Амалия

Со старых, покорёженных годами антоновок падали прямо на деревянный стол рогатые жуки-великаны ( их на Украине называют «Оленка»), белую черешню с крапинами пыли от дороги можно было даже не мыть, протёр себе рукавом и ешь, а кюветы были обсажены древними, истекающими светлым клеем, вишнями, бабка говорила, это единственное плодовое дерево, за которое при Сталине не нужно было платить налог.
Она никогда не интересовалась почему её так назвали. Назвали, ну и хрен с ним. Это гораздо лучше, ей так казалось, чем "Галя" с мягким хохляцким «гэ» или «Люда». В провинции все Гали или Люды. А ещё Оксаны и Светы. Всё. Ассортимент женских имён практически исчерпан. Единственное воспоминание о матери: старые фотографии восьмидесятых годов из огромного шкафа, запирающегося на ключ, да «ласковые» бабкины слова « мати твоя –шалавою була!» и то, что «гроші на молоко вона всі майже витрачала на ресторани». Господи, ну какие здесь в этом зажопье могут быть рестораны? Смех да и только. Отца вроде не было никогда. Имелись в наличии ещё, правда, какие-то родственники в Тынде, они туда при Союзе на заработки поехали, да так там и остались.
Хозяйство вести было непросто. Кролики, куры, пятнадцать соток, куча домашней работы.
Все стоят на этих проклятых сотках враскорячку под палящим солнцем, сапають, підгортають, словно десять тысяч лет тому назад, в эпоху Неолита. К тридцати сельские девушки превращаются в баб, а внешностью напоминают мужских представителей племени Сиу, с обожжёнными глиняными рожами ( лицами это назвать при всём желании язык не поворачивается), и золотыми фиксами ( ну кто там в деревнях и райцентрах чистит зубы утром и перед сном ?).
Училась она в школе имени Чкалова, в принципе, неплохо. В отличницы не лезла, правда, пара похвальных грамот сохранилась где-то на "горищі". Из хороших воспоминаний об учёбе сохранились прочтение с упоением подшивок замечательного журнала «Одноклассник» в библиотеке плюс первая любовь. В двухэтажном здании школы гулко отзывались шаги на каблучках, а полы хранили следы допотопной мастики.

Она была очень красивая фигуристая сельская дивчина, небольшого роста, с прекрасной упругой грудью, немножко полноватыми бедрами и детскими чертами. Её слегка портили хорошо развитые от физической работы руки, но не так, чтоб уж сильно. Покрасилась в жгучую брюнетку, и ей чертовски шло. Была из весьма редкого типа девушек, не плохая и не хорошая сама по себе, куда дышло повернешь, как говорится. Грамотно разговаривала на русском, можно сказать, без акцента, избегала употреблять в обращении суржик. И вот, оказалась, как сейчас говорят: «по итогу» в Киеве, вместе с подругой-одноклассницей и её мамой, профессия-работать продавщицей в ночном магазине, «ночнушке» на окраине. По меркам провинции фартануло ей почти невероятно. Киев. Тут и замуж выйти, рестораны, бары и всё такое прочее.
Её улыбка. Такой не было больше ни у кого в мире. Когда она улыбалась, посетители мужского пола тотчас менялись в лице. Интеллигенты- очкарики запинались и забывали забрать монетную сдачу, работяги «под газом», возвращающиеся с работы, франтовато скалили жёлтые зубы и хитрованно просили дежурную пол -литровку или пиво, молодые набыченные провинциалы с крепкими шеями начинали мычать от смущения и тихо показывать сосисочными пальцами пудовых кулаков на желаемый товар вместо того что бы скороговоркой по привычке что-то требовать у облезлых тёток-продавщиц в летах.
Ушастый, стриженный под ноль двадцатилетний охранник Петро, тоже выходец из сельской местности, одетый во всё черное: кирза, штаны, заправленные в кирзовые берцы, и чёрную футболку обеспечивал защиту от бродячих алкашей ( а в них недостатка не ощущалось никогда) в ночное время, поскольку магазин работал круглосуточно.


Вентилятор не спасал от жары, в помещении было горячо, как в домне, холодильники , забитые до отказа пластиковыми бутлями с минералкой, почти ничего не охлаждали.
Перед прилавком стоял импозантный мужчина в спортивной майке, «голде», вертел ключами с брелком и басил: «Деушка, ну пъехали фкино, а? На вечерний сеанс. Чо в такой духоте тут сидеть, это ш невозможно. А там кондишн. Выж такая красивая, шо я таких не видел никогда за всю жизнь!» Подруга Аня приняла непроницаемый вид египетского сфинкса и на вопросительный взгляд Амалии не прореагировала никак. Типа, мол: «Сама решай, ты уже взрослая».
Главное, как учила Аня: «Не попасть на нацмена, араба чи грузина, все остальное неважно». Ну этот ж вроде не нацмен, и не грузин, отчего не поехать. Одет по моде, тачка крутая, джип «Инфинити», чувак симпатичный вроде. Не нравится, правда, только голос. Командирский он какой у него, ты посмотри! Прямо руководитель.
Петро тоскливо созерцал происходящее. Вероятнее всего, он уже догадался, что сейчас кралю увезут на крутой «тачиле» в безоблачные дали, и что его последующие шансы даже на небольшой флирт примерно равны нулю. Впрочем, он и так при таком каждодневном наплыве народа различного уровня благосостояния особо ни на что не рассчитывал.
Она в последний раз окинула его взглядом. «О, этот нескладный Петро!» Подумала почти что по-сестрински.



-Руля, я кабылу отморил, давай теперь ты! Кинь ей десять палок, ты ж ещё молодой, не то шо я –почётный пенсионер зоны нах! Га-га-га. И он заржал дико и неистово. Потом налёг этот малолетний Руля, на правой руке татуировка - цепочка с крестиком и надпись «Привет ворам!» (у «командира» красовалась кошачья морда на половине груди), затем Сява, и ещё потом какой-то Гоца.
Экзекуция продолжалась почти что до пяти утра. Гаже она себя ещё не чувствовала никогда в жизни. Сквозь тяжелые шторы забрезжили первые лучики адского рассвета. Её «запаковали» в тот же самый джип, выехали из частного сектора и выбросили под самым дольменом, который указывал на въезд в Город-Герой. Как добралась домой, она уже и сама не помнила. На теле было полно синяков, каждый размером с яблоко.
Целый день проспала и только вечером её растормошила подружка-сменщица, которая сразу же посоветовала обратиться в милицию.


В отделении было пусто. «Сынки, нашёл, я, нашёл, вот сейчас сдавать йшов!»-лебезил какой-то бомжеватого вида дядька на скамейке в коридоре, когда двое ментов доставали у него из сумки в промасленной бумаге немецкий почерневший от времени штык-нож времен Второй Мировой. «Здавать, кажешь?»- задумчиво проговорил один из двоих, сержант. И резко, подлейшим образом ударил задержанного рукой по печени, от чего тот согнулся в три погибели и закряхтел, пуская слюни на линолеум.
Подоспела очередь беседовать. Амалия с глазами, расширенными от увиденного ужаса, проследовала по приглашению в кабинет. Начался разговор, милицейский светил молодой лысиной и немало подивился экзотическому имени потерпевшей. Беспрестанно подмаргивая, сокрушался, что вот как с незнакомцами дело иметь бывает стрёмно. Да, так и сказал «стрёмно», употребляя блатной жаргон, как и те, что вчера издевались над ней, коротко переговариваясь на своей «фене».
В общем, всё сводилось к тому, что без номера джипа начинать розыск было лишено всякого смысла. А много ли в столице серебристых «Инфинити»? Тот ещё вопрос. Направил на медэкспертизу, попросил составить заявление. Она аккуратно описала все внешние приметы, клички, даже голос. Ей было невдомёк, что любимая пословица украинских ментов: «Нету тела,- нету дела», тогда бы наверняка она отнеслась бы к своей затее гораздо сдержаннее.
«И этот моргающий хер. Ты чего моргаешь, лысый неликвид? У него ещё и дети, поди есть. И жена, конечно. Он отдыхает от неё на Окружной, по -любому. Говорят, там ДПС-овцы устраивают для проституток "субботники". В смысле эксплуатируют нашару. Потом тоже наверное лечатся всей семьёй, придурки.»

-Люэс, девушка!
-Что это такое, это опасно, скажите, пожалуйста?
-Раньше было опасно, теперь не очень!- Зловеще проскрипела зубами врачиха в сером колпаке из кабинета анонимного обследования на ЗППП. -Страшно, не смертельно, нужно всего-лишь не шляться с кем попало, в таком возрасте! - она расписала на бланке курс с ударными дозами антибиотиков. И обязательно сдайте анализ крови на гепатит, вот вам перечень основных маркеров.
Результаты сдала в клинике и заехала на следующий день забрать, попросила консультанта расшифровать, он взглянул на неё с сочувствием, как ей показалось.
Компьютерный клуб находился тут же неподалёку от магазина, буквально пара шагов. МалЫе в полупустом зале по обычаю азартно шпилили в свою любимую «кантрУ» и кричали непонятное: «чит-чит!». Запустила браузер, быстро отыскала в Яндексе необходимую информацию. Да это он самый. «Ласковый убийца». Дорогущее малоэффективное лечение, средняя продолжительность жизни пациента после постановки диагноза...Тыры -пыры. Боже мой! Внутри что-то ухнуло вниз, засосало под ложечкой, бросило в холодный пот, но слёзы на глаза отчего-то не наворачивались.
И вот теперь уже Петро по-братски с ужасом и жалостью смотрит на неё. «Это Анька-сука, уже всё ему рассказала», с горечью догадалась она. «Лучшая подруга, называется...Падлота, бл..дь!»

Летом ночью в Киеве без искусственного освещения не видно и на метр, звёзды не в счёт. Она сидела за магазином на пустом пластиковом ящике из-под пива и плакала. В темноте белела вагонка заднего фасада с приклееной рекламой пива "Оболонь". Слезы прозрачнее горного хрусталя, падали на чистейший передник цвета небесной лазури. Что же делать? Кто теперь её возьмёт такую замуж? Разве что найти какого-то сердобольного небедного дедулю и отсасывать ему в трёх презервативах свой остаток жизни. Ещё попробуй такого разыскать! Офигенная перспектива на всю оставшуюся жизнь. А как жить вообще теперь? Вспомнились вдруг Наполеон и его Ватерлоо из школьной программы по зарубежной истории. И ещё почему-то: «Ой , у Стамбулі на риночку висить Байда на крючечку». Она поняла что проиграла, она осознала по-настоящему, со всей полнотой, что значит ПРОИГРАТЬ.

Память всколыхнули слова бабушки: «Доця, коли ти посміхаешься, то неначе сяйво навколо в кімнаті, ох и вродлива ж ти у мене, нівроку!*»

-А вот теперь никому нах не всралась моя улыбка, слышите все, никому!!!! Бессильно выдавила она мысль вслух из разрываемой горькими рыданиями груди.


*«Дочка, когда ты улыбаешься, то как будто сияние вокруг в комнате, ох и красивая же ты у меня, не сглазить бы!» Укр.