Дом номер NN и его внутренний мир

(месту ежевечерних прогулок)


Как в средневековье – дамам, кланяются фонари.
Под пяткой в ботинке – камешек, в душе – неудобное что-то.
В вечернее время шарахаются прохожие-дикари
Улицы этой, спрятанной за пазухой центра города.

В окошки домов покосившихся я воровски заглядываю:
Но кроме желтушных лампочек – источников с в е т а – ноль.
Запах уюта застойного, прищур занавесок гладеньких…
Всё это скрывает скрипучую ветхо-домОвую боль.

Один, деревянно-серенький, по пояс в траве – не щурится,
И честно – голыми окнами – во тьму, наморщив карниз.
От этого взгляда пронзительного дрожит деревьями улица,
По мне мурашки спускаются, с макушки – и вниз, вниз.

Рядом с бельмом форточки, на трещинках распятая,
Яркая мумия-бабочка – искусственным зрачком.
Она повидала многое, для неё эта осень – пятая.
И, наверно, примерно тридцатая, для того, кто сидит за столом.

Как подходит для одиночества эта форма столешницы – круглая:
Не приходится ждать троицы, что пустые грани займёт.
И сидящий ерошит пальцами свои волосы цвета угольного,
А потом открывает бутылку, наливает и пьёт. Пьёт.

Пьёт без тоста, закуски, повода, околесицы «за жизнь».
С потолка, оголённым проводом обездвижена, лампочка капает.
И не хочется мимо, не хочется свою душу нести, нестись,
Наблюдая, как в тихой комнате кто-то лбом на ладони падает.

С треском жалобным гаснет к полночи электричество – груша стеклянная.
И напротив сидящего – Троица, та, которую ждать не смел.
И от нимбов тихая комната наполняется звонким сиянием.
И волос его буйная угольность превращается в мудрый мел.

6.09.13