Прозаический тлен

Он нашел ее на берегу озера. Ее тело лежало во влажном песке, скрюченное, то ли от холода, то ли от судорог боли. Бледная с режущимися, сквозь тонкую кожу, ребрами она неподвижно замерла, отнятая у жизни и лишенная ее прав и оков. Ее глаза были широко открыты, в них не было ни признаков агонии, ни слабости – одно холодное и непонятное равнодушие скользило в этих двух, зияющих пустотой, стекляшках. Ее маленькая грудь, застланная мурашками, как рябь застилает воду, все еще оставалась соблазнительной, несмотря на ушедший блеск и ледяные оттенки. Холодный ветер легонько перебирал, не успевшие высохнуть, пряди волос. Листья прибрежного камыша тихо перешептывались под тлетворной серостью небосвода. Какое-то время он стоял, наблюдая эту душещипательную картину, но взгляд его глаз не был выражен ни удивлением, ни чувством страха, ни даже легким волнением. Странное чувство оцепенения сковало его лицо. Его не тревожили мысли – отчего…как… когда, хоть и все говорило о том, что лежит она здесь не более суток… какой была ее жизнь, была ли она беззаботна и ветрена или легла тяжбой бесконечных страданий, он просто стоял и смотрел, монументально, с этой исполинской незыблемостью, свойственной идолам, чьи каменные лица были высечены только с одной, единственной целью - бессчётными днями созерцать вечность вокруг. Одна-другая, затем и третья – с неба упали капли, распластавшись, теряя очертания и формы, на его холодных губах. Резкий порыв ветра, внезапный и стремительный, тронул крючья сухих дерев, склонившихся над дрожащей озерной гладью. Вот уже миллионы маленьких капель хлестали его лицо плетью нагнетающих силы ударов хаотичных, воздушных потоков. Мягкая и без того вязкая почва тропки, на которой он стоял, жидким цементом обволакивала его ноги. Створки ее губ, едва приоткрытые, словно створки жемчужной раковины, были затоплены водой, но не жемчужина пленила и притягивала взгляд, а черная, глубокая вселенская пустота, полная необратимой безнадежностью и молчаливым откровением. Этот натюрморт специфических оттенков, оттенков обреченности и тления, был до необъяснимого пронизан чувством желания, несвойственным, нехарактерным чувством складывающейся картине вокруг – это чувство наполняло собою воздух, мешаясь с сыростью, грязью, стоптанной травой…
Внезапно он обернулся, окинул взглядом туманный горизонт, крохотные деревенские домики казались безлюдными и давно покинутыми, потом снова взглянул на тело и сделал несколько шагов вперед, затем обернулся еще раз. Оказавшись совсем близко, он присел на корточки и провел ладонью по ее холодной груди, дальше… ниже ее пупка, снимая тонкую корочку водяного слоя со скользкой и бледной кожи, похожей на рыбью чешую. Кончики его пальцев, ледяные и спокойные замерли на мгновение, которое казалось неисчислимо долгим и напряженным. Тут он одернул руку и прикоснулся к ее лицу, освободив его от слипшихся прядей волос. Непостижимое чувство, с которым он вглядывался в неприметные и самые обыкновенные черты этой женщины, увлекало его в какую-то далекую неизвестность, полную мрака и невыразимой тишины. Даже в могиле не бывает так тихо. Мгновением позже его тяжелая голова покоилась у нее на груди, одежда давно вымокла и вряд ли могла согреть. Обхватив себя руками, съежившись в маленький серый клубок, он слушал, как капли дождя бьют по ее животу. Он всматривался в них, в эти мельтешащие брызги, что поочередно колко и больно били его по глазам, вынуждая инстинктивно щуриться, он открывал их снова и снова, все также пристально наблюдая, как маленькие льдинки разлетаются на тысячи невесомых осколков. Через некоторое время, резкие и внезапные порывы ветра стали ослабевать, один только дождь неутомимо, одержимый стремлением наполнить собою все вокруг, лил, лил и лил… Вода подмывала грязь, обнажая редкие вкрапления камней и принятых в землю гниющих веток. В этой бесформенной жиже, в этом тошнотворном и леденящем месиве два бледных тела, прижатых друг к другу, медленно гасли, опустошенные, слабые и беспомощные... Его холодные веки отяжелели, когда в округе уже было ничего не разглядеть.