади смерть.


II.

Когда остановится сердце –
что от меня останется?
Прожил жизнь иноверцем,
вдохновленный скитальцами.

Не ищу оправдания –
просто совсем не верится,
что от счастья – страдания
может не выдержать сердце.

Верить совсем не хочется
в то, что всегда кончается
путь… И одиночество
будет расплатой за счастье.

.  .  .  .  .  .  . 
Когда же за мной захлопнется
дверь, скажу «Удачи!»
И смерть последней любовницей
над стихами заплачет.


III.

Вижу каждое лето –
кошки в ночи серы…
В водах священной Леты –
банки, окурки, консервы…


IV.

Тысячи звезд в глазах.
Тысяча радуг  - влёт.
В наших шалящих сердцах –
тот, кто себе не врет.

Тысячи ярких снов
и пробуждений в ночи…
Значит – твердить «любовь»
и в бухенвальдской печи.

Значит – летать во снах
или спать наяву.
Или – на поездах
в мир, где «пою» - «живу».

Мы оставляем след
в жирной почве эпох.
Были мы или нет –
это рассудит Бог.
 
Совести ветхая плеть.
Все еще впереди.
И – заставляют лететь
тысячи вольт в груди.