Заброшенный цирк

Стал любимый клоун страшным,
А когда-то был забавным.
Канатоходец сорвался с каната.
Браво! Аплодисменты!
Как будто, так и надо...
В это шоу сгодятся и калеки,
Всех уродов по комнатам страха,
Карликов измерьте линейкой.

Львы боятся свои головы
Засунуть в пасть дрессировщику.
У зрителей пропало всё золото,
Но по этому поводу нету встревоженных,
Ведь у шатра купола золотые,
Не переделают в церковь-так на куски распилят.

На первые ряды билеты раздавались бесплатно,
Чтоб крокодилам было чем наслаждаться.
Но мясо, полюбившее халяву, ужасно,
Их крокодилы жевали и, не глотая, плевались.

На представление пришли лишь клоунофобы,
Чтоб обсмеять самого странного клоуна.
Он показал однажды
Под гримом скрытую морду,
Грязную в саже, демонстрируя номер.
Но смеяться уже никто не хотел
Над самым печальным героем,
Им было гадко дарить ему смех,
А уж тем более, полюбить его снова.

Не выдержав, он скрылся в кулисы,
Попросив зарядить револьвер.
Недовольные крики и свисты,
Взвели курок, задержав ствол на виске.
И каждый, наверное, смог бы
Оторваться от мягоньких кресел,
Смыть с него нарисованный рот и брови,
Показать, что под маской он весел.
Но он молча бросился вон,
На прощание лишь улыбнувшись,
Тем, кто к манежу его привел,
Обнимая, не знали, что душат.

Погас свет, хлопок разбудил попугаев,
Что повторяли некий бред,
Мол: "Рады мы, что в ваш город попали,
Но представлению пришел конец.
Настал момент прощания,
Мы уезжаем, и не возвращаться обещаем."
В глухом и темном зале,
Таблички "выход" замигали.

Толпа зевак спокойно разошлась,
Купив на выходе колпак, парик, огромные ботинки,
Угасшую клоунскую страсть,
И в старой от вина бутылке,
Печалью выдавленные радости слезинки.