Страдания старателя
"На просторах Родины чудесной,
Закаляясь в битве и труде",
Душеньки - красавицы порхают,
Крыльями хлопочут близ биде.
Желание пописать красиво, а ещё круче - рифмовано, страсть возвышенная, романтическая. Чаще всего поэтический позыв манит и тешит девушек из благополучных семей. Казалось бы, сытое и ухоженное тело должно благоденствовать, благодушествовать. Ан нет, трепетная душа полна невзгод и печалей: неразделённая любовь, измена друга, несовершенство подруги и человечества - лишь малая толика терзаний, неведомых неотёсанной дворовой челяди.
Страдания старого старателя.
День ото дня не отличается, пером скреплю отчаянно, всё о себе, любимом, оттачиваю притчу. Мой выбор не случайный. Давненько намечаемый, сюжет исповедальный.
Рифмую прилежно, по смыслу пристойно, совсем без возгонки, как было бы прежде. Порою, не скрою, бывает, но редко, балуюсь под стынущий чай. Рюмашку, другую, закину вдогонку, но шёпотом, изредка, лишь невзначай.
Чтобы излИлась с небес благодать,
"Сею разумное, доброе, вечное"
В манну небесную, веря беспечно,
"Сею святое, сею сердечное"
P.S. Заковыченное, совместно с Н.А.Некрасовым.
В friend'ах гурты virtual'ьных читателей, лайки face'бучных моих почитателей, twitt'нутыx в темечко словометателей. Там, среди прочих известных читателей, замечены чурки в халатах парчовых, при бородах и чалмах холщёвых.
Читают притчу беспричинно.
Довольны почему-то прочитанным.
Челом почтительным кивают чинно.
Кое-что из читанного, почти понимают.
Чукчи, опять же, укрывшись от стужи, читают опус, - когда не пишут. В чумах тепло, но изрядно душно. К счастью, рядом жена-отдушина, рьяно ублажает мужа, возлежащего тут же. Со светом в чуме туже, с чтивом и того хуже. Это тревожит страждущую душу. Жажда влечёт чукчу наружу.
И олени,
В стойла сбившись,
Похоже, лайкают тоже.
Рогатым читателям это сложно,
К "клаве" примерзают копыта и кожа,
Возгласы их необычно зычны.
Возможно, даже не совсем привычно.
Согласен, но приятно всё же.
А на ленте бегущей, неслыханная удача. Знакомые озадачены, в чате уважительно величают не иначе, - "Наш большой стихотворный мачо" Стишочки мои постят, на странички скачивают, а завистники - меж собой подначивают. Мол, "клиент" небесами означен, а скорее всего, оплачен, с чего бы иначе спрос на сомнительный спич, козлючий и злючий.
Слава не удавка, шею не мучает.
Поэму озвучиваю по этому случаю.
Свирелью дырку ввысь просверлил,
Трелью соловьиной, певучей,
Патокой липучей,
Заливаю небо,
Играючи.
Неожиданно из поднебесной пришло известие с благостной вестью, смесь елея с лестью. Аллилуйя…
А я, дурачина, лиру зачистил.
Рукава засучил, зенки выпучил,
Талант свой могучий расчехлил,
Надраил и безоглядно трачу.
Отдача... чуть не плачу.
Когда отмучился, глянул ежово. Съёжился... Опять неудача: слова, как-то чудят, прыгают, скачут. Маячат, словно мячики. Огорчают очень. Не чтут "поэта", сволочи.
Я бы ямбу, заразе,
Вдул блямбу под глазом.
Даже в два сразу.
И хорею, заодно, с размаху,
В харю разок вмазал.
А дактиль, кудрявый,
Вычурно стильный,
Погрузил бы насильно
В яму септильную.
Такие вот дела, милостивые братья и сёстры…
А теперь, не таясь, попробую рассказать без сеанса чар и чудес, как снизошла с небес поэтическая благодать. Только не пугайтесь сразу, я сейчас без паров и без газу, с утра не поддавал ни разу.
"Слухайте" внимательно.
Внимайте, но не "плакайте"
Как-то, утром, не вставая с кровати,
Задумал рифмы красиво слагати.
Кстати, и не стану скрывать,
Не знал с чего начать.
Выбрал путь привычный и предпочтительный. Сначала отключил думалку, чтобы не нравоучала, как обычно, и не мучила. Затем, не взирая на природную застенчивость и рачительность, взял большой пузырь горячительного.
Ночь напролёт закладывал умопомрачительно.
К утру был в огненном пламени, обложило всего - негасимо. Совсем-совсем никакой. Во рту солоно, мерзко и тошно. Даже кошка, падла, как назло, топала истошно. В голове гудё-ё-ёж… нефигаси. Вестимо, по мне уже звонит тот самый колокол. Хотел спастись на небеси, но не было сил. Господи, сохрани и прости.
В общем, лежу в отключке,
Не раздевшись, в кровати.
Накрыл голову скатертью,
Чтобы в бредовой горячке,
Не расплескать мозги
К японской матери.
А на третью ночь, тело отлетело прочь. Стало скушно и грустно, в душе слёзный сентиментальный сгусток. Чтобы утолить жажду и унять печаль, чтоб не качало и полегчало, "причалил" к микроволновой печи. На нашей фене - СеВыЧем величают.
Короче, заварил чай чумовой.
Не чифирь, конечно, но крепкий очень.
Чую, по большому счёту заточен.
Строкой разить и глаголить охочен.
Теперь буду сочен, бросок и точен.
"Рука крепка, и танки наши быстры". Мой почерк твёрд, и мысль моя остра, "в ажурном вальсе закружилась голова" (слова чужие, но идея моя).
Однако погорячился чуток. Удача не случилась, чудо причудилось. Поторопился плясать, время двинулось вспять. Как тут не вспомнить опять японскую нашу мать...
Писать и писать в сумерках не грешно.
Писатели в ночи особенно успешны.
Поэт способен даже лирой возбуждать.
Простите за глагол, конечно, пробуждать.
Но это к слову, если ж откровенно и дотошно,
От изобилия слащавых стихотворцев тошно.
Май, 2015
Свидетельство о публикации №114012812859