Когда не стало мамы...

23.11.2009 в 23.30 раздался звонок на домашний. Я слегка перепугалась, но подумала, что это отец опять чудит чего-то. Подхожу. Оказалось, что это Дима – сожитель моей матери. Сказал, что мамка совсем плохая, что рвет кровью. Они звонили в Скорую, но Скорая не приехала, объяснив, что сделать ничего все равно не сможет. Они сказали: «Ждите смерти». Плохо ей стало ещё в 4 вечера, а мне он позвонил только в 23.30, когда она уже бредила. Я сначала даже не осознала всей серьезности ситуации, почему-то думалось, что ей просто плохо и до утра она точно проживет. Ей ведь часто было плохо, да при циррозе это часто бывает. Как только я положила трубку, до меня начало доходить. Через минуту я ему перезвонила и сказала, что мы выезжаем. Я разбудила Сережку, и он тут же оделся и пошел прогревать машину. Господи, как же мне было страшно, как хотела я застать ее ещё живой и в сознании! Я судорожно оделась и мы выехали. Это была по-настоящему страшная дорога. Ехали через весь город. Сначала меня просто била дрожь, а за 5 минут до приезда я начала молиться. Я не ожидала, что это будет ТАК. Не смотря на то, что я не росла с матерью, что мы были совсем чужими и даже внучку свою она так ни разу и не увидела, не смотря на то, что материнских чувств у нее ко мне никогда не было и даже в последний момент она не очень-то и жаждала моего приезда, раз не попросила Диму позвонить мне, не смотря на все это и многое другое, я все равно чувствовала и чувствую, что это родной мне человек, у меня к матери материнская жалость, мне очень больно, что она так запуталась и брела по жизни как в тумане, больно за нее. Я так хотела обнять ее, прижать к себе, как-то смягчить ее боль, ведь кроме меня никто не мог этого сделать. Я хотела, чтобы она знала, что мне не все равно, что я все равно люблю ее. Моя маленькая, несчастная мамочка… Мы так и не увиделись, она так этого и не узнала. У меня тяжело на сердце… Мы приехали в 00.20., поднялись на 9 этаж, дверь в квартиру была приоткрыта, там были Дима и его мать. Он сказал: «Похоже, всё…» Она лежала на кровати под одеялом, уткнувшись лицом в подушки: высохшая, со свалянными волосами. Дима перевернул ее… Желто-зеленое безжизненное измученное лицо и застывшая маска на нем. Господи, это был, наверное, самый страшный момент в моей жизни. Дима ходил как тень по дому, я первые полчаса тупо рыдала на плече у мужа. Его мама в шапке и пальто просто ходила из стороны в сторону. На стуле лежал ее халат, который она носила все время, на полу были капельки ее крови, на кухне открытый компот, который она варила этим летом, по квартире ходил рыжий кот, которого она завела этим же летом. А я видела ее в последний раз только в мае, когда ездила к ней в больницу, где она лежала со сломанной рукой, тогда же мы делали с ней завещание на одну квартиру и дарственную на другую. Не было Димы и мы с ней общались по-настоящему тепло. Мне даже нравилось привозить ей еду и помогать мыть голову, мы общались в палате, она провожала меня до лифта. Помню, пришла как-то жутко голодная к ней в больницу, взяла сок, орешки со сгущенкой и сама начала все это есть. Она мне ещё свою больничную порцию тогда предложила. Я перекусила и она меня спрашивает, не оставлю ли я ей пару орешков. Да я ж все это ей и привезла – весь килограмм. Она так обрадовалась, как ребенок. Даже при циррозе у нее был отменный аппетит, но это у нас, видимо, семейное. Со сломанной рукой и циррозом она ухаживала в больнице за лежачими бабушками, голос до последнего был командный. Да, она наделала в жизни много ошибок, но никого она не наказала сильнее, чем саму себя. Ее две двоюродные сестры смотрели на нее с презрением и осуждением. Одна из них заявила мне однажды, что никогда ее не простит за то, что она оставила меня бабушке. Но с какой радости она-то не простит??? Она-то кто такая, чтобы прощать или не прощать ее за это??? Это дело только мое, ее и бабушки, но никак не их. Мне тогда было очень больно и обидно за нее, что из интересной женщины с горделивой осанкой, командирским голосом, главного бухгалтера санэпидемстанции Кировского района, она превратилась в человека, на которого с презрением смотрят ее же сестры, и каждый может показать пальцем с осуждением. А ведь в юности, молодости она была куда красивее, интереснее и умнее этих сестер. Пишу, а у самой слезы текут от боли и обиды за нее. Она всегда говорила, что умрет в 45. Она говорила это и в 20, и в 30 лет. Ей было 45. Ни 46, ни 44, а 45. Что это? Запрограммировала?
Потом приехал участковый, на удивление участливый, на редкость приятный милиционер. Всех опросил, все записал, ее забрали, и только в 5 утра мы с Сережей приехали домой. На следующий день хлопоты, мотания: морг, ритуальная служба, кафе для поминок, церковь. Дима помощи не предложил, он весь день пил, двоюродные сестры отреагировали вяло, пожелав мне удачи. Мы справлялись вдвоем с Сережей. И, напротив, ее родной брат, которого она никогда не видела и которого я нашла по инету, сразу вместе с женой предложили свою помощь и поддержку. Многим очень благодарна. Проводили сегодня ее в последний путь. Голова кружится и мало что соображаю…


25.11.2009