Музыкальная история 1973-1991, плюс
Я посредствен как прозаик и хорош как журналист. И как только я решил для себя, что мои воспоминания о музыке моего детства и юности – это публицистика, а не проза, стало легко и просто писать. Я знаю один верный способ не вытворить слишком длинное и утомительно болтливое повествование – надо писать без предварительного плана, одним файлом (о, простите меня, мои школьные учительницы литературы – Ирина Сергеевна, Светлана Викторовна и некоторые другие, на заменах! В конце концов, литератором и журналистом я стал не благодаря, а вопреки вам и вашему серому литучительству; никто из учителей-гуманитарщиков не догадался сказать моим родителям, что я, хоть и отличник круглый, но не математик никакой, не физик, и мне на роду написана лингвистика, филология или история… впрочем, это отдельный сюжет.) Итак – без плана, но с крепким чайком-кофейком, не шаря по Сети, всё по памяти, и – на одном дыхании. Фоток тех лет у меня на компе мало – жаль, но не в фотках дело, а в тексте.
Я помню себя более-менее ясно с пяти лет. До этого – лишь отдельные куски и фрагменты. А первый шлягер, который мне запомнился – это «Увезу тебя я в тудру», в доме у тёти Светы, жены моего двоюродного дяди Пантелея. Их магниторадиола была новее нашего «Романтика» на четырёх ножках, и они очень любили в застольях ставить эту милую песенку. А потом – «Не плачь, девчонка», тоже у них. А дома всякая всячина звучала – помню смутно Магомаева, которого в три года ужасно любил и называл «дядя Магомай», еще что-то эстрадное, и – греческие песни и наигрыши (моя мама – гречанка). Больше всего нравились две песенки – одна в манере сиртаки, «Сэло на рото» («Хочу спросить»), вторая – быстрый танец «Коцари» («Хромой»):
Коц, коц, коцари –
ас хори опос пори!
(«Хромой – пусть танцует, как может!») – возглашал певец, и неслась быстрая, весёлая мелодия.
Да, весело было! Телевизор во время застолий в нашей маленькой двухкомнатной квартире почти не включали, его вообще включали редко. Пластинки звучали, или магнитофонные бобины, старые ленты типа 6. Но для танцев было лучше крутить катушки, потому что пластинки от топота танцующих начинали вибрировать и «скакать». Магнитофон моно, проигрыватель моно, ламповое радио – и всё в одном корпусе. А телевизор «Зорька», тоже 1969-го года выпуска, маленький экран, чёрно-белый, и – всего две программы – сейчас, на фоне всех нынешних спутниково-кабельных расчудесий, даже не верится… Москва и Алма-Ата. У большинства был ещё Ташкент, а у некоторых, самых продвинутых – даже Фрунзе, но у нас антенна была слабая, потому и принимал наш телик только две программы. Цветное ТВ было тогда экзотикой, и я помню, какой эстетический шок я получил, когда увидел в цвете и на большом телеэкране «Рубина» «Бременских музыкантов»! Лет в пять или в шесть. Фактически, это было первое знакомство с рок-музыкой, да ещё и на русском языке!
Много музыки звучало на детских пластинках, и ещё в раннем дошкольном возрасте я очень любил песенку, предварявшую инсценировку «Мухи-цокотухи» - её пели два барда:
Пусть герои сказок дарят нам тепло,
Пусть добро всё так же побеждает зло…
И – мурашки по коже. Так и осталось, на всю жизнь: если песня за душу берёт, то – мурашки по коже. Было тогда много миньонов – маленьких пластинок – с песнями из мультфильмов. «Винни-Пух», «Медвежонок Умка» и многое другое. В каком-то смысле, это была детская эстрадная музыка. Прошу не считать таковой октябрятские и пионэрские хоры – это было настолько паточно и фальшиво, что ощущение «анти» осталось в памяти навсегда. Слух у меня был средненький весьма, но я ужасно любил подпевать пластинкам и плёнкам, весьма громким голосом, хотя до настоящего, страстного меломанства было еще очень далеко…
В семь или восемь лет случилось увидеть «Операцию Ы» и «Кавказскую пленницу» (Наташа Варлей – навсегда!), а значит – услышать нечто вроде блатняка («Постой, паровоз…») и что-то вроде рок-н-ролла (твист о медведях). Кстати, блатняка и шансона я толком не слышал лет до 16-ти – у нас дома и у родни этого не водилось.
В общем, вся эта музыка продолжалась до третьего класса, пока отец не уговорил меня пойти учиться играть на аккордеоне. С моими данными, музыкальная школа мне не светила, а в музыкальную студию при Дворце Цементников попал я по блату – отец был знаком с директором этого ДК, товарищем Мустакиди. Морщась от моей весьма вольной вариации на тему «Пусть бегут неуклюже…», добрый директор-грек сказал:
- Хорошо, принимаем. Только не надо так громко…
Первый год я оттарабанил на твёрдое «четыре», на второй год заскучал. И к концу учебного года полностью переключился на шахматы, которые изучал параллельно с музыкой. (На спортивные секции меня не брали – хронический ангеохолицистит, с шести лет, ходу не давал. И был я чахлый и слабый.)
Музыкальные фильмы тогда много для меня значили. Никогда не забуду первое знакомство с музыкой великого Алексея Рыбникова – «Приключения Буратино», я во втором классе, потом – «Красная шапочка», год спустя. Темы там озорные, мелодии ярчайшие. Но если что-то медленное, лирическое – как будто музыка Космоса… необычайно красиво! А куплеты Лисы Алисы и Кота Базилио – надо было мне слушать их внимательнее, с моей всегдашней слегка-рассеянностью и доверчивостью:
Пока живут на свете дураки –
Обманом жить нам, стало быть, с руки!
Пока живут на свете хвастуны –
Мы прославлять судьбу свою должны!
Пока есть в свете жадины, мой друг –
Удачу мы не выпустим из рук!
Но по-настоящему волновала и бередила душу ария Пьеро для Мальвины:
Не нужна мне малина,
Не страшна мне ангина,
Не боюсь я вообще ничего –
Лишь бы только Мальвина
Обожала меня одного!
Всё очень точно – именно так чувствует и думает влюблённый мальчишка младшего школьного возраста.
Ещё один источник музыкального кайфа – великий мультсериал «Ну, погоди!», мой ровесник (первая серия вышла, как известно, в 1968-м году). Угарная «Косил Ясь конюшину» в исполнении «Песняров», и некоторые другие музыкальные вкусности. Но «взрослые» фильмы тоже немножко были. «Собака на сене», например. А мне было девять, и я в первый раз влюбился, в Олю-одноклассницу. И, натурально, втихаря распевал романс Теодоро:
Умру ли я, умру ли я, умру ли я в горниле страсти,
Иль закалят меня судьбы напасти!
Робкая прелюдия к меломании
Среди родительских пластинок, в десять лет, я случайно обнаружил миньончик «Битлз». Завёл из любопытства, но – не пробрало. Рано еще было. А в пятом классе – это был уже 1979-й год – по Союзу вовсю гремела диско-лихорадка. «Бони М», «АББА», «Смоки» и тут же запрещённый «Чингисхан»:
Москау, Москау
Закидаем бомбами,
Будет вам Олимпия –
О-хо-хо-хо-хо! –
якобы пелось в их песне. Уже значительно позже узнал, что не было там ничего антисоветского, нашим партцензорам сдуру померещилось… Мой друг с детсада Андрюха Ракосий балдел от «Бони М», он был счастливее меня – видел их концерт по ЦТ… Я начал с интересом поглядывать на «Утреннюю почту» и нашу республиканскую музыкальную программу «Добрый вечер», где интеллигентный казах приятной наружности по имени Марат тонко вёл свою линию – дескать, Запад, он, конечно, буржуазный, но – есть очень интересная и качественная поп-музыка! «АББУ» и кое-кого еще я впервые увидел именно там. Всех одноклассников обуяли романы, мне уже давно очень-очень нравилась красавица Лена, но любовью я это не называл… Индийские мелодрамы в ближайших кинотеатрах упивались восточным ладом вечного минора и эпической любовью, вперемешку с нереальными драками. По радио гремели песни из «Д’Артаньян и три мушкетёра». Хулиган, двоечник и мастер на все руки Славка Арбаев вовсю рисовал на портфелях «битлаков» - то бишь хиппи, с гитарами и без оных. Школьный ВИА на перемене играл «Спейс», и для нас это было, и впрямь, как визит инопланетян с электрогитарами, барабанами и ионикой! После пятого класса, олимпийским летом 1980-го, я впервые попал в пионерлагерь, там через вечер устраивались танцы, но я был дико застенчив и ни разу не пригласил ни одной девчонки. Ах, красавица-блондинка Света Савельева – смотри, но не трогай! Зато музыку слушал во все уши – внимательно. Там сплошное диско было, и тогда мне эта музыка очень нравилась, будоражила, но «Смоки» - это уже рок, какой-никакой!
Ай’лл мит ю эт миднайт,
Андэ зэ мунлайт! –
хрипатым голосом Криса Нормана. Вот это был кайф! А после пионерлагеря полюбовался на цветное телевидение – в нашей квартирке уже стоял минский «Горизонт», и довольно большой - и укатил с отцом в Киргизию – Фрунзе - Иссык-Куль - Тянь-Шань и обратно. Я тогда ничего не знал о смерти Высоцкого в июле, а на иссык-кульской турбазе вовсю крутили его песни – не под оркестр, под гитару. Страшно мне тогда понравились многие его вещи, это был первый автор-исполнитель, которого я услышал. Дома, когда мне было лет семь, некоторое время была одна его пластиночка с мелодиевским оркестром (потом пропала), но я тогда был для неё мал…
Шестой класс, двенадцать лет – я и сам не знал, какая это была прекрасная пора в моей жизни! Я перерос болезнь печени, пошёл на баскетбол, окреп и стал «нормальным пацаном», а не ботаном – стал ругаться матом, драться, удирать с уроков и т.п. Впрочем, остался отличником – единственным отличником в нашем классе. Добавлю справедливости ради, что по некоторым предметам мне явно «натягивали» пятёрки. С другой стороны – был бы спрос строже, и я бы тянулся, я ведь был очень старательным!
Диско-лихорадка догорала. И до нашего глухого азиатского уголка стали долетать бешеная слава московской «Машины времени» и первые ласточки итало-попсы. Пока что – рулят Челентано, Кутуньо и французы – Далида, Дассен. После его безвременной смерти ЦТ показывает целый концерт – очень мелодично, мило, задушевно… «Песня года» не радует, ВИА давно обрыдли. Время рока наступает, когда мальчик становится подростком.
Лето 1981-го, две смены всё в том же пионерлагере «Орлёнок», что под Тюлькубасом. Десятиклассник Лёха, гитарист и просто хороший парень, знакомит нас, салаг, с дворовой песней, а заодно и с ВИА-лирикой в трёхаккордовом изложении. Почему-то песни «Синей птицы» и прочих «Весёлых гитар» звучат куда приятнее под корявый аккомпанемент дешёвой шестиструнки, спетые ломким голоском шестнадцатилетнего юноши. Вот оно – обаяние искреннего дилетантства! И – первый хит «Машины», что я услышал тогда от Лёхи. Тот самый «Новый поворот». Он-то как раз в таком виде не впечатлил – року нужно электричество и мощь.
А так, вообще – вот она, лирика:
Я опускаюсь на колени,
За странный мой вопрос прости,
Но я всё время в изумленьи –
Что ты могла во мне найти?
Рок эврибади!
Сентябрь 1981-го, седьмой класс – я получил тогда травму головы, оставившую на всю жизнь хронические головные боли. Но в это очень ненастное время пришла ко мне первая серьёзная любовь. Её звали Таней, она была прогрессивная, любила «Машину времени», классно пела и играла в школьных спектаклях. Спасибо за науку, Танюша. Ради тебя я записался в химический кружок, но у меня не хватило духу записаться ради тебя в школьный хор. «Боящийся – несовершенен в любви.» Таким манером я пролюбо-болел весь седьмой класс, а восьмой провёл под магнетическими трансцендентальными чарами Вики, Таниной подружки. С 12 лет я научился болтать с девчонками, но признаться в любви для меня было равносильно смерти.
Пытался научится играть на гитаре, но гитара попалась бракованная – бросил. По телику изредка показывали коммерческий рок – «Земляне», Группу Стаса Намина; фильм «Душа» вышел на экране, явив миллионам юных фанов во плоти Макаревича сотоварищи. А весной-82 я накинулся на пластинки и плёнки – искал рок, и много нашёл – на миньонах, на гибких пластинках из журнала «Кругозор», или на дисках различных ВИА – их постные интерпретации мировых рок-хитов. Поп-музыку слушал, попутно. На старых бобинах нашёл фолк-музыку – самого Пита Сигера! И великолепных сестёр Берри я там услышал, в совершенно ужасном качестве, но никакой другой еврейской музыки мне слушать не довелось, вплоть до моего отъезда в Израиль. Слушал, мотал, а лента рвалась и рассыпалась у меня в руках. Этим плёнкам было лет 15, наверное. В отделе искусств детской библиотеки перебрал все пластинки в поисках рока – рока не было, но были американские фолксингеры и Марлен Дитрих, поющая на немецком «Где цветы минувших дней?» Это было шикарно… Пластинки подходящие слушал часами, одни и те же песни – десятки и сотни раз. Меломания и битломания стартовали. Миньон «Битлз» с тремя песнями из «Эбби роуд», Пол Маккартни и «Уингз», Элтон Джон и многие-многие другие… Сам начал покупать иногда «Кругозор», а позже – некоторые пластинки в местном универмаге, и – напал на старые подшивки журнала «Ровесник» в читальном зале детской библиотеки. Подшивки сохранились с 1966 года по 1977-й, но - не все года в этом промежутке, притом, многие статьи и заметки были варварски изрезаны – фанаты вырезали фото своих любимцев, зачастую не читая текстов. Читал всю эту советскую музыкальную журналистику запоем. Потом начал выписывать «Ровесник», долгие годы, покупал в «Букинисте» старые номера «Музыкальной жизни», «Студенческого меридиана»… А тем жарким летом после 7-го класса я ходил почти каждый день в читальный зал, с общей тетрадью, читал и конспектировал. Иногда я представлял себя певцом в рок-группе, но это было нереально, с моим слухом. Позже – звукорежиссёром, но это слишком кропотливая техническая возня для меня. Рок-журналистом я тоже себя представлял, и моим кумиром был Артемий Троицкий. Но о журналистском факультете ВУЗа я никогда не думал – просто потому, что, обозревая все эти статейки, мне думалось: а разве на этом можно заработать нормальную, регулярную зарплату? И, в общем-то, я был по-своему прав… А вырезки из журналов копились в папках, и на момент отъезда в Израиль, в 2001-м, было у меня 12 толстых папок с «музыкалкой», и только 3 папки с литературными вырезками.
Восьмой класс я провёл лучше, чем седьмой – окончил со всеми пятёрками. Понятно, что весь этот рок-н-ролл продолжался вовсю, и мне очень не хватало современного магнитофона и проигрывателя (они появятся через пару лет). На пластинках почти не было рока и хорошей поп-музыки, отдельные редкие диски тут же попадали в дефицит, а модный музон кочевал с магнитофона на магнитофон… Для примера – единственная пластинка «Машины времени», которую я мог купить в начале 80-х, это миньон с двумя песнями из фильма «Душа». Еще пара песен была на великолепном двойном сборнике лауреатов тбилисского рок-фестиваля, и – всё. Этот «рок-вакуум» длился до 1985 года. Радио ничего не значило – там почти ничего путного не было. Читать книги после начала своей меломании я стал значительно меньше, зато журналистика стала основным чтением. Помню весенний двухнедельный отдых с отцом и мамой в Кисловодске: первым делом я нашёл там библиотеку, в библиотеке – читальный зал с журналом «Ровесник», от 1978 до 1982 года, и почти каждый день читал напропалую. И я не очень помню, какие две пластинки я оттуда увёз, зато я отлично помню статьи, которые там глодал от корки до корки! Но раньше был краткий визит в Москву, в сентябре-82. Диски Дина Рида (почти рок), «Зодиака» (точно – рок!) и маленький миньон «Битлз», где даже названия не значилось – «ВОКАЛЬНО-ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЙ АНСАМБЛЬ, АНГЛИЯ». Там были 4 песни из «Сержанта Пеппера». А с Дином Ридом я явно погорячился. Первая пластинка была отличная – рок-н-роллы, кантри… А вместо второй, канешна, надо было подмести все несколько миньонов «Битлз», что я там углядел. Но весной-83 новое счастье подвалило: одноклассник, Серик Есполов, принёс советские миньоны «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Кристи», «Миддл оф зэ роуд», а также пластиночку «Весёлых ребят», где они очень зажигательно пели старую песенку «Криденс». Я кайфовал полмесяца с этими пластами! Серик готов был отдать их все, но я скромно взял только битлов – песни из «Эбби роуд» и «Лет ит би». И пилил их днями напролёт! Много читал о «Пинк Флойд», предвкушал, но услышал лишь весной-84. Многих услышал с опозданием, многое надо было услышать в юности, а позже это было, зачастую, уже не очень нужно… Поп-музыку и прочую эстраду я тоже иногда слушал, но без ажиотажа. Кантри, фолк и исконный блюз были недоступны, а время классики и прогрессивного рока, а также джаза и народной музыки ещё не пришло.
Очень впечатлила тогда «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты» - в 83-м вышел фильм, а через три года я раздобыл двойной диск с этой рок-оперой (скромно названной на конверте пластинки «музыкальным спектаклем»). И, конечно, «Юнона и Авось» - услышал на диске в 85-м, полюбил навсегда.
В гуманитарный ВУЗ, учить английский и немецкий, меня отец не пустил. Меня ждал нафиг мне не нужный энерготехникум, специальность техника-электрика, которую я привычно-добросовестно оттарабанил на отлично, с красным дипломом. На рокенролльный гуманитарный бунт меня не хватило. А пока – лето-83, я с родителями снова на пару недель в Москве, и делаю очередной рейд по московским магазинам грампластинок. Совершенно напрасное приобретение – два диска кубинского джаза «Иракере». Джаз я тогда толком не понимал, разве что диск джаз-рокового «Арсенала» Алексея Козлова мне понравился. А «живые» рок-концерты были ещё далеко – первый случился в 1988-м.
Июль-1983, экзамены в энерготехникум. Всё на пять, всё легко. Но – я чувствую себя «не на своём месте», вместо той дороги, что я себе когда-то наметил, «типичное не то». И я никогда не забуду тот светлый момент, когда в жарком унылом августе того года, в концерте мастеров искусств по телевизору, явилась мне несравненная Нина Ананиашвили, в адажио из чудесного балета «Щелкунчик». Это была первая из моих любимых артисток.
«Технарь»
По сравнению с попсовой школой № 10 имени Клокова, энерготехникум был вполне рок-н-ролльным, хотя и консервативным. Вряд ли там кто-то слушал Фрэнка Заппу, «Вельвет Андэграунд», Боба Дилана и «Кэптэн Бифхарт», зато вовсю гоняли хард, хэви, битлов, флойдов и роллингов, немного – прогрессив и новую волну. Советский рок часто котировался как второсортный, но парни и девушки активно слушали «Машину», «Динамик», «Карнавал», «Круиз», позже – «Примус», «Альфу», «Зоопарк», «Браво», затем – «Аквариум», «Кино», «Алису»… И эта рок-волна сразу накрыла меня с головой. Год спустя после поступления в техникум, у меня был нормальный проигрыватель, еще через год – магнитофон «Нота-203», и почти весь мой досуг уходил на бесконечные рок-альбомы, рок-концерты и рок-сборники – или на рок-журналистику. На втором курсе я подготовил дискотеку, ещё одну дискотеку я устроил на четвёртом курсе, но диск-жокеями там были другие ребята. Та писанина, которую я там делал – это, в общем-то, была работа журналиста, но нетворческая работа – сплошная компиляция.
В шестнадцать лет я начал писать стихи, но был ужасающе банален. По-моему, больше всего мне хотелось писать тексты для рок-группы и петь в ней. Ребята вовсю выезжали на концерты профессиональных рок-групп в Ташкент (в нашем городе не было нормального концертного зала), а я был великим домоседом, не любил шумных толп на концертах и - не хотел.
Некоторые из однокурсников играли на гитарах и пели тогдашний стандартный репертуар – много из советского рока, немного из дворовой песни и чуть-чуть блатняка. Запомнились прикольные залихватские песенки в исполнении комсорга нашей группы Э-38, весельчака Валеры Иванова:
По реке плывут два лаптЯ,
Я стою на той берегЕ,
Ничевой-то мне в жизни не надо –
Лишь бы лапти доплыли к тебе!
А Серёга Суминов на четвёртом курсе сочинил несколько своих песен, и среди них – «Песенку про чимкентское пиво»:
Ах, пиво, пиво, пиво
Чимкентского разлива!..
Я в те времена иногда пил пиво и вино, и могу заверить – наше пиво было вполне достойно таких гимнов.
Нельзя не упомянуть великого Александра Градского, которого я как следует расслышал в свои 16 - сюита "Сама жизнь", "Русские песни"... И у меня с А.Троицким по этому поводу серьёзное расхождение - я считаю Александра Борисовича весьма талантливым композитором. Прибалты нравились - "Магнетик бэнд", "Мюзик-сейф"…
«Перестроище»
В 1985-м всё очень резко изменилось. Не буду здесь повторять историю перестройки, закончившуюся развалом СССР; не буду также повторять достаточно известную историю «взлёта и падения советского рока». Но хочется кратко вспомнить ощущения прорыва плотины, когда пластинок – шиш да маленько, и вдруг – сначала миньоны, а потом - поток дисков «Диалога», «Автографа», «Машины времени», В.Кузьмина и многих-многих других. И если до 87-го тиражировались лишь профессионалы, то миньон «Алисы» стал первой ласточкой для рок-клубовских и рок-лабораторских команд. В том же году советский хэви попадает на пластинки. И зарубежный рок, конечно. Примерно такой же прорыв на телевидении и радио – «Музыкальный ринг» с очаровательной Тамарой Максимовой был неотразим и неповторим! Уже после диска Градского «Русские песни» мне стало ясно, чем настоящая русская народная песня отличается от того матрёшечного фольклора, что процветал в брежневские годы. А «Ринг» с блистательной Мариной Капуро и ансамблем «Яблоко» окончательно расставил все точки над ё. Правда, казахстанцам было лучше в годы застоя, чем какой-нибудь российской провинции. На нашем телевидении регулярно показывали то, что снимали телевизионщики Ленинграда, и задолго до 1985-го мы увидели, например, «Аквариум», «Мифы», а также москвичей Кузьмина и Барыкина. Ещё один луч света в тёмном царстве – великолепнейшая всесоюзная программа «Весёлые ребята». Помимо классного юмора, отличных пародий и небывалых по тем временам телетрюков, «Ребята» регулярно протаскивали на голубые экраны советских рокеров, и гораздо больше - любителей, чем профессионалов. Вот и получилось, что с «подпольными» группами «Аквариум» и «Центр» я познакомился вполне официально, когда летом-1983 Центральное телевидение повторяло программу «Весёлые ребята», снятую за год до того. И я отлично помню чувство абсолютной свободы, когда в декабре-1986 в выпуске «Весёлых ребят», посвящённом популярной музыке, гремели «Ария», «Браво» и Александр Градский. Революция свершилась, и не иначе!
«Музей» рок-н-ролла
Некоторое время я провёл, работая электриком-наладчиком, а потом несколько лет трудился в конторе отцовского кооператива, составляя сметы и акты приёмки выполненных работ. В 1988-м попробовал себя в амплуа рок-поэта – предложил много своих текстов и песен чимкентской рок-группе «Музей». Мой друг по техникуму Илюха Чесноков играл там на ударных и пел, мой знакомый поэт, бард и художник Бердалы Оспанов был лидером, пел и играл на ритм-гитаре; соло-гитаристом и вокалистом был второй Оспанов – Сералы, а на басу врубал друг Илюхи, таинственный молчаливый очкарик Игорь Устинов. «Музей» играл классические рок-н-роллы и принципиально не исполнял своих песен, хотя авторов в группе было достаточно. Парни, тем не менее, взяли в свой репертуар один мой рок-н-ролл – «Гимн протеста против перерасхода косметики женским населением»:
Когда я был ещё ребёнком,
Я одного не мог понять:
Зачем хорошеньким девчонкам
Помадой губы покрывать?..
Существовала даже концертная запись «Музея», где они очень зажигательно пели этот рок-н-ролл, но вряд ли эта запись сохранилась. Каюсь, что мой мотивчик был очень похож на знаменитую «У бегемота нету талии», но, в случае с блюзами и рок-н-роллами, лучше не говорить об авторстве музыки – одни и те же три аккорда, в одной и той же последовательности… Я даже попытал себя в роли вокалиста в «Музее», но полностью провалился. Тогда же я попал на первый в своей жизни рок-концерт, и поучаствовал в нём – «Музей» в первый раз сыграл большую, на час с лишним, программу для узкого круга друзей и знакомых. Надеюсь, что я читал стихи в этом концерте, а не пел песни.
В 1989-м «Музей» развалился из-за разногласий, оставив после себя пару концертных записей. А через год собрался в новом составе и продолжил добросовестнейшим образом трудиться на ниве казахстанского рок-н-ролла. Много позже, в 1994-м, они выпустили официальный магнитоальбом на компакт-кассете, он продавался в местных магазинах. В том же году «Музей» побывал на фестивале «Битлз» в Ливерпуле, снискал там восторженный приём публики, получил специальный приз. Очень надеюсь, что какая-то из местных фирм грамзаписи издаст антологию творчества «Музея» на компакт-дисках – замечательная группа Бердалы Оспанова, хранившая первозданный дух и мощную энергию раннего рок-н-ролла, по праву вошла в анналы истории казахстанского рока!
Моя чахлая музыкальная аппаратура сменилась в 1989-м на первоклассную – проигрыватель «Ария-1100», магнитофон «Союз», усилитель «Радиотехника», колонки АС-50… Рок-музыка стала легкодоступной, пошла волна книг – «Рок в нескольких лицах», «Биография ансамбля «Битлз», «Рок в Союзе» и многие-многие другие. Рок-н-ролл перестал быть полузапретным приключением, но я так пропитался этой музыкой и поэтикой, что она осталась со мной навсегда.
Послесловие: нулевые и десятые
С 1994-й по 2000-й годы я нигде не работал, из-за очень плохого состояния здоровья. Отлёживался дома, почти никуда не выходил. А моя репатриация в Израиль состоялась в 2001-м. Как ни крути, а эта страна – окраина западной цивилизации, хоть и находится на Ближнем Востоке. Я до одури насмотрелся своих рок-героев по эм-ти-вишным каналам, вдоволь вкусил аудиокайф от фирменных дисков, несколько раз попадал на концерты российских рок-музыкантов… Начал слушать джаз, классику, блюз, кантри, фолк, этно и многое другое. Полюбил по-настоящему классический балет. Очень основательно изучил иврит, наконец-то выучил английский, освоил профессию бухгалтера, но работы по этой специальности не нашёл – связей и знакомств не хватило. А в 2006-м для меня началась эпоха Интернета, открылись совершенно невиданные возможности. Это какой-то блаженный остров коммунизма посреди буржуйского моря: сколько аудио, видео, сколько книг и журналов можно скачать совершенно бесплатно! И если в восьмидесятых годах советские рок-меломаны были уверены, что от первых советских рок-групп почти не осталось записей, то сегодня мы располагаем очень даже немаленьким количеством трэков из шестидесятых и семидесятых годов!
Интернет за несколько лет сотворил поэта и журналиста Туркина, с помощью нескольких сайтов, Интернет же родил и автора-исполнителя Туркина: блюзовые и рок-н-ролльные минусовки дали мне возможность воплотить свои песенные идеи. По-моему, сбылись почти все мои юношеские мечты. И я точно знаю, что мне не нужна никакая другая страна и никакой другой город, кроме моей Афулы. Кстати, если прочесть «Афула» наоборот, получится «алуфа» - чемпионка, или, во втором смысле, женщина-генерал. По-моему, это символично – главные таланты Афулы относятся к прекрасному полу.
(Мемуарчики нарезаны, промыты, проперчены и засолены между 2012 и 2014 годами)
Свидетельство о публикации №114012801491