Сборник 2. Вторая половина

Сборник   # 2 :   " В  Т  О  Р  А  Я         П  О  Л  О  В  И  Н  А"



М О Е М У     Ч И Т А Т Е Л Ю

Я не учу кого-то жить,
А просто говорю, как мыслю,
Нескромно смев предположить,
Что в этом деле что-то смыслю.

Я не пытаюсь сотворить,
А лишь рифмую и слагаю,
Охота ведь поговорить,
Вот я в стихах и излагаю:

Каков он – этот мир вокруг,
Каков внутри, каков снаружи.
И ты, наверное, мой друг,
Свой ум над этим тоже тужил.

Но мы по-разному глядим
На звёзды в небе и на розу,
Мы разную еду едим
И разную читаем прозу.

Ведь для того и служит соль,
Чтоб не было всё в жизни пресно,
У каждого есть свой фасон,
И это жутко интересно.

У каждого свои весы,
И в этом кроется вся прелесть,
Мы разные все видим сны
И слышим разных мыслей шелест.

ВАЛЕРИЙ    СОХАТЫЙ




А    Р    Е    Н    А

Я выхожу пред вами на арену,
И, обнажая душу напоказ,
Стихом её вскрываю, словно вену,
Чтоб вас заставить верить в этот раз.

Вы требуете дать хлебов и зрелищ,
Не замечая совершенно за собой,
Что до клыков и шерсти озверели,
Озлобленные выпавшей судьбой.

Но ведь и в вас плескались тоже души,
И пусть они позарастали камышом,
Попробуйте открыть глаза и уши,
Мир – удивительный, прекрасный и большой.

Я вам о нём сыграю на свирели,
Я подарю вам всех цветов карандаши,
И пусть на половину все мы звери –
Людьми родятся наши малыши.

Я знаю: жизнь – борьба, а не раздача,
Но всеми фибрами коверканной души
Предчувствую, что надо жить иначе
И перестать не строить, а крушить.

Я выхожу без страха на арену
И  обнажаю  душу  напоказ.
А тем, кто спросит: " Для какого хрена? "
Отвечу: " Ради человеческого в нас."


С Т Р А Н А     Д У Р А К О В

Я родился в стране неустроенной,
Я родился в стране дураков,
Возомнивших себя, вдруг, героями
Без каких-либо обиняков.

Всё сломали. Всё переиначили,
Окропили обильно кровёй,
И потомков ублюдочных зачали,
Изнасиловав разум живой.

Человечее стадо панургово –
Толпы злых и голодных калек.
Все святыни и храмы поруганы,
Вымер в страхе смертей человек.

Всё, что доброе было и светлое,
Выжигали калёным прутом.
Выжил кто? Существо бессловесное –
Человека узнаешь с трудом.

Обмотались колючею проволкой,
За которой стучалися лбом
И тащили самих себя волоком
Под ярмом, ставшим общим горбом.

Даже солнце лучи свои прятало,
Укрываясь за туч пеленой,
А за проволкой лязгала, брякала
Мясорубка гражданской войной.

Чёрной копотью тлели пожарища,
И бродили во мраке ночи
Кровожадною сворой "товарищи" –
Большевистские палачи.

Со страной навсегда было кончено,
В смрадных душах вершил уже бес,
И в лице голой задницы "кормчего"
Лунным диском глумился с небес.

Но живучая тварь бессловесная,
Между тех, кто остался в живых,
Не все были прислужники бесовы –
Было несколько тварей иных.

Вот от них и пошло человечество.
Но победа в руках дураков,
И они ведь мечтают о вечности,
Подпирая власть силой штыков.

И  гордятся  "герои"  руинами,
Воспевая  свой  "подвиг"  в  веках,
Дураки теперь ходят невинными,
А невинные – в дураках.

Я родился в стране неустроенной,
Я родился в стране дураков,
Дураками в падучей построенной
На развалинах прошлых веков.


С   М   У   Т   А

Вся страна – большой шалман
Под "сиреневый туман":
Мужики дебелые
И девицы спелые,
Да ребята с севера –
С "заготовок клевера".

Выродилась нация
Со времён Горация.
Нынешние гамлеты
Как-то все плюгависты,
Им вопросы вечные
Как дела заплечные.

Муки и терзания
Не для их сознания.
Только бьют копытами
Ставшие, вдруг, сытыми
Новенькие русские
С лобиками узкими.

Демократы в панике –
Не по ляжкам штаники.
Во главе политики
Снова паралитики.
А в глазах и головах
Всё рубли да доллары.

Время нынче смутное,
И прогнозы мутные.
Все надежды, чаянья
Перешли в отчаянье.
И только лишь ирония
Ещё не похоронена.


Т    О    С    Т

Пью за долгие века
И короткие срока,
Чтоб гуляла в жилах кровь,
И жила в душе любовь.

Все плохое отойдет.
Счастье наше нас найдет.
Мы пройдем свой путь к вершине,
Как бы нас им ни страшили!

июль  1999 г. 

К   У   М   И   Р   Ы

Да, не в моде менестрели,
Скрипки, флейты и свирели.
Всякие, там, фуги Баха
Вам  изобразит  YAMAHA.
Всё она способна сбацать,
Даже звуки мастурбаций.

Доморощенные скальды
Лишь трясут на сцене скальпы.
Волосатые певцы
Блеют голосом овцы
И бубнят тупые тексты –
Пластилиновое тесто.

Но зато под фонограмму
Все подобны урагану:
Разевают мощно ртами,
Прямо как гиппопотамы,
Рубят в воздухе руками
Перед залом с дураками.

Все каналы, как полипы,
Пошлые забили клипы.
В микрофоны стонут глоткой
Ноги женские в колготках,
В самых сексуальных позах
И в других метаморфозах.

Песня стала – как реприза
У совкового стриптиза.
Длинноногий женский пол
Напрочь сбросил свой подол –
Под смазливою мордашкой
До пупа сверкают ляжки.

В шоу-бизнесе плацдармом
Стали серость и бездарность.
Словно гнойная киста
Буйно разрослась попса
И, как рак в последней фазе,
Распустила метастазы.

Недоделанные панки,
Родины своей подранки –
Мухоморы и поганки
На заброшенной полянке,
Тщатся миру вставить клизму
С инфантильным нигилизмом.

Металлисты глушат уши,
Завывая как кликуши,
Но в их воплях от металла
Лишь коррозия осталась.
ЭТО БЫЛО БЫ СМЕШНО,
ЕСЛИ Б НЕ БЫЛО ТОШНО.

Все они пришли в искусство,
Только чтоб рубить "капусту".
Нет ни голоса, ни слуха,
Нет ни музыки, ни слов,
Но совковые бамбуки
Лезут к славе напролом.

Каковы в стране сортиры –
Таковы в ней и кумиры.
Остальные в роли быдла
Всё съедают, как повидло.
Вот она – совдепия
Во всём великолепии.


П   О   Э   З   И   Я

Я – не горлан, как Маяковский,
Не претендую в главари,
И не космополит Чуковский,
Пролезший даже в буквари.

Перо своё вонзаю в строчку,
Как шприц под кожу наркоман,
В моих стихах любая точка –
Крупица пищи для ума.

Поэзия – как оболочка
Тех чувств, что в сердце родились,
Она мне – как влюблённым ночка,
Как для пиратов корабли,

Как для листа весною почка,
Как исповеданье в любви.
Она мне – как вторая дочка,
Как кровный член моей семьи.


6    6    6

Средь людей всегда в достатке
Тех, кто на злодейства падки.
Сын шакала их руками
Правит миром с дураками.

Темные людские души
Есть его глаза и уши.
В это многие не верят,
Но живем мы в царстве зверя.

Доказательств веских много,
Главное – забыли бога.
И, вполне закономерно,
Мир заполонила скверна.

Только уж совсем незрячий,
Кто судьбою раскорячен,
Не увидит сквозь потемки
Свастику, звезду и три шестерки.

июль  1999 г. 

П   О   В   О   Д

Жизнь и смерть – не симптом человечности,
Это повод подумать о вечности.

Всё рождается и увядает,
А кто любит, ещё и страдает.

И огромное есть заблуждение
В том, что жизнь дана для наслаждения.

июль  1999 г. 

Б Р А Т Ь Я     П О     Р А З У М У

Мы только мгновенья в глубинах времён,
Но вместе слагаем эпохи,
И звуки земных людских наших имён
Хранят во вселенной незримые боги.

Мы рыцари  ОРДЕНА ХРАМА ЖИВЫХ.
Наш меч – человеческий разум.
Мы истину с кровью из ран ножевых
Качаем, как нефть добывают из скважин.

Мы рубимся в космос сквозь холод и мрак –
По разуму сёстры и братья.
Космический хаос – наш дом и наш враг,
Приходится жить в нём и драться.

Мы всходы разбросанных жизнью семян,
Согретые солнечным светом,
Последние дети планеты Земля,
Хранители всех её ветхих заветов.

Пространство и время дробим на ряды
Молекул, процессов, реакций.
Мы чёрные дыры, туннели, ходы
В межзвёздных пучинах вселенских мутаций.

В сознанье своём, как в плавильных печах,
Сжигаем материю в мысли,
Чтоб теплились души в раскрытых очах
И в космос стекали слезинками смысла.

И пусть мы мгновенья в глубинах времён,
Но вместе – слагаем эпохи.
И в честь человеческих наших имён
Себя называют вселенские боги.


О Т К Р О В Е Н И Е

У меня есть три всего
Главных постулата,
В них без всяких лишних слов
Истина распята.

Первый мой императив:
"Никому не верить!" –
Он не очень-то красив,
Но зато проверен.

Мой второй императив:
"Никого не бойся!" –
Время спустит всех в сортир,
Вот и всё геройство.

Третий мой императив –
Рюмка доброй водки,
Непременно закусив
Ломтиком селёдки.

Всех, кто так и не постиг
Эти постулаты,
Ожидает в жизни миг –
Горький миг расплаты.


Н А С Л Е Д С Т В О

Числа – знаки на бумаге,
И придумали их скряги.

Буквы есть дискреты смысла,
То есть кванты здравой мысли.

Ноты – видимые звуки,
Так трактуют их науки.

Нарисованный рисунок
Есть аккорд душевных струнок.

Незатейливые средства
Эти – наше всё наследство.

Июль  1999 г. 

Т   А   Н   Е   Ц

Жизнь – приглашение на танец,
Как солнечный протуберанец.
Танцуй, богач и оборванец!
Танцуй, святоша и засранец!

Танцуйте все на белом свете:
Мужчины, женщины и дети!
Не бойтесь сбросить ваши маски
И обрести свободу в пляске.

Раскрепощённее движенья, 
Они – лишь ваши отраженья.
Виляйте, топайте, машите!
Вас приглашает жизнь. Спешите!

Смените фарфоровый глянец
На человеческий румянец,
Не складывайте годы в ранец,
Танцуйте как протуберанец.


Д    О    Л    Г

Много всякого сокрыто
В человеческой душе:
И разбитое корыто,
И сокровище в мешке.

Может быть она и свалкой,
И как райский сад цвести,
Надо лишь волшебной палкой
Там, где надо, провести.

Только трудная задача –
Эту палочку найти,
Никому ещё удача
Не встречалась на пути.

Можно по-другому сделать:
Посвятить всю жизнь тому,
Чтоб в душе своей возделать
Сад цветущий самому.

Это тяжкий труд и долгий,
Не любому по хребту,
Но лежит на людях долгом
К их спасителю Христу.


СКАЗКА    О    ЗОЛУШКЕ

Поэзия – как золушка,
Светла её головушка.
Она над словом трудится,
И сказка скоро сбудется.

Давно двенадцать пробило,
И за порогом полночи
Нас, кажется, сподобило:
Мы – люди, а не сволочи.


З   А   Н   О   З   А

И я пытался делать прозу,
Но лишь загнал в себя занозу.
Теперь она сидит и ноет,
А проза вышла вместе с гноем.
С тех пор я прозу не пишу,
Одни стихи на лист крошу.

Я мог бы встать, конечно, в позу,
Извлечь злосчастную занозу
И написать большой роман,
Но получился бы обман.
И даже маленькая повесть
Большим грехом легла б на совесть.

Блудить словами на бумаге –
Не много надобно отваги.
Уж коль писать, то только честно,
Иначе – время тратить тщетно.
Грехов на мне и так премного –
Прямая в ад лежит дорога.


К А М Е Н Ь    З А    П А З У Х О Й

Своё сердце, как камень за пазухой,
Прячу я под скелетом в груди.
Свои слёзы я выплакал насухо,
Как проживший сто лет крокодил.

Моя память разбита в осколочки,
Их давно разбросали года,
И в сознанье осталась на полочке
Лишь бесстыдная нагота.

Раны как на собаке все зажили,
Спрятав прошлые боли в рубцы.
Время чёрной замазало сажею
Все отрубленные концы.

Стынут чувства, как листья на веточках,
На холодном осеннем ветру
И в мозгу, в его сереньких клеточках,
Не вершат свой возвышенный труд.

Все сомнения выползли змеями,
Истребив на меня весь свой яд.
Мысли сделались злыми и смелыми,
Стал колючим и пристальным взгляд.

Примитивными стали желания,
Нет восторга от жизни в душе,
Лишь червями шевелятся знания,
Предвкушая кровавый фуршет.

Тело силой налилось недоброю.
Ох как хочется всем отомстить!
И качаюсь я вставшею коброю,
Выбирая момент укусить.

Нет во мне состраданья и жалости,
Лишь улыбка как шрам на лице.
Я скорей заболею от жадности,
Чем подам хоть бы ломаный цент.

В людях всё учтено и измерено,
Всё имеет и цену, и счёт.
Всё, что в жизни моей мне отмерено,
По контракту состряпает чёрт.

Я не знаю ни страха, ни совести,
Мне любовью творить не дано.
Я – герой неоконченной повести
Недопрожитой очень давно.

Своё сердце, как камень за пазухой,
Я ношу под скелетом в груди.
И в душе, и в глазах моих засуха –
Редких слёз отзвенели дожди.


С    П    О    Р    Т

Для спортсмена спорт не хобби,
Это жизни смысл и цель,
А медали и рекорды –
Лишь её событий цепь.

Спорт не только сила тела,
Но и качество мозгов,
Это мужественных дело
И не терпит дураков.

Это дело сильных духом,
Испытание себя.
Спорт не сладкая житуха,
Им болеют и горят.

Спорт – религия здоровых,
Чистых телом и душой,
Благородных и суровых,
Тех, кто в нём себя нашёл.

Это рыцарское братство
Всех народов и племён,
Это тружеников царство,
Где на троне – чемпион.

И в него открыты двери
Всем и каждому всегда,
Люди потому не звери,
Что им спорт богами дан.

Спорт не просто чьё-то хобби,
Это жизненный прицел,
А медали и рекорды –
Это попаданья в цель.


З А П Р И     В О Л К О В

Мир – как старый геморрой
Меж землёй и небом
И зудит в душе порой,
Кровоточа гневом.

Жил, надеялся и ждал,
Исходя терпеньем,
Но опять не угадал –
Жизнь промчалась тенью.

По лесам из прошлых дней
Рыщут волчьи своры,
И с годами всё трудней
Быть себе опорой.

Что осталось позади?
Щепки да обломки...
Как из леса, из груди
Завывают волки.

Всё не так и невпопад,
Только злобы грозди,
Как созревший виноград,
Давятся о кости.

Это лютое вино
С кровью в жилах бродит,
Капает с клыков слюной,
Скулы дрожью сводит.

Счастье серое моё
Растерзала стая –
Кровожадное зверьё
С волчьими хвостами.

Но в душе своей волков
С дьявольским оскалом
Запер я любви замком –
Проиграл лукавый.

И пока стою живой
Я под этим небом,
Мне как старый геморрой
Все земные беды,
Остаюсь самим собой,
Не отдав победы.


П    О    Э    Т

Честный пишет так, как слышит,
Сразу видно, чем он дышит.
Но когда творит глухой –
Водит он чужой рукой.

Честный смело и открыто
Тычет пальцем прямо в суть,
Но кто ртом цедит закрытым –
Лжёт, и в сердце носит муть.

И таких глухонемых
Расплодилось – стаи,
Но пройдёт пора зимы,
И душа оттает.

Вновь прекрасного ростки
Встрепенутся к свету
И раскроют лепестки
Чувств своих поэту.


П   У   Т   А   Н   Ы

Проститутки от искусства
Смотрятся особо гнусно,
Но в России их трудов –
Миллионами пудов.

Литераторы в сутанах,
От поэзии путаны,
Отдавались за идею
Даром, восемь дней в неделю,

Воспевая из стволов
Немощных своих голов
Клику правящих уродов,
Катов русского народа.

Все они теперь маститы
И болеют простатитом,
Пьют заморские пилюли,
О былом пуская слюни.

Но читатель их не вспомнит
Из своих квартир и комнат,
Он хочет настоящей
Словесности изящной.


З А В О Е В А Т Е Л Ь

Обыватель – это просто
Самый средний человек:
Среднего ума и роста,
Средних сил и средних лет.

Женщина или мужчина
С заурядною судьбой,
В ней и радость, и кручина,
И любовь, и грусть, и боль.

Обыватель населяет
Все деревни, города,
И в них всё собой являет
Результат его труда.

И не промысел господний,
И не чей-нибудь иной,
Создал то, что мы сегодня
Все зовём своей страной.

Это сделал обыватель –
Заурядный человек.
Он и есть завоеватель
Дел великих и побед.


Х  У  Д  О  Ж  Н  И  К

Это нас судьба рисует,
А не мы её вершим,
И в руках своих тасует
По цветам карандаши.

Мало светлых ярких красок
Есть в палитре у неё,
Лица в виде грустных масок
Смотрят сквозь холста проём.

И штрихи морщин неровно
В них змеятся счётом лет,
И подписан, будто кровью,
Незаконченный портрет.

Вот уже и мой набросок
Сделан в пепельных тонах,
Как окурком папиросы
На побеленных стенах.


Р   А   У   Н   Д

Жизнь – нелёгкий долгий бой.
Мир – большой под солнцем ринг.
Раунд начался, и гонг
Только смертью прозвучит.

Подана команда: " Бокс! "
Свет канаты очертил.
Да поможет нам всем бог. . .
И хватило б только сил.


М Е Р А     В Е С О В

Поэт как был – он так и есть,
За  каждою  из  строк.
В них живы совесть, ум и честь –
Взводите  свой  курок!

Я никогда не отрекусь
От  дел  своих  и  слов.
Я помню жизнь мою на вкус.
Да.  Всем чертям назло!

И сам о ней судить берусь
Всей  мерою  весов.
Я – не герой, но и – не трус,
И  к  вечности  готов.

Успел немного... Что скрывать?!.
Но  кое-что  я  смог –
На строфы душу разорвать
И  подвести  итог.

Теперь уже не изменить,
Не  выжечь,  не  стереть.
И  я  останусь  знаменит,
А вы – всего лишь смерть.


В Т О Р А Я    П О Л О В И Н А

Мои стихи – живая глина,
А не в обёртке колбаса.
Они – вторая половина
Того, что я являю сам.

Мои стихи – не заморочки
И не метафор горбыли,
Они – души моей сорочки
И сердца жаркие угли.


С    О    Н

Из далёкой стороны
Ты пришла незвано,
Называющейся – сны,
Коротко и странно.

Нечего мне предъявить
Для тебя в подарок –
Только горсточку любви,
Как свечи огарок.

Он умеет говорить.
Посиди, послушай.
И тебе он отворит
Дверь в немую душу.

Маленький комок тепла
И живого света –
Вот в ладонь к тебе стекла
Капелька привета.

Он тебя не обожжёт,
Он от счастья плачет.
Для того, кто долго ждёт,
Встреча много значит.

Побеседуй с огоньком.
Он немного робкий –
Слишком долго угольком
Пролежал в коробке.

В сердце я его разжёг
И в свече расплавил.
Я давно все свечи сжёг,
Но одну оставил.

Знаю я, что невелик
Этот мой подарок,
И что скоро догорит
Плачущий огарок.

Знаю я, что ты уйдёшь,
Сон не вечно длится,
И меня не уведёшь
За его границу.

Но спасибо и за то,
Что без всякой платы
Ты взяла моё тепло...
И за сон твой сладкий.


К    У    К    Л    Ы

Добро и зло – материя души,
Из лоскутов её все люди сшиты,
Но куклы ведь не знают, кто их сшил,
Кто настоящий судеб их вершитель.

Отсюда сказка про создателя-творца,
Которую уж многие столетья
Глаголют вслух тряпичные уста
И учат наизусть земные дети.

Природа этого явления проста,
Ответ содержится в развитии сюжета:
Людей кроили с помощью креста,
Добавив воротник и два манжета.

Вселенная на выдумки мастак:
На захолустной маленькой планете
Она поставила забавнейший спектакль,
В котором куклы стали жить на белом свете.

Придумали самим себе богов
Для объяснения природы мирозданья
И даже думают вполне всерьёз о том,
Что люди – это божие созданья.


Г   Р   О   З   А

Наконец, совсем весна
Одолела зиму
И с собою принесла
Майских гроз корзину.

Разбросала из неё
Облака и тучи,
Будто грязное бельё,
Сваленное в кучи.

Целый вечер шла гроза,
Разрезая небо
Светом молнии ножа,
Словно булку хлеба.

Сотрясал пространство гром
Звуковой волною
И швырялся в окна лбом,
Опьянев весною.

Дождь метался по земле,
Разливая в лужи
И деревьям, и траве
Майский суп на ужин.

Граждан с улиц разогнал
Забияка ветер
И на крышах танцевал
В грозовых отсветах.

Электричество в домах
Отключилось где-то
И гудело в проводах
Молниям приветом.

Выразив весь свой восторг,
Грозовые тучи
Потянулись на восток
Азию каблучить.


ПОСЛЕДНИЙ    В    РЯДУ

Я стою средь тех в ряду,
Кто предчувствует беду,
И она – архисерьезна,
Но пока еще не поздно.

Есть коротенькое время,
Чтоб заставить сучье племя
Отказаться от идеи
Сатанической Вандеи.

Их изобличить не просто –
Ни по лицам, ни по росту,
Лишь глаза – глаза шакала –
Светят дьявольским оскалом.

Сатана сквозь их глазницы
Рвет живых миров границы,
Темные людские души
Полностью ему послушны.

Толпы сирых и несчастных
Отловил в земных он чащах,
Если жизнь вокруг убога,
Тут уж не до веры в бога.

Веру в бога и добро
Не покласть в голодный рот,
И, конечно, сучьи дети
Знают аргументы эти.

И витийствуют с трибуны,
Колотя в тугие бубны,
И зовут народ на бунты
Ради власти  КРАСНОЙ ХУНТЫ.

Но пока еще не поздно
Осознать, насколько грозный
И критический момент,
Чтоб сказать уродам – НЕТ!

Все, кто чувствует беду,
Становись за мной в ряду,
Чтоб шакалье сучье племя
В прошлое отбросить время.

июль  1999 г. 

И   С   Т   И   Н   А

Истина отнюдь не в водке,
И тем паче не в вине,
Не в орущей пьяной глотке –
Истина всегда на дне.

Как не выпитый осадок,
Как оставшийся налёт,
Как застрявший между складок
Запах, въевшийся в бельё.

Как похмелье после пьянок,
Как истома от любви,
Как следы на лбу от пиявок,
Как плевок в сухой пыли.

Как забытая простуда,
Как последыш от детей,
Как немытая посуда
И как грязь из-под ногтей.

Истина – предмет особый,
Как невидимый микроб,
Разглядеть её способен
Только гений в микроскоп.


Т    А    П    Е    Р

Седой сутулый мужичонка,
На грудь повесив голову,
В видавшем виды пиджачонке
Играл мелодии канву.

Засунув в пасть рояля руки,
Он трогал клавиши слегка,
И в чёрном брюхе пели звуки
Неторопливого вальска.

И удивительно похожи
Казались эти существа,
Хотя у каждого под кожей
Совсем другие вещества.

Но их объединяют звуки
Других, невидных глазу сфер,
К которым остальные глухи –
Они поесть зашли в кафе.


О С Е Н Н И Й     Б У К Е Т

Жизнь – во времени отрезок
И в пространстве лоскуток,
Но садовник райский срежет
Головы моей цветок.

Это лучше, чем завянуть
Или больше не цвести.
Мир – прекрасная поляна,
Но на ней мы лишь цветы.

Всё продолжится по кругу:
И отрезок, и лоскут. . .
А садовники – лишь слуги,
Выполняющие труд.

Обнимусь ещё раз с ветром,
Выпью капельку дождя,
Улыбнусь лучам рассвета
В блеске лезвия ножа.

Я отцвёл свою летнюю пору,
И теперь головы моей цвет
Срежет райский садовник скоро,
Чтобы вставить в осенний букет.


П Е Р Е К Р Ё С Т О К

Я стою на перекрёстке,
Три дороги предо мной.
Оказалось, что не просто
Это дело – путь домой.

За спиной, как на погосте,
Жизнь расставила кресты
И на всём скрестила кости
Тех, кто в ней уже остыл.

Трудно сделать верный выбор,
Не забыть, зачем живёшь,
И узнать, кому погибель
Ты с собою принесёшь.

Но назад мне путь отрезан.
Сплюнув в пыль перед собой,
Я по жизни матом врезал
И шагнул вперёд, как в бой.


Н А М     В Ы Б И Р А Т Ь

Хоть желаем, хоть не прошен –
В муках тужащихся мам
Всяк рождается хорошим,
А плохим растёт уж сам.

В жизни всё по малым крохам.
Жить и значит – собирать.
А что – хорошо, что – плохо?. .
Это нам уж выбирать.


С    Л    Е    З    А

Слеза, корпускула души,
Скатиться наземь не спеши,
Постой ещё в моих ресницах,
Пока другая не родится.

Ты каплей вытекла из глаз
Не от обид, не напоказ.
Ты – не солёная водица,
А влажная меня частица.

Ты – мой химический двойник,
Который из меня возник,
В котором растворилась солью
Душа, наполненная болью.

Прозрачен твой живой кристалл,
Я чистотой его питал,
Своим теплом и тихим светом,
Чтоб ты была моим ответом.

Ответом всем – себе, другим –
Пусть зрят друзья, пусть зрят враги.
Тобою честно я ответил,
Какой сам есть на этом свете.

Не высыхай, побудь ещё,
Не торопись скатиться с щёк.
Мужчины не умеют плакать,
Их слёзы не разводят слякоть.

Они нужны, когда нет слов,
Чтоб донести любви тепло
Любимым, дорогим и близким –
Всем, кто со мною в этом списке.

Слеза, рассол моей души,
Я без тебя – пустой кувшин,
Омой меня своею влагой,
Дай силы жить и умереть отваги.


П  Р  И  Ч  И  Н  А

Мир – суров, а жизнь – хрупка.
Чтоб могла личина
Превратиться в мотылька,
Надобна причина.

До сих пор есть лишь одна,
Прочих неизвестно:
Мотыльку наречена
Бабочка-невеста.


Н   О   Я   Б   Р   Ь

В небе пасмурном тоска
Серым днём разлита,
И похмелье, как доска,
К голове прибито.

Со щетинистым лицом –
Третий день небритый –
Заедаю огурцом
Самогон допитый.

За окошком дождь косой
В стёкла барабанит
И в душе моей босой
Ноябрём шаманит.

Как пятно от фонаря –
Солнце над домами,
Печки русские дымят
Тощими дымами.

Деревенская печаль
Да пейзаж невнятный,
Молью траченная шаль
Да берёзы в пятнах,

Дух натопленной избы –
Вот и вся натура.
В ноябре угрюмый быт –
Не родит культура.


В    Р    Е    М    Я

      1

Время больше и ада, и рая,
Его даже нельзя охватить –
Не рождалось и не умирает,
Оно есть. Просто есть, чтобы быть.

Время – нечто вне мысли и мира,
В нём нет сути, в нём нет ничего,
Чтобы кто-нибудь в мыслимом мире
Мог хоть что-то понять из него.

Его даже нельзя обнаружить.
Только наше рожденье и смерть
Заставляют мыслителей тужить
Тщетно головы:
– Что ж это есть?

Но вопрос не имеет ответа,
Потому что у них в головах
Ничего кроме времени нету,
Ведь оно – мысли их и слова.

Круг замкнулся, и мы в этом круге.
Разорвать его нечем, увы,
Философские наши потуги –
Это так, чтобы занять умы.

      2

Я не верю ни дням и ни ночам,
Я не верю годам и векам –
Это время над нами хохочет,
Приковав собой к календарям.

Вот кто истинный в мире хозяин!
Вот кто правит всегда и везде!
Гаснут звёзды в его алчной зяви,
Что уж тут говорить о Земле.

Время лижет планеты, как камни,
Ощущая на вкус языком
Тонкий трепет испуганной лани,
Запах женщины под мужиком.

Время впитывает наши чувства,
Наши мысли неслышно сосёт,
Оставляя плохие предчувствья
И на сердце холодный расчёт.

Время в нас истекает незримо,
Выпивая по капельке жизнь,
И поэтому неповторимо,
Только раз, нам случается жить.

Время всё и у всех отбирает,
Каждый миг свой, как пёс, сторожит,
А с людьми оно просто играет,
Когда днями нам годы крошит.

Время в наших костях, в нашей плоти,
Вместе с кровью по жилам бежит,
Страхом чавкает в нас, как в болоте,
И натянутым нервом дрожит.

Время мраком стоит за спиною,
Привидением бродит в ночи
И костлявой иссохшей  рукою
Всё крошит и крошит, и крошит.

Мы живём эти жалкие крохи
И наивно считаем года,
Делим мир на добро и пороки
И не знаем, что сами – еда.

Время ест нас по дням и неделям,
Забирая и силы, и смысл,
Оставляя в стареющем теле
Худосочную жалкую мысль.

Время смертью тихонько крадётся –
И вот ты уже трупом застыл.
Всё, к чему оно ни прикоснётся,
Обращается в пепел и пыль.

Время всё, как дракон пожирает:
И пространство, и звёзды, и жизнь.
Всё рождается и умирает
В нём самом, чтобы временем быть.


Ч  Е  Л  О  В  Е  Ч  И  Н  А

Всё в природе является пищей.
Поедать и питать собой тех,
Кто сильней, поголодней и хищней –
Это правило строго для всех.

Но одно существо на планете
Выпадает из этой канвы.
Существо это, смею заметить –
Человек, то есть люди, все мы.

Мы – скелеты, поросшие мясом,
Плюс немного крови и мозгов,
Даже очень съедобная масса,
Но у нас нет в природе врагов.

Все мы есть собиратели корма
Для кого-то незримого здесь,
Нас пасут и растят для откорма,
Чтобы выбрать из стада и съесть.

Нас плодят и содержат под солнцем,
Как скотину в планетном хлеву:
Европейцы, негроиды, японцы –
Лишь породы и блюда к столу.

Человечина – мясо и кости,
Плюс немного крови и мозгов,
И не черви сосут наши мощи,
Человечина – пища богов.


Г    И     Е    Н    Ы

Две гиены – пространство и время –
Подбирают, как падаль веков,
Сотни тысяч людских поколений,
Превратившихся, вдруг, в стариков.

В мире нет погребальной конторы,
Есть лишь космос и холод ночи.
Не поют в нём церковные хоры,
Только жизнь криком жизни кричит:

Взрывом новой звезды и младенцем,
Распустившимся ярким цветком,
Разукрашенным страшным индейцем,
Паровозным свистящим гудком,

Лунным циклом у вызревших женщин,
Млечным семенем взрослых мужчин,
Бесноватым огнём в сумасшедших,
Робким светом свечей и лучин.

Но за жизнь только жизнью расплата.
Все, в ком теплится жизнь, чередой
Ложат головы смерти на плаху,
Предназначенные на убой.

И гиены – пространство и время –
Подбирают, как падаль веков,
Сотни тысяч людских поколений,
Ведь у жизни нет гробовщиков.

Как два вечных её санитара,
Всех усопших, больных, стариков
Пожирают они неустанно,
Чтоб рождённых питать молоком.


П О Л Т Е Р Г Е Й С Т

Нераскрытых тайн премного,
Но одна меня страшит –
Та, что прячется в берлоге
Собственной моей души.

Там во тьме сквозь паутину,
Как сквозь битые очки,
Мне со злобой смотрят в спину
Чьи-то жёлтые зрачки.

Там шевелится незримо
В не подметенном углу
Тварь в обличии зверином,
Погрузив себя во тьму.

Там колышутся беззвучно
Страхи сонмами теней,
И, как будто гад ползучий,
Ужас вьётся по стене.

Там ни запахов, ни красок,
Там ни света, ни тепла –
Только лики страшных масок
Идолов из мира зла.

Страшных тайн на свете много,
Но одна меня страшит –
Та, что скрыта за порогом
Собственной моей души.


И  С  П  О  В  Е  Д  Ь

Я прожил жизнь не так, как мыслил,
Я многое свершил не так,
И тайну жизненного смысла
Я проглотил, как плод с куста.

Я жил скорей подобно зверю,
И этот зверь меня загрыз.
Я ни во что уже не верю,
И жизнь моя – лишь мой каприз.

Я за сомненья продал душу,
Отверг других к себе любовь,
И только смерть теперь разрушит
Заклятье над моей судьбой.

Я просто камень у дороги,
Покрытый пылью от колёс.
И хоть мой час ещё не пробил,
Я не узнаю вкуса слёз.

И мне уже не покатиться
Под гору с шумом кувырком
И в плоть и кровь не обратиться,
Я стал навечно стариком.

Я стал всего лишь скорлупою,
Без содержимого яйцом,
Лишь оболочкою пустою
С обглоданным морщинами лицом.


ВЧЕРАШНИЙ    ДЕНЬ

Ни сегодня и ни завтра
Не спасают от вчера,
Вот такая без азарта –
Но азартная игра.

Никогда не знаешь точно,
Что несёт вчерашний день –
Может завтра станет тошно,
А сегодня станет лень.

Прошлое не отживает –
Просто ходит за спиной,
Исключений не бывает –
Это твой немой конвой.

Он тебя сопровождает
Всюду: в церковь и в сортир,
Беспощадно выжидает,
Для него жизнь – просто тир.

И стреляет ой как больно –
Разрывными по сердцам,
А ещё вбивает колья,
Чтоб ты слёзы пил с лица.

И с любого расстоянья,
Из давно или вчера,
Прошлое метает явью
В виде ржавого ведра.

Никогда не знаешь точно. . .
Знать нам это не дано.
Но, в чём я уверен прочно,
Жизнь моя и есть оно,

Это самое – что было,
Что прошло и что забыл.
Чтоб часы твои ходили,
Надо чтоб в них кто-то бил.


Н  А  П  О  М  И  Н  А  Н  И  Е

Давно уж позади осталась юность,
Чело покрыла старость париком,
И стала, вдруг, родной земная лунность,
Ещё б пожить. . .  Пусть даже стариком.

Мы в молодости щедро тратим годы.
Легко бежать вперёд с пустым мешком,
Но к старости мы ездим на подводе,
А если ходим – только лишь пешком.

Не стоит к богу сильно торопиться.
По мне, так чем жиреть в его раю,
Уж лучше здесь, при жизни, попоститься
И постоять еще немного на краю.

С годами жизнь становится дороже.
Мы начинаем, наконец, её ценить,
Прожитый день оценивать всё строже
И по глоточку, как вино, его цедить.

Вдруг понимаешь, сколько ты не сделал,
И сколько надо обязательно успеть.
Но ангелы тебя уж приглядели,
Чтоб ангельскую песенку пропеть.

Ничто не вечное на этом белом свете. . .
Смерть закрывает веки всем живым,
Луна и солнце больше им не светят,
И после вскрытия не заживают швы.


С У Д Ь Б А     М О Я

Судьба моя, как коромысло,
Мне плечи трёт который год.
И только что на нём ни висло,
Не всякий выговорит рот.

Я был доверчив и наивен,
Любил всех сразу, как Христос,
Но он в том вовсе не повинен –
Я был безбожником насквозь.

Я верил в счастье, верил в братство,
В друзей, во многое ещё,
Готов был с сильным насмерть драться,
Подставить слабому плечо.

С годами много изменилось.
Я стал разборчив и умней,
Душа моя угомонилась,
И сердце бьётся поровней.

Уже я мало во что верю,
Друзей и двух не назову,
Но несмотря на все потери,
Держусь, как прежде, наплаву.

И хоть потрёпанный мой парус,
И седина висит в висках,
Я бегаю ещё как страус
И пью в день литра три пивка.

А на судьбу я не в обиде,
Другая б не была моя.
Я в жизни много судеб видел,
Ничто в ней не бывает зря.


С М Е Р Т Ь     Д Р У Г А

Просто, вдруг, его не стало. . .
Всё во мне тогда восстало,
Я не мог тому поверить,
Ни осмыслить, ни измерить.

Мир вокруг меня качнулся,
И я будто бы споткнулся,
И душою, и рассудком.
Шли часы, тянулись сутки. . .

Время для меня застыло,
Только, помню, больно ныло
Где-то там внутри, под сердцем,
Как аккорд последний смерти.


П  Р  О  Г  У  Л  К  А

Я прошёлся по Земле
Вольною походочкой,
Подобрал десяток лет
И запил их водочкой.

Оглянулся и пошёл
В том же направлении,
Но на этот раз нашёл
Удовлетворение.

Стоило оно тогда,
В общем-то, умеренно,
И червонец – не года,
Если сто отмерено.

Вдохновлённый, снова в путь,
Как кораблик с парусом,
Я побрёл куда-нибудь
Одиноким страусом.

И ещё в десяток лет
Вылилась прогулочка,
Но вернулся, наконец,
На родную улочку.

С умиленьем я взирал
На тех мест окрестности,
Где родился и играл
На пороге вечности.

Всё на месте, как тогда,
Та же и походочка.
Сел я, вспомнил все года
И запил их водочкой.


Ч А С Т У Ш К А

В подворотне свистнул рак,
И оттуда кубарем
Рухнул на проезжий тракт
Недотёпа-увалень.

Распластался и лежит,
Даже не шевелится.
Что такое эта жизнь?
Сущая безделица...


О    Б    И    Д    А

Душа моя стремится в небо,
Где до сих пор я так и не был.
Там воротник из облаков
Я буду трогать языком
И дождь лакать из тёмной тучи. . .
Обидно, что я не летучий.
Нет у меня широких крыльев,
Я лишь бреду дорогой пыльной.


П Р Е К Р А С Н Ы Й     П О Л

Много всяких у женщин достоинств,
И не слаб – а прекрасен их пол,
И, конечно же, все они стоят
Только самых восторженных слов.

Их улыбками солнце сияет,
Их глазами глядят небеса,
Их загадка мужчин заставляет
Всё ж поверить таки в чудеса.

Женщины – украшенье планеты,
И нигде больше в звёздных мирах
Краше них женских особей нету,
Это пусть не научный, но – факт.

Никакие природы причуды,
Из подсмотренных в мире людьми,
Не чудеснее женского чуда,
На котором и держится мир.


Ж   Р   Е   Б   И   Й

Время висит паутиной,
Свитой за много веков
Над бытия рутиной
В пыльных углах чердаков.

Жребий – вот бог человека!
И довелось мне дожить
До двадцать первого века,
Чтобы ему послужить.

Век… Он ведь тоже из жизней
Многих людей состоит,
Мудростью устной и книжной
Мысли в себе их таит.

Много на свете загадок –
Мало ответов на них.
Жизнь – это только задаток,
Чтобы сложить её в стих.


М  А  Я  Т  Н  И  К

Жизнь моя как маятник,
С бока на бок валится,
Я же ведь не памятник,
Я по жизни – пьяница.

Мне дорога скатертью,
Пью горелку горькую
И ругаю матерно
Долю кособокую:

За талант непризнанный,
За любовь несчастную,
За пиджак забрызганный,
За весну нечастую.

Так уж, видно, выпало. . .
Не в грехах же каяться,
От горба, коль выперло,
То уж не избавиться.

Пусть другим достанется
То, что мне икается,
А пожить останется –
Ещё покувыркаемся.

Ничего, что в копоти
Не в шелка наряженный
Пью всё, что ни попадя –
Я ещё заряженный.

Мне ещё обломится –
Это лишь задаточек.
Будут и поклонницы,
И костюмчик с бабочкой.

Жизнь моя как маятник,
С бока на бок валится,
Но поставят памятник
Мне, хоть я и пьяница.


В  И  Д  Е  Н  И  Я

Всё это было, пусть в другом порядке,
Как будто и со мной, и не со мной,
Как будто я подглядывал украдкой,
Присутствуя за собственной спиной.

Какие-то события и лица
Неясные колышутся в мозгу,
Как будто мир внутри меня двоится,
И ничего я с этим сделать не могу.

Предметы, люди, целые фрагменты
Вдруг возникают, словно наяву,
И видятся отдельные моменты
Из прошлого, в котором я живу.

Не знаю, кем я был в той прошлой жизни,
Надеюсь, что она мне удалась
Не менее теперешней облыжной,
В которой я плескаюсь, как карась.


Р  У  Л  Е  Т  К  А

Я не жалуюсь, не плачу
Никому, ни в чью жилетку,
Уповаю на удачу
И кручу судьбы рулетку.

Даже в тошные моменты
Не пускаю слюни в ворот,
Не сопливлю сантименты
Перед ждущей жертвы сворой.

Будь ты трижды тридцать клята,
Долюшка моя худая.
Приходите, дьяволята,
Ночку вместе скоротаем,

Разопьём бутыль сивухи,
В барабан патрон зарядим.
Выметайтесь к богу, духи,
Тошно жить, когда вы рядом!

Бросив кости из стакана,
И набрав по шесть дуплетом,
Жизнь свою на кон метаю,
Как рублёвую монету.

Вот он, вкус солёный смерти,
Миг, когда мозги трезвеют,
Хороводом пляшут черти,
Козами в восторге блея.

Звук бойка зловещим треском
Бьёт в висок, взрываясь в мыслях,
И я скатываюсь в кресло,
Обретая бездну смысла.

И пудовая усталость
Нависает, вдруг, на плечи:
"Боже мой, какая малость!
Жив! Я снова жив и вечен!"


Г   Е   Т   Е   Р   А

Между женщин есть пантеры,
Воплощающие львиц,
Называют их – гетеры,
Чтоб отсечь других девиц.

Это каста грациозных,
Высшей пробы, жриц любви
С развитым ужасно мозгом,
С зовом похоти в крови.

Человеческая самка
В роли полубожества –
Идеальная приманка
Для любого мужика.

В страсти корчатся и стонут
У гетеры в коготках
Те из них, кто удостоен
Обнажить пред ней свой пах.

Это высшее блаженство –
Ночь с гетерой провести,
В мире нет желанней женщин.
Господи, меня прости.

Сам я тоже грешен, каюсь,
Знал той сладкой страсти плен.
И скажу:
– Не надо рая.
Рай – с гетерой на Земле.


М А Н Д Е Л Ь Ш Т А М

Карла Маркса знает каждый,
Хоть ни разу не читал.
А скажите, сколько граждан
Знает имя – Мандельштам?

Я отвечу вам в промиллях,
То есть с тысячи – один.
Обыватель просто мимо
Мандельштама проходил.

Чтобы истину восполнить,
Смею смело утверждать:
Мандельштама стоит помнить,
Он – поэзии солдат.

Меж торчащими ушами
В нём виднелась голова,
Из которой он ковшами
Черпал фразы и слова.

Рифмовал их по-еврейски,
Я бы так не написал,
Но еврей не может резко –
Он другую мать сосал.

А стихи он всё же делал
Неплохие, видит бог,
И не просто двигал телом
При посредстве рук и ног.

В нём действительно бродила
Музыка живой души
И рукой его водила
По строке карандаши.

Уходя, он нам оставил
Всё, с чем подошёл к концу,
Так попробуйте устами
На крови его мацу.


М  Е  Л  Ь  Н  И  Ц  А

Машет крыльями старая мельница,
Будто птица в четыре крыла,
И весь мир не спеша каруселится
Через дыры в её рукавах.

В этом есть что-то одушевлённое
Незаметное глазу совсем,
Позапрятанное, потаённое,
Будто кто-то огромный присел.

День и ночь образина ушастая
Крутит-вертит своей головой,
Оперев наземь тело бокастое
Из щербатой доски смоляной.

А сама, скрипя, кренится, кренится...
Видно, стала уже уставать.
И мне, вдруг, стало очень не вериться,
Что все мельницы – просто дрова.


Х    О    Ч    У

Хочу и верить, и не верить,
Хочу быть кубом и шаром,
Хочу быть птицею и зверем,
Хочу иметь семью и дом.

Хочу любить и быть любимым,
Хочу дарить и получать,
Хочу быть нужным и гонимым,
Хочу кричать и помолчать.

Хочу реальности и сказки,
Хочу уметь и не уметь,
Хочу кататься на салазках
И к звёздам дальним улететь.

Хочу взорваться и распасться,
Хочу сомкнуться и сойтись,
Хочу у дьявола быть в пасти
И в райских кущах попастись.


П Р И Ш Л А     П О Р А

Пришла пора, я спрыгнул с карусели,
В последний раз, как прежде, на ходу,
Хотя ещё достаточно веселья
Мне остаётся в увядающем саду.

Плескается вино в бокале жизни,
Струится тёплой кровью в жилах страсть,
И я, как мой герой любимый книжный,
Ещё способен полюбить или украсть.

Но только всё значительно весомей,
Не пышет паром из ноздрей азарт,
Душа болит тревожною истомой,
И ничего, увы, нельзя вернуть назад.

Морщины на лице, сомненья в сердце –
Вполне типичный зрелости портрет.
Нечаянно мелькает мысль о смерти,
Прорвавшись как-то сквозь наложенный запрет.

Мечты перетекли в недуги тела,
В котором под атласным пиджаком
Уж время старостью на корточках присело
Перед последним завершающим прыжком.

Пришла пора, я спрыгнул с карусели,
Вдогонку рак мне свистнул на горе.
Была среда, обычный день весенний,
И я обвёл его кружком в календаре.


У    Д    Е    Л

Как и прежде планета вращается
С лёгким скрипом вокруг оси,
И созвездия перемещаются
По законам небесных сил.

Но в сердцах и умах человеческих,
Не подвластных законам тем,
Дух мятежный пожаром всё мечется –
Уж таков человечий удел.


А С Т Р О Л О Г И Я

Я не верю гороскопам.
Это как-то слишком просто
Объяснять планетным скопом
Тела и души уродства.

Астрология – личина,
За  которою  забыты
Настоящие  причины
Всех явлений и событий.

Дело вовсе не в планетах,
Не в далёких бледных звёздах,
Не в летающих кометах –
Это даже несерьёзно.

Никакого нет различья:
Рак ты, скажем, или овен.
Главное в том, что ты лично
Сделал и на что способен.

Никаких предначертаний
Нет в естественной природе.
Просто люди любят тайны,
И они сегодня в моде.


В   О   Й   Н   А

Во вселенной ведётся война
Между хаосом и постоянством,
И в ней жизнь – лишь взрывная волна,
Возмущенье в телах и пространстве.

Это просто особый процесс
Погашенья избытка энтропии,
Например, человек через секс
Производит на свет свои копии.

А стихия бушует в ответ
Катаклизмами и катастрофами,
И тогда в бой вступает поэт
Со своими стихами и строфами.

Но всё меньше и меньше бойцов,
И всё больше и больше энтропии.
Нет в природе поэтов-отцов,
У поэта не может быть копии.


К  О  Б  Ы  Л  И  Ц  А

Я, не спеша, курю табак
И ворошу в затылке мысли.
Мир, в общем то – большой бардак,
В котором вряд ли много смысла.

А посему, к чему свербить
Себя бессмысленным терзаньем?
Жизнь нужно просто полюбить
Назло всем мрачным предсказаньям.

К чему искать великий смысл
В том, что само уже велико?!.
Люби и пей любви кумыс,
Ведь счастье – лошадь с женским ликом.

Чем дни убого волочить,
Уж лучше мчаться в колеснице,
Дерзни! Попробуй приручить,
Взять в жёны счастья кобылицу.


П Р Е К Р А С Н А Я     Ш Т У К А

Я родился на свет просто так, наугад,
И случайности этой теперь даже рад.

Я узнал жизнь на ощупь, изведал на вкус,
И она не забудет  мой жадный укус.

Будет помнить страстей и желаний напор
И наш с ней навсегда неоконченный спор.

Жизнь – прекрасная штука, лишь чуточку жаль
Знать, что смерть уже где-то свой точит кинжал.


H O M O     S A P I E N S

Мы не зверьё, мы только им подобны,
Но человек в обличии людском
Ещё не стал разумным и свободным,
Расставшись напрочь с собственным хвостом.

Мы пьём вино и курим папиросы,
Изобрели наркотики и секс,
Цивилизация, как старая короста,
Неизлечимо въелась в нас во всех.

Мы повышаем уровень комфорта,
Но сами – первобытные внутри,
Вид фауны чуть-чуть другого сорта,
Почти как люди – только дикари.

И путь назад нам вовсе не заказан,
Природа чхала на технический прогресс,
Она ведь любит дерзкие проказы –
Возьмёт да и поставит на нём крест.

Придётся каторжно трудиться век за веком
Над тем, чтоб наши души и тела
Всё ж стали тем разумным человеком,
Которым нас наука нарекла.


Д    Е    Т    И

Наши дети – живые волчата,
Кувыркаются рядом, шалят,
Без намордников и без перчаток,
То – смеются, то – жалко скулят.

Коготки лишь царапают риски,
Зубки еле из дёсен торчат –
Ну не волки, а милые киски,
На которых лениво ворчат.

Но потом они, вдруг, вырастают,
Превращаются зубки в клыки.
И сбиваются в волчии стаи,
И сливаются в волчьи полки.

Происходит реванш поколений.
Дети стали сильнее отцов,
У которых трясутся колени,
И морщины сожрали лицо.

И тогда к ним приходит прозренье,
И кричат, приподнявшись на койке,
Старики с астматичным хрипеньем:
– Господи!
Да ведь это же – волки.


В   А   М   П   И   Р

Я жил как все, вполне обычно,
Не выделяясь из толпы,
И не было во мне отличной,
В глаза бросавшейся черты.

Я был ни первым, ни последним,
Толкался в круге прочих тел,
С лицом таким же, в меру бледным,
Как все и пахнул, и потел.

Но что-то там, внутри, сидело,
Томилось и... вдруг прорвалось,
Как будто вырвалась из тела,
Наружу вывернулась плоть.

Я ощутил дыханье мира,
Все звуки, запахи, цвета
И с наслаждением вампира
Познал вкус жизни на устах.

Я будто заново родился
С другим обличьем и душой.
И тот, в кого я превратился,
Теперь и за тобой пришёл.


П  И  Л  И  Г  Р  И  М

Душа, ты – мой гетеродин,
Настрой меня на зов вселенной.
Я долго по Земле бродил
И понял, что на ней я – пленный.

Настрой меня, и я умчусь,
Как пыль, в пространство и во время
Живым потоком по лучу,
Преодолев земное бремя.

Во тьме космических пучин
Я буду вечным пилигримом
Без всяких ликов и личин –
Самим собой, неповторимым.

Я буду мчаться сквозь миры,
Как волны света, тёплым сгустком,
Кружить в объятиях дыры –
Не чёрной, а всего лишь грустной.

И где-то очень далеко
В краю, где нет ни тьмы, ни света,
Уйду неслышимым шлепком
В небытиё с немым приветом.


П   А   Ц   А   Н   Ы

Мы приходим в мир нагими,
Одеваемся в штаны
И становимся другими,
И зовут нас – пацаны.

Мы пока ещё наивны,
Где – затяжка, где – глоток,
Нечто вроде тёплой глины,
Так – бесформенный комок.

Из неё и лепят взрослых
Всех мастей и цвета кож.
Всё на самом деле просто:
Что – посеешь, то – пожнёшь.

Тут родители и школа,
Подворотня и театр,
Водка, пиво, кока-кола –
Факторов несчётный ряд.

Это уж потом с башками,
При костюмах и пальто,
Мы становимся горшками,
И известно, кто есть кто.

Нас не боги обжигали,
Каждый – сам себе гончар,
Как вначале запрягали,
Так тот в жизни и помчал.


Т А К     Х О Ч Е Т С Я

Так хочется взять, наконец, и устать,
Устроить привал, прислониться, отстать,
Тяжёлые веки сомкнуть над собой
И больше не править своею судьбой.
Так хочется взять и разжать кулаки,
И зубы растиснуть, и спрятать клыки,
Безвольно ослабнуть, печально вздохнуть,
На мелкие капли разбиться, как ртуть,
И заново, слившись тяжёлым шаром,
Родиться под новым счастливым шатром.


В О Т    Т Ы    И    У Ш Л А

Вот ты и ушла от меня насовсем,
Ушла наяву, а не в тягостном сне.
И день был обычный, и месяц, и год,
Погода – обычней обычных погод,
Унылая жизнь унывала вокруг,
Замкнулся ещё один замкнутый круг.
Оборванной стала ещё одна нить,
В клубок не смотать и верёвку не свить.
Ещё один рваный и грустный конец
Повис на ветру, как утраты певец.
Концов, увы, больше, чем новых начал,
А сколько скончалось, ещё не начав?..
Печальная песня, печальный мотив,
Печальные мысли и мир – негатив.
Потери всегда нелегко сознавать,
Но, если случилось, чего горевать?
И я не рыдал, не скулил, не кричал,
А взял и всё просто сначала начал.


Д    О    Ч    Ь

Я плавал в туманах и мылся росой,
Но я уж забыл, что родился босой.

Я вышел из детства и дальше пошёл,
Но лучшей поры до сих пор не нашёл.

Кивали цветы мне, звенела капель,
Но всё это в прошлом. А что же теперь?

Смотрел я на звёзды, смотрел на траву,
Но где это было? Во сне? Наяву?

Я видел, как в небе плывут облака,
Но ведь облака – только ваты клока.

Светило мне солнце, светила луна,
Но я опустился до самого дна.

Дарили тепло мне и мать, и жена,
Но вся их любовь мной была сожжена.

Остались в душе только пепел и ночь. . .
Мерцает лишь слабая искорка – дочь.


Г  А  Д  А  Л  К  А

Как цыганка осень кружит,
Ворожит, листвой шурша,
И рябится в блюдцах лужиц
Влажная её душа.

Осень, милая гадалка,
Ты гадаешь всей Земле,
Всех тебе на свете жалко,
Потому их жаль и мне.

Нагадай невесте мужа,
Маме – сына-малыша,
Ну а мне никто не нужен,
Я живу тобой дыша.

Обними меня туманом,
Опои меня дождём,
Завлеки меня обманом,
Я для этого рождён.


Ч Е Л О В Е К     Д О Ж Д Я

Я соткан из соков земли и воды,
Ведь весь этот мир – лишь огромный волдырь.

Я соткан из вьюг, из ветров, из дождей
И в этом совсем не похож на людей.

Я соткан из топей трясин и болот.
Ты слышишь, как чавкает грязью мой рот?

Я вылепил Землю, как сплюснутый шар,
Чтоб вверх головой было легче дышать.

Я выпил пустыни, разлился в моря,
Но это не то, за что благодарят.

Я небо раскрасил и тучи прогнал,
Но люди считают, что всё – божий дар.

Я песни деревьев, цветов и травы
Пою им, но люди не слышат, увы.

Я ночи придумал и звёзды зажёг,
Но людям милей их распятый божок.

Никто и не думал достать хоть одну,
Им нравится в жалком телесном плену.

Никто не пытался постичь и понять,
Что мир может каждый объять и обнять.

Но ты ведь услышал меня за дождём?
Тогда давай руку. Смелее! Идём!

Ведь это так просто, барьер перейдя,
Стать больше, чем мир – человеком дождя.


Т Ы    Т О Ж Е    Т А К О Й

Всё имею и всё заключаю
Я в себе: и свет солнца, и мрак.
Я всему и венец, и начало,
Я – источник и зла, и добра.

Я везде: и внутри, и снаружи,
Я – и плоть, и вселенская мысль,
Я плескаюсь и в душах, и в лужах,
Я – и бездна, и звёздная высь.

Я – создатель и ада, и рая,
Я – мечта и ужасный кошмар,
Я смеюсь и безумно рыдаю,
Я велик и беспомощно мал.

Всё имею и всё заключаю
Я в себе: божий храм и кабак,
И я мир этот бренный качаю,
Как родитель дитё, на руках.

Что всё сказанное означает?
Это просто. Ты тоже такой.
И пока наши руки качают,
В мире будут и смысл, и покой.


Б   Р   О   Д   Я   Г   А

Я прожёг во времени дыру,
Ткнув в него горящей сигаретой,
И увидел странную игру
Белых карликов с хвостатою кометой.

Я услышал зов далёких звёзд,
Голоса туманностей, галактик,
И, вдруг, захотелось мне до слёз
Цефеиде заглянуть, хоть раз, под платье.

Много лет прошло уж на Земле,
А я всё скитаюсь по вселенной,
Но я вновь отдам себя ей в плен,
Гравитацией земной благословенный.

Вновь увижу я земные сны,
Солнце мне лучами улыбнётся,
И я всё опять начну с весны,
Потому что мне весной всё удаётся.

Проваляюсь лето на траве,
Осенью отмоюсь под дождями,
А зимой в рождественский четверг
Выпью водочки с солёными груздями,

Шля привет в прекрасные миры,
Те, что посетил, бродя бездомно,
Я ведь для того их и открыл,
Чтобы помнить, до чего они огромны.


НЕСКОЛЬКО   КАПЕЛЬ   МЕЧТЫ

Наши жизни текут, словно реки,
Меж запретных крутых берегов,
Но есть нечто в самом человеке
Большее, чем величье богов.

Чему нет ни преград, ни запретов,
Нет канонов, пределов, границ,
Что убийц превращает в поэтов
И выводит на свет из темниц.

Что бескрайнее синего неба,
Необъятнее звёздных пучин,
Символичнее воли и хлеба,
Трепетнее свечей и лучин.

Что даёт слабым силы и стойкость,
Заставляет презреть саму смерть,
Поднимает прикованных к койке,
Зажигает хвосты у комет.

Что вмещает Ван-Гога и Баха,
Обнажает улыбками рты,
Что мы носим под потной рубахой –
Просто  НЕСКОЛЬКО КАПЕЛЬ МЕЧТЫ,

Оброненных нам вечностью в пыль,
Просочившихся через скелеты,
Чтобы время согнуть в костыль
И пространство курить сигаретой.


В Н Е     В Р Е М Е Н И

Дням потерян давно уже счёт,
Я как будто бы выпал из времени,
Никуда моя жизнь не течет,
Я – как искра, застывшая в кремени.

Пустота поселилась в душе,
Как туман опустилось уныние,
И почти позабыл я уже,
Как, мечтая, глядел в небо синее.


С  В  Я  Т  О  С  Т  Ь

Святость есть лишь изнанка греха.
Вопреки всем церковным канонам
Человеку милей потроха,
А не храмы с заутреннем звоном.

И у бездны имеется дно,
И звезда – только светлая кроха,
Сыт не будешь молитвой одной,
Святость есть лишь изнанка порока.


К  А  Т  А  Р  С  И  С

Мы все храним в души потёмках,
Не выставляя на показ,
Злых мыслей грязные тесёмки,
Опутавшие туго нас.

Никто не любит самоедства,
Никто не хочет быть нагим,
Но лишь катарсис есть то средство,
Чтоб стать хоть чуточку другим.


Р    У    К    А

Для каждого свой срок отмерен,
У смерти длинная рука:
Кто – юноша, кто – сивый мерин,
Кто выпил бочку, кто – стакан.

У нас у всех по паре ручек,
По голове и паре ног.
Но где? И как? Их смертью скрючит.
Никто сказать и знать не мог.


В    Е    С    Н    А

Весна своей хмельною брагой
Плескается в моей душе
И расстилает по оврагам
Травы зелёное кашне.

Берёза, как большая спичка,
Торчит вверх куцей головой,
Чирикают в пространство птички,
Галдя о чём-то меж собой.

Весёлый ветерок играет,
Плескаясь в запахах земли:
То сквозняком шалит в сараях,
То в сенях озорно юлит.

Ручьи с журчаньем собирают
Теплом согретые снега,
В них за зимой весна стирает,
Как прачка, пашни и луга.

И мысли лёгкие беззвучно
Плывут, как в небе облака,
И жить становится нескучно,
И хочется размять бока.

Вино желаний бродит в теле,
И снова хочется впервой
Вкусить любовной канители
С ещё молоденькой вдовой.

Всё радостно весну встречает,
Природа, сбросив зимний сон,
Приветствует, озорничая,
Её с капелью в унисон.

Всего коснётся обновленье,
Жизнь пустит новые ростки.
Весна – эпоха возрожденья,
Лекарство от земной тоски.


Н    Ю    А    Н    С

Корни никогда не видят света,
Но растения не могут без корней.
Музе не поётся без поэта,
Но поэт – лишь инструмент при ней.

Этим отличается природа
От того, что создано людьми,
Будь то хоть поэзия, хоть проза,
Так уж он устроен, этот мир.


З  В  Ё  З  Д  О  Ч  К  А

Яркая звёздочка светит в ночи.
Ну прошепчи! Прошепчи! Не молчи!

Ну прошепчи мне хоть слово, хоть звук.
Ты же ведь, правда, не символ разлук?

Ты ведь далёкий ночной светлячок.
Ну отзовись. Не играйся в молчок.

Я бы так много тебе рассказал. . .
Я тебя дочке своей показал.

Вот она рядом, твой лучик на ней,
Ну подмигни хоть разочек ты ей.

Но ты, наверно, совсем далеко,
Знаю, оттуда шепнуть нелегко.

Что же, спасибо за то, что ты есть.
Я буду ждать твоей весточки здесь.

Я приду завтра, ты только свети,
Чтобы я знал, где тебя мне найти.

Чтобы я знал, что ты там, в вышине,
Светишь, не зная совсем обо мне.


М  Е  Ч  Т  А  Т  Е  Л  Ь

Мечты надежды все питают,
Похожие на дивный сон
Они на сердце счастьем тают,
Когда сбывается, вдруг, он.

Мечтаю просто больше не быть
Ни подлецом, ни дураком,
И под лазурным чистым небом
В траве кататься кувырком.

Мечтаю выпить из криницы,
Опять стать нагим и босым,
Чирикать, как умеют птицы,
И не расти таким большим.

Мечтаю в теле не томиться,
А воспарить и вознестись,
Потом обратно приземлиться
И погулять ногами ввысь.

Мечтаю тёплою весною
Раскрыться белым лепестком
И раствориться в сне покоя,
Шептать с игривым ветерком.

Мечтаю встретиться с девицей
Красой как ранняя заря,
Взаимности её добиться –
Чего же время тратить зря.

Мечты...
В них так легко поверить.
Но раз горит мой огонёк,
То есть ещё, по крайней мере
Один, непрожитый денёк.


Д   О   Р   О   Г   А

Я жизнь любил легко и просто,
Как горький пьяница кабак,
И мне всего хватало вдосталь:
И выпить водочки, и баб.

Я не любил азарт атаки,
Не рвал свой парус на ветру,
Не лез без надобности в драки,
Не затевал с судьбой игру.

Я просто брёл своей дорогой,
У жизни множество дорог,
С надеждой смутной и тревогой,
Которой весь насквозь продрог.

Дорога длинной оказалась,
На многие десятки лет,
И не везло мне, и дерзалось,
И было так, что хуже нет.

Но каждый год звонил будильник,
Я поднимался в полный рост,
И оставалась от идиллий
Лишь пачка крепких папирос.

Предугадать я не старался,
Не уповал и не просил.
Я не скрывался и не крался –
А жил, насколько было сил.

Я жизнь любил легко и просто,
И не пуста моя сума,
Мне на земле хватало вдосталь
Любви и пищи для ума.


О Х О Т А     Ж И Т Ь

Охота жить. Охота мерить
Пространство-время поперёк,
Сегодня в завтрашнее верить,
А завтра в следующий черёд.

Охота сразу всё и много
Вкусить, иметь и. . .  потерять,
Забыть людей, забыть их бога
И стать в один с природой ряд.

Охота снова возвратиться,
Начать сначала и найти,
Ту самую, свою жар-птицу
И научить её светить.

Охота вольным и свободным
Бродить по матушке-земле
Среди других, себе подобных,
Со складкой мысли на челе.

Охота, чтобы на пределе
Был прожит каждый новый день,
А не лениво двигать телом,
Таская собственную тень.

Охота в самой полной мере
Отдать и сделать всё, что мог,
Всё перещупать и проверить,
Понять, и чтобы невдомёк.

Охота выпить чашу знанья,
Сорвать со всех тайн паранджу,
Открыть законы мирозданья,
Понятные давно ежу.

Охота, ну на самом деле! . .
Какой к чертям, на что намёк?! .
Обнять нагую бабу в теле,
Я ж мужик –
Не конёк-горбунёк.

Охота жить. Охота мерить
Пространство-время поперёк.
И остаётся только верить,
Что даже если вышел срок,
То приговор свой к высшей мере
Смерть отложила на денёк.


В  Ы  К  О  Р  М  Ы  Ш

Моя сисястая судьба
Меня не очень то любила,
Но я соски её в зубах
Терзал, как пастью крокодила.

Бедна кормилица на корм,
Но я всё крепче мял ей сиськи,
Лакая жадно языком
Её молозивые впрыски.

Вот так и вырос в мужика
Пятидесятого размера,
Коль брать прикид по пиджакам
Из собственного шифоньера.

И хоть теперь моя судьба
Уже старуха с грудью плоской,
Я всё равно держу в губах
Соски её, как будто соску.


Я   ПОЧТИ   НЕ   ЗНАМЕНИТ

Отметая все нападки,
Откровенно вам скажу:
Я на почести не падкий
И за славу не держусь.

Потому что знаменитость,
Так желанная для всех –
Всего-навсего лишь сытость,
Отрыгнувшая успех.

Может быть она приятна,
Но тем самым и вредна,
Потому что адекватна
Опьяненью от вина.

Фигурально, популярность
Есть общественный трактир,
Где за собственную пьяность
Платишь тем, что ты – кумир.

Ну а это по карману
Лишь немногим гордецам,
Пристрастившимся к стакану
До могильного венца.


И М М И Г Р А Н Т

Я дам себе ещё денёк,
Чтоб ощутить всю твёрдость мысли,
Чтоб не колол потом упрёк,
Что сам чего-то не домыслил.

Я долго думал: "Что не так
В моей беспутной, право, жизни?"
И понял вскоре – не дурак,
Что просто жизнь была не книжной.

Я постоянно всё терял,
Счастливым даже дня не прожил,
И в жизни навсегда застрял
Как неудавшийся прохожий.

Но мне успех до фонаря,
Суть в том, что кончилась дорога.
Наверно, всё-таки я зря
Ругал всуе земного бога.

Куда идти? Куда грести?
Ведь я почти всю жизнь скитался.
И вдруг  – тупик. Конец пути,
Который за спиной остался.

Я прожил много серых дней
На том краю своей дороги,
И понесли меня по ней
Уже обратно, было, ноги.

Но подвернулся поворот,
И я свернул, почти не глядя,
Ругаясь бранно через рот
На случай, если дождь зарядит.

Не одолев и дня пути,
Я вышел на шоссе, к асфальту,
Причины не было грустить,
Ведь я не ехал в катафалке.

Но поразил меня щиток,
То есть дорожный указатель,
Указывавший мне на то,
Что впереди по курсу – Запад.

И тут уж я почуял грусть,
Ведь это была заграница,
Я перешёл святую Русь,
В которой некогда родился.

Вот так, ни думав, ни гадав,
Я стал бродячим иммигрантом
Без списка иммигрантских прав,
Счетов, пособий или грантов.

Но жизнь – большой водоворот,
Тут главное – не растеряться,
И я тараном шёл вперёд,
Давно уж перестав бояться.

Нашёл ночлег, нашёл приют...
Ведь надо ж было разобраться:
Бужуи как живут то тут?
А уж потом на Русь податься.


О С Т А Т О Ч Н Ы Й     П Р И Н Ц И П

Принцип жизни есть принцип остаточный,
Всё живое несёт в себе смерть,
И примеров тому предостаточно –
Всё рождается, чтоб умереть.

Эту горькую правду сермяжную
Носят в сердце своём старики
Вместе с долей своею неважною –
Рано приняли смерть их сынки.

Молодыми помёрли их детушки,
Без усов, с молоком на губах.
Проводили их бабушки-дедушки
В путь последний в железных гробах.

Жизнь свою потеряла направленность.
Горе въелось в морщины лица
На глазах поседевшего полностью
Над могилой сыновней отца.

Пусто стало на свете родителям,
И сиротскими стали дома,
И рыдает над новеньким кителем,
Не успев стать женою, вдова.

И ни в чём больше нет утешения,
Только шепчут беззубые рты,
Как молитву, о смерти прошение,
И стоят на могилах кресты.

Вот такая жестокая истина
Для всех тех, кто остался в живых,
На граните холодном написана
Письменами надгробий немых.

Даже века ещё недостаточно,
Чтоб счастливым потом умереть,
Самый вкусный у жизни остаточек
Подло выкрадет жадная смерть.


Ч  Е  Л  О  В  Е  К

Человек. Он устроен из тела,
Чувств и разума, в виде мозгов,
Над ним долго природа потела –
Сотни тысяч дремучих веков.

Из скелета, поросшего мясом,
Получались: то ящер, то зверь.
А бывало, и хуже гримасы
Выползали из моря на твердь.

Но природа желала реванша,
Она жаждала это дитё,
И рецепт человечьего фарша
Был ей, всё ж таки, изобретён.

Труд тяжёлый, но всё ж не напрасный,
Человечина стала живой,
Родилась человечия раса,
Без хвоста, но зато с головой.


К  Р  У  Ш  Е  Н  И  Е

Я сижу, как корабль на мели,
У пустынного дальнего острова,
На скалистых камнях развалив
Лишь останки тяжёлого остова.

Потеряли обшивку бока,
Ветер треплет лоскут парусиновый,
Мачта косо торчит в облака,
Словно кол, вбитый в брюхо, осиновый.

Не раскрыть паруса мне штормам,
Не уйти больше в долгое плаванье,
Я теперь лишь игрушка волнам,
Вечный пленник заброшенной гавани.

Лишь дельфины игриво шалят,
Сыпля брызги беззвучными всплесками,
Будто в даль за собою манят
Оболочку мою бестелесную.


НА    ФИЛОСОФСКУЮ    ТЕМУ

И зло, и добро сочинил человек,
И он же придумал про тьму, и про свет.
Вселенная ж просто нейтральна. Она
Не может быть ни хороша, ни дурна.

Она существует такая, как есть,
Всё прочее – лишь человечия спесь,
Бродящая в нас, протоплазмы кусках,
Себя возомнивших твореньем в веках.

А мы ведь всего лишь гримаса ЕЕ,
ПРИРОДЫ, на кою подняли кайло.
Сознанье и космос – та самая пыль,
Из коей создатель нас всех и слепил.


В    И    Н    А

Я не знаю, какая вина,
Но какая-то мне предназначена,
Даже может быть и не одна –
Это в мире людей чётко схвачено.

И в каком бы я ни был лице,
Обвиненья мне выпадут тяжкие.
Жизнь как длинный судебный процесс,
Все в нём – судьи мои и присяжные.

Много разного я совершил,
Кроме всяких конечно там подвигов.
Признаю лишь одно – не прожил
Всё до капельки, до исподнего.


К О Р Р О З И Я     Д У Ш И

Равнодушие и похоть,
Быт, утопленный в тиши,
Правят нынешней эпохой
И мешают людям жить.

Нам дано любить и плакать,
Ненавидеть и терпеть,
Пировать в чумных палатах,
Где прислуживает смерть.

Нам дано быть человеком...
Но стремится род людской
Обрести в душе навеки
Мерзопакостный покой.

Сыто чавкать у корыта
И давить в себе прыщи –
Вот собака где зарыта.
Вот коррозия души!


Ч   А   С   И   К   И

Что-то там отлетело с оси,
Перестали ходить мои часики,
Только сердце, как счётчик такси,
Всё стучит в груди частенько-частенько.

Слишком мало всего я успел
Из-за собственной же непутёвости,
Вот что камнем тяжёлым теперь
На остатках лежит моей совести.

Ничего уж нельзя изменить,
Всё заранее было предсказано.
Жизнь нельзя отнести починить,
Даже если ты божий помазанник.

Я стараюсь из всех своих сил,
Но не слышу привычного тиканья,
Только сердце, как счётчик такси,
Еле-еле стучит ещё тихонько.


П  О  Р  А  Ж  Е  Н  И  Е

Расстрелял я свой боезапас,
Не с чем больше идти мне в сражение,
И придётся признать в этот раз
Окончательное поражение.

Поле боя, увы, не за мной,
Я оставил его без оружия,
И  тоска-паучиха  виной
Мне в душе плетёт чёрное кружево.


Т Р Е Т И Й    Э Л Е М Е Н Т

Из молекул я устроен
И из тканей состою,
Но, по крайней мере, трое
Населяют плоть мою.

Квартируют в ней: сознанье,
Собутыльница душа
И ещё одно созданье,
С ним мы просто кореша.

Все три эти элемента
Не прописаны во мне,
Безо всяких документов,
То есть их как будто нет.

Так живут они с рожденья,
Неучтённые нигде,
Словно в замке привиденья,
Незаметно для людей.

Первый мне мыслишки сыплет,
Тешит чувствами другой –
Есть всегда, с кем можно выпить
На троих одной рукой.

Третий – тонкая натура,
И хоть нет на нем креста,
Но имеется культура,
Искренность и чистота.

Я люблю его безумно,
Больше первых взятых двух,
Хоть без них я и не умный,
И противный как паук.

От него я сам светлею
И тянусь, чтоб не отстать,
Только с ним одним умею
И влюбляться, и мечтать.


С Т А Р А Я     И С Т И Н А

Без души человек – организм,
То есть просто земной обитатель.
Без любви человек – механизм
Размножения, семяметатель.

Только вместе – душа и любовь,
Воплотившись в живое созданье,
Порождают под крышками лбов
Человеческое сознанье.


Б Е З     А З А Р Т А

В сердце жаркий горит огонёк,
И душа вся от страсти в ожогах.
Без азарта – жизнь скудный паёк,
От которого мучит изжога.

Удовольствия правят людьми,
А ни страх, ни нужда и ни голод.
И неважно совсем, чёрт возьми,
Стар ты стал, или был слишком молод.


Т Я Н И – Т О Л К А Й

Если нет гуденья в нервах,
Если жил и жил не рвал,
Если не был в самых первых,
То ты в жизни сплоховал.

Быть свиньёй из сала с жиром
Никогда не привыкай.
Жизнь не любит пассажиров,
Хочешь жить – тяни-толкай.


Х  О  Д     В  Е  Щ  Е  Й

Я знал вкус детства, залпом выпил юность
И к старости вплотную подошёл.
Но хочется на всё, ей богу, плюнуть
И жизнь начать сначала нагишом.

Когда в копилке больше половины,
То каждый год – как к горлу острый нож,
Не в радость рождество и именины,
И в сердце появляется, вдруг, дрожь.

Жизнь катится быстрее и быстрее,
И начинаешь потихоньку отставать.
Вино совсем не так уж душу греет,
И женщины не просятся в кровать.

Вдруг сразу понимаешь, что стареешь,
Что остаётся меньше, чем прошло,
И что-то непременно не успеешь,
А что-то навсегда уже ушло.

Печальными становятся закаты,
И тучи в небе ходят всё черней,
Мелодии все слышатся стаккато,
И волосы седеют до корней.

Сознанье рвётся в прошлое сквозь время,
Стараясь всё осмыслить и собрать,
А будущее – это уже бремя,
С ним не удастся больше поиграть.

Конечно, можно жить, не замечая
В себе всех этих явных перемен,
И доставать, как стрелы из колчана,
Ещё года потерянным взамен.

Но ход вещей, увы, не остановишь.
Какими б ни были кривыми зеркала,
Стареют и монах, и казанова,
Крошатся и солома, и скала.


Л Е С О П О В А Л

Наломал немало дров
Я в свои то годы,
Больше, чем на сто пудов
Без одной подводы.

А сейчас на этих пнях
Выросли опята
В память о прошедших днях
И делах попятных.

Что поделать? Ведь и мы
Были рысаками,
Расшибали тоже лбы,
Двигали стаканы.

Что такое хорошо?
Что такое плохо?
Это я уже прошёл
И собрал по крохам.

Я о жизни узнавал
Не из толстых книжек.
Я залез в её подвал,
И ещё пониже.

Ну а там закон один,
Там хозяин – крысы.
Из котов там ни один
Даже и не рыскал.

И пришлось растить клыки
И медвежьи когти,
А иначе б мне, сынки,
Вывернули локти.

Что об этом говорить,
Вышел я весь в шрамах
И успел похоронить –
Не дождалась – маму.

Вот, такой вот карнавал,
Не судьба – а порча.
Жизнь – большой лесоповал,
Я на нём – рабочий.

Наломал я в жизни дров
Больше, чем на сто пудов,
И поэтому мне снится
Пребольшая поленИца.


Я     В  Е  Р  Н  У  Л  С  Я

Я  был  там. И  я  многое  увидел.
Сырой барак, заиндевевший весь насквозь,
Был мне той призмой, сквозь которую предвидел
Всё, что пройти и пережить мне удалось.

Мы клали жизни в лагерные тачки,
Слюной чахоточной харкали на ветру,
В то время, как иные клали дачки
Вблизи столицы, в хвойно-лиственном бору.

Кайлом коверкая промёрзшую породу,
Вгрызаясь в землю по колено и по пах,
Я день за днём рубил себе дорогу
Туда, где нет охраны и собак.

Я расправлял согнувшуюся спину,
Я расплавлял в душе застывший страх,
Я не загнулся, я не сдался, я не сгинул.
И я вернулся... Побери вас прах!


Б  Е  Л  Ь  М  О  Н  Д  О

Не знаю, что случилось и зачем.
Наверно, всё же что-то роковое.
Такое чувство, будто снова на киче
И будто только что сбежал из-под конвоя.

Со мною не было такого уж давно.
Всему виной дурацкая витрина,
Она сияла вся рекламою кино,
И Бельмондо на ней стрелял кому-то в спину.

Я сразу вспомнил свой отчаянный побег:
И лай собак, и выстрел конвоира,
И окровавленный к лицу прилипший снег,
И чью-то ногу, что в живот так больно била.

Я вспомнил карцер, лазарет, лицо хирурга,
Как  колдовал  он,  стоя  надо  мной,
И хрип ушедшего в побег со мною друга,
Которого в снегу топтал конвой.

Я вспомнил все этапы, пересылки.
Крутилось в памяти кино немое,
Как будто прошлого просыпалась копилка,
И я забыл, что уж как десять лет на воле.

Как будто щёлкнул выключатель в голове,
И время вспять мгновенно откатилось,
И Бельмондо стрелял уже по мне,
И жизнь моя сначала повторилась.

Наверно, так  устроен этот мир,
Что мне в нём не найти уже покоя.
Такое чувство, будто я и конвоир,
И будто только что сбежал из-под конвоя.


Ш    И    З    О

Почти все восемь с половиной кубометров
На две штрафные арестантские души
Отпущено по лагерным обмерам,
Чтоб ненавидеть... Ненавидеть и тем жить.

Четыре шага вдоль бетонного застенка,
Шаг поперёк и три таких же в высоту –
Все запахи, отсветы и оттенки
Здесь вызывают ярость, злобу, тошноту.

В углу дыра в полу по имени "Параша",
На стенах изморозь и талая вода,
В груди отбитой бьётся хриплый кашель
И ненависть ко всем советским навсегда.

Квадрат холодного, застылого конверта,
Где нет ни неба, ни весны, ни просто дня,
Тюремные четыре края света,
Где выживает только ненависть одна.


К    А    Й    Ф

Мы открываем души, как кингстоны,
Вливаем водку в глотку через край
И, как на дно, спускаемся в притоны,
В забвенье находя и ад, и рай.

Играем в жмурки с жизнью и со смертью,
Задвинув дозу – сразу весь "баян".
У нас свои, наркотовские, мерки –
Пределов нет тому, кто окаян.

Сжигая вены, сводим счёты с миром,
Ширяясь, кто – в обратку, а кто – так,
В себе взрывая тысячу раз мину,
Заложенную в кратком слове кайф.

Потом мы возвращаемся из бездны
С проколотым булавкой языком,
С единственной спасительной надеждой –
Задвинуться ещё раз штрафняком.

Таких немало – запредельных, окаянных –
На этой горестной, отравленной Земле,
Где ложь, жестокость, мерзость стали явью,
Где даже жизнь по бросовой цене.

Мы открываем души, как кингстоны,
В них ангелы и черти, ад и рай,
Любви, страданий, ненависти – тонны,
И эта жижа хлещет через край.


Н  Е  В  Е  З  Ё  Т

Невезёт – нормальный случай.
Выигрыш – приз для дураков.
Только тот, кто невезучий,
Стать способен игроком.

Всё, понятно, можно мерить
На словах и на весах,
Сила в том, чтоб смочь поверить
И в себя, и в чудеса.


Г  Е  Н  Е  З  И  С

У меня такой генезис,
В жизни я не пропаду.
При рожденье этот тезис
Мне написан на роду.

Нипочём мне все хворобы.
Только время крутит круг
И в меня плескает годы,
Чтоб лишить любви подруг.


О  Б  Л  А  К  А

Белые барашки
В море синевы,
Кольцами кудряшки
Вьются со спины.

Тихо проплывают
Мимо в вышине,
Головой кивают
На прощанье мне.

Кто вы, и откуда?
Из каких краёв?
Ладно или худо
Там житьё-бытьё?

Белые барашки,
Милые мои,
Вам совсем не страшно
Над землёй парить.

В голубые дали
Вас несёт зюйд-вест,
Вы там передайте
От меня привет

Матушке-старушке,
Бате и жене,
Дочке-говорушке,
Остальной родне.

Белые барашки,
Странники небес,
Вы плывите дальше,
Я ж останусь здесь.


П  Р  И  Г  О  В  О  Р

Не заслуга истлеть от хандры,
Пепел залив креплёным вином,
И не доблесть стареть молодым,
Коль иного так много дано.

Не герой – а подонок пацан,
Если он поднял руку на мать,
Унижает седого отца
И из дома начал воровать.

Ни к чему проходить "коридор"
В восемнадцать мальчишеских лет,
Ненавидеть тюремный забор
И смотреть сквозь решётку на свет.

Злость, вопросы, сверлящие мозг,
И ревущая в нём пустота,
Нервы, сжатые туго в комок –
Это есть в каждом первом из ста.

Жалко годы напрасно терять,
Разгребая руины в душе,
По этапам себя собирать,
Чтоб понять, как банален сюжет.

Много новых и трудных дорог
Предстоит прорубить, проложить –
Это общий нам всем приговор
Сроком в целую долгую жизнь.


О   С   Е   Н   Ь

Дождь. Осеннее хмурое небо.
Тучи словно налились свинцом.
Пузырится заплаканный Неман.
Ветер листья швыряет в лицо.

Красно-бурые, жёлтые хлопья –
Символ грусти, разлук и потерь,
Их увядшая, вдруг, позолота
На гербарий лишь годна теперь.

Сырость в воздухе, в мыслях и в душах.
Сырость всюду, на что ляжет взгляд –
Это осень колодезным душем
Умывает планету  Земля.

Сиротливо ютятся скамейки,
Вспоминая, как в летние дни
Тут на солнышке грелись семейки,
И влюблённые жались в тени.

Промелькнёт одинокий прохожий,
От дождя укрываясь зонтом,
На неловкую птицу похожий
В не застегнутом лёгком пальто.

В луже мокнет обрывок газеты,
В рамке траурной чей-то портрет. . .
Отзвенело ещё одно лето.
Сколько их нам осталось, тех лет?

Сколько сердцу отпущено биться?
Жить нам в радости или в беде?
Мне за пазуху осень струится
Струйкой тонкою по бороде.

Осень – время надежд и печалей,
Грустных писем, наивных тревог,
Опустевших, безлюдных причалов,
Расставаний и дальних дорог.


М   И   Р   А   Ж

Я в миру или в царстве теней?
Это что на меня, вдруг, нашло?
Ведь на улицах столько людей,
И в квартире светло и тепло.

Но саднит и скребётся душа,
В сердце глухо колышется боль,
Мысли гулко, тревожно шуршат. . .
Да встряхнись, наконец! Что с тобой?

У тебя ж много верных друзей,
Дочь растёт, значит прожил не зря,
Ну а что стал упрямей и злей –
Жизнь такая. Иначе нельзя.

Сигарету возьми, затянись,
Отхлебни из бутылки вина,
Телефон набери, позвони –
Вон, соседка скучает одна.

Но, видать, уговоры не впрок,
Испарился былой оптимизм,
Будто кто-то нажал на курок,
И сработал взрывной механизм.

Брезжит свет. Растворяется мрак.
Утро входит в оконный проём,
Вытесняя смятенье и страх,
По стеклу барабаня дождём.

Кровь теплеет, спрямляется мысль,
Обретая надежду и цель,
Возвращается жизненный смысл,
Выключая тоски карусель.

Я в миру, я не в царстве теней,
Там не пьют самогон с колбасой.
Тройка белых гривастых коней
В даль уносит старуху с косой. . .


П  Р  И  Ч  А  Л  Ы

Мир начинается с причалов,
Ведь жизнь – безбрежный океан,
Где волны-судьбы нас качают,
Гоня куда-то сквозь туман.

Что оставляем за собою,
Наполнив ветром паруса,
Внимая шорохам прибоя,
Чужим влекущим голосам?

К какому берегу пристанем,
Чтоб снова в плаванье уйти?
И что нас ждёт, когда устанем
Топтать далёкие пути?

Друзья – те самые причалы
На нашем дальнем берегу,
К которым мы свои печали
Несём, плеская на бегу.

Они придут, не отвернутся,
Раскрыв объятья и сердца,
И через годы отзовутся,
Верны оставшись до конца

Великому мужскому чувству,
Роднящему сильней родства,
Которое, как парашюты,
В душе слагает каждый сам.

Не властны времени скрижали
Порушить тот святой закон.
Сердца, горящие пожаром,
Нам светят вечным маяком.

Друзья – последние причалы,
Леса, в которые бегут,
О них мы бьём свои печали,
И в них уходим, как в тайгу.


Л Ю Б И Т Ь     И     В Е Р И Т Ь

Где-то у меня в подвале сердца,
В самом дальнем тёмном уголке
Есть каморка, скрытая за дверцей,
Никогда не открывавшейся никем.

Ни замков на двери, ни засовов,
Ни цепей, ни кованых гвоздей,
Как в той сказке детской невесёлой
О злодее – Синей Бороде.

Наискось прибиты две дощечки
С надписями "ВЕРА" и "ЛЮБОВЬ",
Узкие и длинные как щепки,
С пятнами, похожими на кровь.

Узницы с рождения до смерти,
Запертые с измальства в чулан –
Нет им места в жизни круговерти,
Где царят жестокость и обман.

Паутина на углах, как будто пломба,
Плесень, как сургучная печать,
Но сегодня я решился, час мой пробил –
И любить, и верить я готов начать.

Многие живут, предпочитая
Становиться нетерпимее и злей,
Но любовь и вера обитают
В каждом человеке на  Земле.


Д  Ж  О  К  О  Н  Д  А

Что это за дивное созданье,
Если так легко она смогла
Только лишь своим существованьем
В душах победить так много зла?

Что в ней воплощается такое,
Если мир, взглянув в её глаза,
Навсегда лишил себя покоя
Полтысячелетия назад?

Кто она? Мадонна или фея?
Если пять столетий, до сих пор,
Самые большие корифеи
О её улыбке держат спор.

Что она? Знаменье или чудо?
Вторит им послушно большинство,
Вопрошая у самих себя: "Откуда
В женщине такое волшебство?!."

Кто ты, Мона Лиза дель Джокондо,
Флорентинка, покорившая весь мир?
По каким неведомым законам?
Кто тебя придумал и творил?

Вглядываясь пристально в картину,
Я, вдруг, очень ясно осознал,
Что её, вот эту флорентинку,
Лишь вчера до дома провожал.

Сколько на нас смотрит, самых разных,
Женских улыбающихся лиц,
По-джокондовски загадочных, прекрасных. . .
Я склоняюсь перед ними ниц.


П  О  Р  Т  Р  Е  Т

Время – рок неумолимый,
Годы не проходят мимо.
Всё стареет в мире этом,
Молодеют лишь портреты.

Пробежав полжизни кругом,
Замечаем, глянув в угол,
Как помолодел портрет,
Где... нас и в помине нет.

Куст сирени. Мать с отцом,
Красной Армии бойцом.
Вместе. Рядом. Оба стоя.
На ней платьице простое.

Чёрно-белый давний снимок
По-любительски наивен,
В незатейливой оправе,
Перекошенной чуть вправо.

Желтизна в углу расплылась,
По краям канва размылась,
Потускнел и куст сирени,
Блики превратились в тени.

Но глаза... Каким при этом
Их глаза сияют светом!
Сколько лет прошло, а будто
Вновь вернулась та минута.

Много вот таких портретов
По углам висят... Но редко
Замечаем мы – мужчины –
Те седины и морщины,
Что так молодят портрет,
Где... нас и в помине нет.


П И С Ь М О     Д Р У Г У

Не для памяти и не для даты –
Просто, вдруг, за стаканом с вином
Вспомнил годы я те, что когда-то
Были прожиты мной напролом.

Они издали стали короче,
К ним прибавился новый контраст. . .
Сколько б жизней себе ни пророчил,
Их прожить можно только за раз.

Уходя от родного причала,
Мы стремимся достигнуть вершин,
Мы с надеждой о многом мечтаем,
Но на кон выпадают гроши.

И вот с чувством какой-то утраты,
Как под дверью закрытой пивной,
Вспомнил годы я те, что когда-то
В нас звенели тугою струной.

Не для памяти и не для даты –
Просто в воздухе пахнет весной.
Будь здоров, мухомор бородатый!
Буби козыри!
CHIV. Основной.


П Р О Б У Ж Д Е Н И Е

Не знаю, что будет,
Не помню, что было,
Сознание будто
Под спудом застыло.

Печали избылись,
Сомненья разбились,
Обиды забылись,
Мечты не родились.

Всё вижу и слышу
Неясно и смутно,
Приятно колышет
Сонливостью утро.

Не явь и не сказка,
Не сон и не дрёма,
Неяркие краски
Ложатся неровно.

Какие-то мысли
Тягуче-лениво
Плывут коромыслом
Так неторопливо.

Луч света блуждает,
Как ищет кого-то,
То день пробуждает
К житейским заботам.

Рассветы, туманы,
Закаты и росы --
Тут всё без обмана,
Всё мило и просто.


М  У  Ж  Ч  И  Н  А

Силёнка сидит ещё в теле,
Плескаются мысли в мозгу,
И чувства метут как метели
В лихую, шальную пургу.

Инстинкт ударяет по вене
При виде матёрых волчиц,
И сердце кровавой тефтелей
В решётку скелета стучит.

Душа от горячих желаний
Как сало на углях шкварчит,
И хочется похулиганить,
Чего-нибудь, вдруг, отмочить.

Года вылетают обоймой,
Кураж вьётся лёгким дымком,
Останется, что потом вспомнить
За чаркой седым стариком.

Силёнка сидит ещё в теле –
Хоть в космос на год, хоть в тайгу.
Да что вы, на самом то деле?!.
Я всё в этой жизни могу!


С   Т   А   Р   И   К

Душа ещё теплится в теле,
Шевелится мыслями мозг,
И сам вроде как бы при деле –
Тащу вот по жизни свой воз

С обычной людскою поклажей,
Мешками годов и грехов.
Другого богатства не нажил –
Такой уж удел стариков...


Н   А   Ч   А   Л   О

                1

Есть у каждого начало –
МАТЬ, которая зачала
Нас, взяла себе все боли,
Те, что были нашей долей.
Женщина – а не святая,
Вся божественно простая,
Та, чей образ с милым ликом
В детстве громким тонким криком
Звали мы, когда пелёнки
Становились мокрой плёнкой,
Если падали, споткнувшись,
Носом в грязный ком уткнувшись,
Или оступались в лужу,
Промочив ботинки в стужу,
Звали, если нам приснится
Бармалей или жар-птица.

                2

Время шло. Бежали годы,
Унося с собой невзгоды.
Как приливы и отливы
Были нам они сопливым,
Да и позже, возмужавшим,
Настоящих бед не знавшим.
В складках материнской шали
Растворялись все печали,
Все тревоги и заботы,
И усталость от работы.
Таяли в туманных далях
Все житейские скандалы,
Сердце билось тактом ровным
В миг, когда тепло, с любовью,
Обнимала наши плечи
МАТЬ, которая не вечна. . .

                3

Материнский дом – тот берег,
Где нас ждут всегда и верят,
Та затишливая гавань,
Где спадает с сердца камень,
Где душа латает раны
После долгих лет изгнанья,
Выводя глубоким шрамом
Дорогое слово – МАМА.
Именно с того причала,
Мать в котором нас качала,
В форме детской колыбели,
Спотыкаясь и робея,
Через омуты и мели
В жизнь к своей ушли мы цели
И достичь её сумели –
Так нам МАТЕРИ велели.

                4

МАМЫ – наши провиденья,
И всегда незримой тенью,
Где бы мы ни оказались:
На балу или сражались,
В камере или на воле,
Пили чай, дрова кололи –
С нами вместе танцевали,
Кровь в сраженье проливали,
По этапу шли далёко,
Срок тянули за похлёбку,
Воздухом дышали вольным,
Отзывались нашей болью,
Колуном с плеча махали
И за чаем отдыхали.
Весь наш путь ИХ жизнью мечен,
Только МАТЕРИ не вечны. . .

                5

МАМЫ – наши звездочёты,
И удачи, и просчёты
Сердцем и душой читают,
Письма и звонки считают,
Те, что ИМ судьбы рулетка
Шлёт от нас до боли редко.
В молодости мы беспечны,
Жизнь – безбрежна, бесконечна,
Необъятна, как Путь Млечный,
И пьянит нас ветер встречный.
Как бродячие кометы,
Мы блуждаем в жизни этой,
А ОНИ нам ставят свечи
И считают дни до встречи.
Год за годом. Каждый вечер.
Только МАТЕРИ не вечны. . .

                6

Вот о чём нам надо помнить,
Ведь утрату не восполнить,
Никакие обелиски
Не вернут нам наших близких.
Только любящее сердце
Вырывает их у смерти,
Лишь кто любит и любимы
На  Земле судьбой хранимы.
Мы об этом забываем,
Не внимательны бываем,
Даже чёрствые порою.
Будто грубою корою
Поросли сердца и души –
Так мы стали равнодушны.
Кажется нам, вдруг, неловко
Молвить ласковое слово,
Неуместно и нелепо
Обратиться за советом.
Прячем где-то, точно в склепах,
Чувств живых, обычных слепки,
Как в ламбардах-барахолках
Их храним на пыльных полках,
И всё реже замечаем
МАТЕРЕЙ своих печали.
Как ИМ по ночам не спится,
Как дрожат в руках ИХ спицы.
Им одним, беря вязанье,
Доверяет МАТЬ признанья,
Заплетая в нить обиды,
Не показывая вида.
Вновь усталые ИХ лица
Не перестают светиться,
Даже если в доме пусто,
И в душе немало грусти.
ИХ любовь нам всё прощает,
Лишь морщины отмечают
Да глазастые соседки
По подъезду и беседке,
Как стареют наши МАМЫ. . .
Старость видом не обманешь.
К сожалению, не часто
Понимаем мы, что счастье,
За которым так гонялись,
Сами же и разменяли.
Не брильянты и не злато
То счастливое богатство,
Не казённые палаты,
Не высокая зарплата.
Жизнь не слаломная гонка –
Путь к вершине, а не с горки,
У неё одна валюта –
Это смертная минута.
Оглянитесь, человеки,
Мать даётся не на веки.
Будем же об этом помнить,
Ведь утрату не восполнить. . .


Д  Е  Р  Е  В  Н  Я

В садах засохшие деревья,
Трава пожухла на лугах.
Ты ль это, русская деревня?
В ответ лишь пыль скрипит в зубах.

Чернеют брошенные хаты,
Кресты на окнах и дверях,
Да горькая полынь богато
Цветёт в пустующих дворах.

Поля, уставшие от пахот,
Моря истерзанной земли,
В которых забулдыга-пахарь
Водил степные корабли.

Кругом развал и разоренье,
Загублен целый хлебный край –
Неперспективная деревня,
Российская тьма-таракань.


Б Ы Т Ь    Ч Е Л О В Е К О М

1

Мы обращаемся к истокам,
Пытаемся постичь себя. . .
Откуда в нас живёт жестокость,
Мы ж в мир пришли его любя?

Но год за годом подрастая,
Мы узнаём, что мир – суров,
И тот в нём что-то обретает,
Кто проливает пот и кровь.

Мы узнаём, что есть и горе,
Есть ненависть, и есть вражда,
Людьми вершат владыка голод
И спутница его – нужда.

Мы узнаём, что ложь и зависть,
Треклятые во все века,
Живут и в нас, и это завязь
Сверх ядовитого цветка.

Мы узнаём, что лень и праздность
Сгубили множество благих –
Больших и малых, самых разных –
Порывов в нас, да и в других.

Мы узнаём корысть и подлость,
Цену предательства и лесть,
Мир сотнями пороков полон,
Которые в нас тоже есть.

2

Узнать – не значит научиться,
Понять – не значит всё простить,
Ослепнуть и потом лечиться –
Не значит зренье возвратить.

Чтоб выстоять в беде и горе,
Нужны умение терпеть,
Холодный разум, сила воли,
Способные отринуть смерть.

Вражда и ненависть – изгибы
Жестоких пагубных страстей,
Когда людское в людях гибнет,
В них в полный рост встаёт злодей.

Нужда и голод – слуги власти,
Тиранов, фюреров, вождей –
Как две драконовские пасти
Дань собирают средь людей.

Ложь есть фактически измена,
Измена самому себе,
Чтоб стать лжецом не надо смелость,
Не стать – превыше всех побед.

Корысть и зависть – две сестрицы,
Блюдя свой дьявольский обет,
Грызут нас изнутри, как крысы,
На завтрак, ужин и обед.

Порывы могут быть благими,
Но ведь не даром говорят,
Что именно то, как раз, ими
Дорога вымощена в ад.

Презрета подлость – но живуча,
Как ядовитые грибы
Произрастают в скудных душах
Её поганые плоды.

Предательство – как подлый выстрел,
Нож в спину или яд в вино,
Недопустимо даже в мыслях,
И нет прощенья за него.

Лесть с виду вроде безобидна –
Приятное словцо всего,
За нею только вот не видно
Себя, так часто, самого.

3

Мы обращаемся к истокам,
Пытаемся постичь себя,
Но зло, проросшее в жестокость,
Не одолеть. . .  не полюбя.

Быть человеком тяжко, трудно,
Но лишь в борьбе с самим собой
Мы не сподобимся Иуде
И не склонимся пред судьбой.

Все не безгрешны в Поднебесной,
Грехов боясь – не стоит жить.
Пусть даже душу продал бесу,
Но от себя не откажись!


Х  Л  Е  Б  А     Д  У  Ш  И

Промчалась жизнь, и пыль осела,
Покрыв сединами виски.
Пришла пора сбирать посевы –
Годов минувших колоски.

Но урожай в амбар не ссыпать,
Не обменять и не продать;
Голодного им не насытить,
И нищему нельзя подать.

Не на пуды счёт, не на тонны –
Дай бог, чтоб горсть насобирать.
В себе не будешь стричь купоны,
В себя уходят умирать.

Тут каждый сам себе и пахарь,
И жнец, и мировой судья.
Один. . .  Лишь сердце под рубахой,
Вот ты –
Вот в зёрнах жизнь твоя.

Хлеба души растут не в злаках,
Они – в любви и доброте,
В слезах горючих, если плакал
От бед чужих, чужих потерь.

Они – в труде, в галлонах пота,
В цепях, которые порвал,
В тяжёлой, каторжной работе,
В высотах, тех, что грудью брал.

Взрастить в душе пустынной семя –
Вот в чём смысл жизни для людей;
Любой из нас, и вместе все мы,
Приходим в мир для добрых дел.

Мы все с рожденья хлеборобы,
Аграрии своей души;
Хлеба её не для утробы –
А чтоб людьми свой век прожить.

Душа, уставшая трудиться,
Как оскудевшая земля
Лишь для плевел и спор годится,
А семя губит спорынья.


С О Б Р А Т У    П О    О Р У Ж И Ю

Прожитое назад не востребовать,
Как погоны лежат на плечах
Те года. . .  Всё, что было и не было,
Что уже и не вспомнить сейчас.

Офицер, подполковник кадровый,
И не просто мужик – а кремень,
Жизнь прошёл не по плацу парадному,
А с "калашниковым" на ремень.

Годы как из обоймы выстреливал,
Не карабкался по головам,
Жизнью трёпанный, битый и стрелянный
Только сам на себя уповал.

Если верил во что, то единственно,
Как у русских уж заведено,
В слово друга, любовь материнскую
И налитое в кружки вино.

Если чем увлекался – то бабами,
Ни себе, ни другим не соврал,
Обожал баньку с пивом и крабами,
Да взаймы с неохотою брал.

Время дней прожитых плетёт кружево,
Ускоряя с годами свой бег,
И, как лайнер взлетает нагруженный,
Он опять начинает разбег.

Сердце гулко стучится натружено,
У солдатского сердца свой век,
Сердце – главное наше оружие,
Ведь воюет не танк – человек.


С   Т   У   П   Е   Н   И

Познаётся всё только в сравненье –
И луч света, и чёрные тени –
Жизнь есть сумма коротких мгновений,
Этих маленьких многих ступеней.

Кто-то выстроил лестницу в небо,
Кто-то катится вниз, будто с горки,
Кто величие духа изведал,
Кто удел непосильный и горький.

Кто понуро ступает с одышкой,
Кто хрипит, рвётся быть только первым,
Кто гигантом стал, кто – коротышкой,
Тот – Иуда, а этот – Коперник.

Кто-то жизнь прожил в белых перчатках,
Не снимая их даже в сортире,
Без следа, или хоть отпечатка,
Ни в сердцах, ни в своей же квартире.

Кто-то сам всё своими руками
Перепробовал и перетрогал,
Вложил душу в безжизненный камень
И оставил у нас на дороге.

Кто-то губит природу годами,
Убивает и травит планету,
Всё вокруг разоряет, поганит,
Зашибая на этом монету.

Кто-то, глядя в хвост тощей кобыле,
Землю пашет с утра до заката,
Окропив её потом обильным,
Чтоб родящей была и богатой.

Кто-то строит игру на обмане,
Сделал шулерство жизненным кредо,
Совесть спрятав поглубже в кармане,
Чтоб не очень мешала при этом.

Для кого-то понятие чести
Выше власти, богатства и славы,
Даже все они взятые вместе –
Только груда ненужного хлама.

Кто-то всех проклинает, поносит,
Кто-то жизнь спас старухе убогой,
Кто-то камень за пазухой носит,
Кто-то – душу, вместившую Бога.

Кто-то раз лишь споткнулся когда-то
И весь век до могилы хромает,
А другой даже в ствол автомата
Смотрит, губы в улыбке ломая.

Кто-то смерть принимает в постели,
Вместо чашки привычного кофе,
Завернув худосочное тело
В одеяло на импортной софе.

Кто-то просто не вышел из боя
И остался у края воронки,
Распластавшись и корчась от боли
В луже тёплой дымящейся крови.

И какой бы ты след ни оставил,
Он не будет никем не замечен,
В жизни нет исключений из правил –
Не бывает судьбы без отметин.

Познаётся всё только в сравненье. . .
Кто бесстрашен? Кто жалок и жидок?
Кто глупец? Кто непризнанный гений?
Кто бессмертен? Кто умер при жизни?


C ' E S T     L A     V I E

Вот опять я под той самой аркой...
Сколько лет уж минуло с тех пор,
Как впервые тянул здесь цигарку
Под азартный, хмельной разговор.

Ввысь взметнулись деревья. Их кроны
В свод зелёный сомкнулись тугой,
Также каркают громко вороны,
Если их потревожить покой.

Старый замок, времён феодалов,
Обнажил стен щербатых скелет,
Чего только они ни видали
На веку своём в тысячу лет.

Из под ног вниз с изломом уходит
Круто лестница к самой воде.
Пристань. Старый речной пароходик
Бьёт бортом о причал на волне.

Здесь немногое переменилось,
Только то, над чем властны года,
Да рябина, что так часто снилась,
Не уронит на землю плода.

Каждый год, когда вновь возвращаюсь
В этот город мне столь дорогой,
Я сюда прихожу и встречаюсь
С моей молодостью и судьбой.

Сколько раз своей шумной ватагой,
Два десятка парней и девчат,
Собирались у края оврага,
Будто стая подросших волчат.

Сколько раз, вот на этих ступенях,
Мы сидели с бутылкой вина,
Ночь своей укрывала нас тенью,
Фонарём нам светила луна.

Здесь мы выросли и возмужали,
Научились дружить и любить,
Здесь прощались, когда уезжали,
Обещая всегда скоро быть.

Где теперь вы, друзья и подружки?. .
Наши встречи до боли редки.
Выпить вместе сейчас бы по кружке
На скамейке у самой реки.

Побродить бы, разбившись на пары,
Взяв в обнимку с собой темноту,
Всё забыть во влюблённом угаре,
Растопить в нём души немоту.

Отгремели сполна, отзвучали
Те недавние, вроде, года,
Но их радости, как и печали,
Будут в памяти живы всегда.

Ровно сто девятнадцать ступеней
Подо мною одеты в гранит,
На них треть моей жизни, не меней,
Время грязным налётом хранит.

Вслед за нами, на этих ступенях
Оставляя иные следы,
Слышен топот других поколений,
Так безжалостно, вдруг, молодых.

Жизнь назад повернуть невозможно,
Но у каждого есть уголок,
Где он с юностью встретиться может –
Хоть седым, хоть совсем без волос.

Это улица, двор, где ты вырос,
Где друзей находил и терял. . .
Юность, брат, не даётся на вынос.
– C'est la vie, –
Как у нас говорят.


ОСЕННЕЕ    СТИХОТВОРЕНИЕ

Время сыплет на голову пеплом,
С лица сходит черёмухи цвет,
Годы строятся в ряд парапетом,
За который возврата уж нет.

За плечами осталось полжизни,
А как много ещё не сбылось. . .
Юбилей моей осени рыжей –
Не стареть так и не удалось.

За ней, рыжей, ждёт осень седая,
Ну а там и пора на покой.
Полупьяный оркестрик сыграет
Тушь души моей за упокой.

Кто-то скажет последнее слово,
Кто-то вгонит последний в гроб гвоздь,
Кто-то бросит в моё изголовье
В знак прощанья последнюю горсть.

Заровняют надгробье землицей,
Она всех принимает в себя,
Не взирая на судьбы и лица,
Молчаливо о каждом скорбя.

Мне поставят друзья молча свечи
И могилу вином окропят,
Досидят потом где-нибудь вечер
И к утру разойдутся опять.

Есть какая-то всё-таки странность
В том, что старых друзей в круг теперь
Собирает не общая радость,
А лишь горечь утрат и потерь.

Мы теряем друзей и любимых. . .
Может быть и по нашей вине
Остаются кресты на могилах,
И от этого горше вдвойне.

Не хочу никому быть утратой,
Никому, кто меня пережил,
Кому сыном был, мужем и братом,
Другом, недругом, просто чужим.


С   Т   Р   А   Х

Любого можно схоронить,
И оборвать живую нить,
И по ветру развеять прах –
Но не убить в нём живший страх.

Он переходит на детей,
На десять жизней и смертей,
Сидит и в душах, и в горбах,
Скрипит на чищеных зубах.

Он въелся в нас, как паразит,
В улыбках и глазах сквозит,
Заложен в генах хромосом
У матерей и у отцов.

Он кроется в нас, как в зверях,
И за спиной стоит в дверях,
Сжимает холодом сердца,
И не разжать его кольца.

Он мозг сосёт, как червь под лбом,
И мозг становится рабом,
И корчится в его тисках –
Трус правит там, где правит страх.

Он может всё похоронить
И оборвать живую нить,
Развеять по ветру, как прах,
И бог людской – их жалкий страх.


Г  О  Р  Б  А  Т  Ы  Й

Такой зловредный червячок
Нутро мое сосет и гложет.
Я для него большой стручок,
Обтянутый людскою кожей.

Он поселился там давно,
Сейчас уж не припомню даты,
С тех пор, как понял я одно,
Что жил всю жизнь с душой горбатой.

Он выел сердце у меня
И отравил сознанье ядом,
Мне больше не дано понять
Других, со мной живущих рядом.

Состарившимся горбуном
Теперь я доживаю годы
И убедился лишь в одном –
Мы все горбаты от природы

Июль  1999 г. 

С   У   И   Ц   И   Д

Ровно пульсирует жилка,
Тоненький синий шнурок –
Вот она, жизни прожилка,
Но... спущен взведённый курок.

И всё безвозвратно уплыло,
Лишь красного цвета пятно
Застывшею лужей расплылось. . .
Судьба. Так ему суждено.

Ещё одного засосало,
Ещё один спущен в сортир,
Но в мире безлюдней не стало,
И щёлкают смерти курки.


ЛИРИЧЕСКАЯ    ФАНТАЗИЯ

Что это случилось в наружной среде?
А просто круги разошлись по воде.
А просто нечаянно камень упал
С покрытых безмолвием каменных скал.

И всё. Ни морщинки. На всём лежит штиль.
Погашены свечи. Чернеет фитиль.
Уснули движенья. Разлился покой.
Но кто-то провёл над всем этим рукой.

Пейзаж изменился. Возникла река
И бурно, потоком шумя, потекла.
Раскрасилось небо, задули ветра,
От соков в деревьях набухла кора.

Прекрасные птицы запели в лесу,
И солнце разлило на землю весну.
Мир света и красок возник на глазах
И весь отражался в прозрачных слезах.

Как будто, вдруг, сказка взяла ожила,
Как будто в рисунок слились кружева.
Но кто его создал? Кто автор картин?
Да это же мыслей моих серпантин!

Вот так и бывает: подвинешь рукой,
И где-то ручей станет бурной рекой,
Нечаянно сделаешь в сторону шаг,
И в жизни случается полный аншлаг.

Прекрасное – вот всего сущего смысл,
Который рождает парящая мысль,
Достаточно просто о чём-то мечтать,
О том, что нельзя из кармана достать.


П   Р   Е   Д   Л   О   Г

Нам всем предназначено в жизни уйти,
Мы в ней только лишь прихожане,
Но надо предлог подходящий найти,
Чтоб это не вызвало жалость.

А лучше, чтоб и не заметил никто –
В оплакиваньи мало толку –
Оставить на вешалке шарф и пальто,
Перчатки и шляпу на полке.


В Т О Р А Я    С Т О Р О Н А

В человеке, как в медали,
Есть всегда две стороны.
Первую лицом назвали,
Лица все носить должны.

А ещё, есть и вторая,
Та, что сразу не видна,
Но в реальности играет
Роль ведущую она.

Потому что представляет,
Коль вести о людах суд,
То, что в каждом составляет
Человеческую суть.


И М Е Н Е М     Н А Р О Д А

Мы зреем чувствами в тиши,
В своём отшельнитстве интимном,
И оскорбление души
Нам всем и больно, и противно.

Но, к сожалению, вокруг
Ещё так много злого сброда,
И все дела их грязных рук
Творятся именем народа.


В Т О Р О Е    Р О Ж Д Е Н И Е

Буддизм говорит, что нам всем суждено
Ещё раз на свет народиться.
На это отвечу я только одно:
– Рожайте! Мне это годится.


НИ   В   БОГА   НИ   В   ЧЕРТА

Я не верю ни в бога, ни в чёрта,
Моя жизнь их ценней во сто крат.
Я такой же – один и нечётный,
И ни бог, и ни чёрт мне не брат.

Не распять мою грешную душу
Ни святым, ни попам, ни вождям,
А свою неказистую тушу
Завещаю навозным червям.

К богу чёрта и к дьяволу бога!
Жалок тот, кто пред ними дрожит.
Эта нежить вся просто убога
По сравнению с тем, чтобы жить.

Никакое бессмертие духа
Не заменит мне грешную жизнь,
Только с ней, с этой грешной старухой,
Я готов до бессмертья грешить.

Я не верю ни в бога, ни в чёрта,
И плевать мне на рай и на ад.
Пока кровью сочится аорта,
Для меня нет икон и преград.


И   М   Я   Р   Е   К

Сдвинув набок сигарету,
Чтоб не ел глаза дымок,
Расскажу вам о поэте
Под названьем имярёк.

Он не очень то известный
И почти не знаменит,
Но забористо и веско
Стих кладёт свой, паразит.

Пишет он, как все поэты,
Обо всём и обо всех,
В жизни нет таких секретов,
Чтоб нельзя поднять на смех.

Нет такой запретной темы,
Чтоб нельзя ополоснуть,
Нужно просто взять и смело
Тыкнуть пальцем прямо в суть.

Что он в общем то и делал
В каждом созданном стихе,
Подходя со знаньем дела
И к вселенной, и к блохе.

Отделяя мысль от тела,
И вертя ей налегке,
Он писал так, как хотелось
Положить её в строке.

Для поэта нет канонов,
Он не мыслит, как велят,
Он стреляет без патронов
По всему, что видит взгляд.

И плевать на импотентов,
Критикующих за стиль,
Нет ему авторитетов,
Лишь душа – его костыль.

Есть, конечно, Саша Пушкин.
Есть, конечно, Саша Блок.
Пусть читают их старушки,
Если в этом видят прок.

Имярёк не лез в икары,
Не стремился высоко,
Не боялся божьей кары
И не брезговал ползком.

"С жизни стаскивать штанишки!" –
Вот каков его девиз, –
"Проникать в мозги и кишки!
Переставить верх и низ!"

Он всегда слыл дебоширом,
Никого не признавал,
Был лишь словом одержимый
И влюблялся наповал.

В нём с рождения гнездилась,
Как пророчество души,
Первобытная та дикость,
Из которой мир весь сшит.

Потому и пишет резко,
Каждой строчкою саднит,
Но стихов его замесы
Тянут душу, как магнит.

Не прилизанно, колюче
Из листа торчат слова,
Собирая мысли в тучи
В человечьих головах,

Собирая чувства в лужи,
Как вчерашний талый снег –
Именно такой и нужен
Человечеству поэт.


Н  А  О  Б  О  Р  О  Т

Люди сами рвут на части
Собственную жизнь и счастье,
А потом из тех кусочков
Шьют перчатки и носочки.

Не питают больше вены
Теплотой тела и члены,
У людей сердца холодны,
А глаза всегда голодны.

Вот поэтому, наверно,
В мире много зла и скверны.
Так всегда – наоборот –
Человеческий жил род.

октябрь  1999 г. 

П  Е  С  О  Ч  Н  И  Ц  А

Мир – песочница, где человек,
Позабытый природою–мамкой,
Ковыряет совком весь свой век
Ложных истин песочные ямки.

Я давно уж забыл о земном
И исчез для живущих людей
За стеной из мучительных снов,
Не оставив наружу дверей.

Я отрекся от мыслей и слов
И несу на изломе плечей
Тяжесть нового знанья оков,
От которых нет в мире ключей.

И одно лишь могу передать
Тем, кто истины любит копать:
Не мечтайте любить и страдать,
Постарайтесь себя не проспать.

29 октября  1999 г. 

П Р Е Д Р А С С У Д К И

Предрассудки не изжиты
В человеческих умах,
Коль распятый небожитель
До сих пор висит в домах.

И надломленные души
В надорвавшихся телах
Жалкою молитвой глушат
Квартирующий в них страх.


Д Е Н Ь    Р О Ж Д Е Н И Я

                28.01.ХХХХ  —  . . .

Провалилось всё куда-то,
Камнем под воду сплыло,
Лишь тире торчит из даты,
Как подбитое крыло.

И стоят за ним три точки –
Вся история судьбы,
Если б не жена и дочка,
То как будто и не жил.

Ни добавить, ни убавить,
И торчит во мне насквозь
Мерзопакостная жалость,
Как забитый ржавый гвоздь.

Дую воздухом на свечи,
Дымом лет своих дышу,
Но ещё раз жить на свете
Бога я не попрошу.


Р  А  С  Т  Р  А  Т  А

Как безумную растрату
Совершил я жизнь мою,
И жестокую расплату
Мне вещует Гамаюн.

Чёрти что. Да что там черти!
Мне с людьми не повезло,
Каждый мне дарил в конверте
Только ненависть и зло.

И не выдержали свечи,
Тлеют стримеры души,
Мне не надо жизни вечной,
Мне бы эту докрошить.

Не получится достойно –
Не великая беда,
Но поставить быдлом в стойло
Никому себя не дам.


Д   Р   А   К   О   Н

Тлеют стримеры души,
Копится во мне заряд.
Всё способен сокрушить
Молний злых моих разряд.

Недобром питаюсь я,
Атмосфера сгущена,
И вдыхаю горлом яд
Испарений от вина.

Злоба сердце бередит,
И плескаются в крови:
Ужас – мерзкий троглодит,
Страхи – чёрные угри.

Будто сказочный дракон,
Я готов их изрыгнуть –
Ужас возвести в закон,
Страхом мир весь захлестнуть.

И достаточно одной
Только искорки всего,
Чтобы огненной волной
Всё смести с лица его.

Тлеют стримеры души,
И растёт во мне заряд,
Всё способный сокрушить,
Если чиркнет, вдруг, разряд.


Р А З Б Е Р Е М С Я

Вот и всё. Черта подбита,
И пора рубить концы.
Ничего ведь не забыто,
Забывают лишь глупцы.

Я топтал по жизни тропы,
Заменяя по пути
Атомы на изотопы,
Чтобы суть свою найти.

Время вышло возвращаться, –
Срок отмерили года, –
Чтобы с прошлым попрощаться
Безвозвратно, навсегда.

Повороты и подъёмы
Круг сгибают из прямой,
Я давно ушёл из дома
И всю жизнь спешил домой.

Все нормальные герои
Ищут гнутые пути,
Прямо ходят только строем
Или бегают в сортир.

Разберёмся! Кто и сколько?
Для чего и почему?
Что дешёвая наколка,
А что корень есть всему?

Уповать теперь уж поздно,
Счёт придётся оплатить,
И напрасно строить козни –
Плату не предотвратить.

Плакать – тоже не поможет,
Я учился жить без слёз.
Человек – продукт не божий,
Раз воняет как навоз.

И без совести, без страха
Отдаю себя на суд.
А награда или плаха?
Я готов – перенесу.

Пресмыкаться не умею.
Не затем я прожил жизнь,
Чтобы стать подобным змею
С чешуёй из скользкой лжи.

Вот и всё. Черта подбита.
Огласите приговор!
Ничего ведь не забыто.
Продолжаем разговор!


E    G    O

Я всё себе могу простить,
И запросто курок спустить,
Забавы ради в гроб вогнать,
Но не прощу, что смог предать.

Я всё могу переменить,
Любое чувство подменить,
Черты и мысли исказить –
Но не смогу бесстрастно жить.

Я всё способен покорить,
До дна испить, в дым искурить,
Несчастья злые приносить –
Но не прощения просить.

За всё могу я заплатить:
За ненасытный аппетит,
За красоту и доброту –
Но не могу купить мечту.

Я всё могу с себя отдать,
Любую божью благодать,
И по кускам себя раздать –
Но не могу любви подать.

Я всё могу перечеркнуть,
Из сердца вынуть, отрыгнуть,
Уйти без сожаленья прочь –
Но никому не смог помочь.

Я обо всём могу забыть,
Плевать в падучей на гробы
И побираться у судьбы –
Но не могу собой не быть.

Я всё могу перетерпеть:
Собачью жизнь, собачью смерть,
Собачий холод, конуру –
Но цепь собачью я порву.

Я всё себе могу простить,
Грехи любые отпустить,
И мне плевать на страшный суд!
Пусть богу так и донесут.


Б Е Р Е З О В Ы Й     С О К

Берёзы – дочери планеты,
Дающие свои балы
С приходом в мир весны и лета
Под сводом неба синевы.

Среди танцовщиц одноногих,
Вожу я с ними хоровод
И вспоминаю тех убогих,
Кто составляет мой народ.

Они постичь никак не могут
Немую жизни красоту,
Хоть молятся нещадно богу
И поклоняются кресту.

У них другие представленья
О пользе жизни и добре –
Берёзы пилят на поленья
И жгут поленья на костре.

Со стройных тел срубают ветки,
Связав их в веники потом,
И производят табуретки
Для человеческих задов.

Патологически жестоки,
Погрязли люди в злых делах
И пьют берёзовые соки
Из ран глубоких на стволах.

И только русские поэты
В берёзах видят не колы,
А дочерей своей планеты,
Дающих в рощицах балы.


Д  Р  О  В  О  С  Е  К  И

Деревья – пальчики планеты,
Которые нам шелестят,
Но мы не ведаем об этом,
Хоть слышим, как они хрустят.

Топор милее дровосекам,
Он – инструмент  для  "добрых"  дел,
И продолжается с успехом
Порубка деревянных тел.

Мы рубим их стволы, коренья
На брёвна, доски и дрова,
И потому зовут деревней
Сараи, избы и дома.

Но людям невдомёк при этом,
Что строят счастье на костях.
Мы рубим пальчики планеты
И слышим, как они хрустят.


Т Р А Н С П А Р А Н Т

Когда-то, много лет назад,
Висели всюду транспаранты,
Народ сгоняли на парад –
Текли стадами демонстранты.

В стране царил Великий Хам –
"Народ и партия едины!"
И он – народ – построил храм
Его Величества Скотины.


А   П   Р   Е   Л   Ь

Весна гуляет по двору,
Звенит на солнышке капель,
И зазывают детвору
Ручьи на улицу в апрель.

Цветы невзрачной красоты –
Девчонки распустились, вдруг.
Любовь пленила их мечты,
Как сладкий, радостный недуг.

Влюбились тайно пацаны –
Подрос прыщавый гегемон,
И эротические сны
Им крутит половой гормон.

Красивых женщин и мужчин
Прибавилось в людской толпе,
Как будто вышли из витрин
На будничный дневной проспект.

И даже нищенка с клюкой
Не кутает лицо в платок,
Смелее тянется рукой,
Меня хватая за пальто.

Везде бесчинствует апрель,
Жизнь сделала привычный цикл.
Звенит на солнышке капель,
Слились начала и концы.


Н О В Ы Й     Д Е Н Ь

Солнце всходит на востоке,
Занимается заря,
И воздушные потоки
Треплют лист календаря.

Новый день идёт по свету,
И в лучах его косых
Растворяются с рассветом
Все мои дурные сны.

Выпив чаю с кренделями,
С удовольствием бреду
Меж лесами и полями
У природы на виду.

Каждой клеточкой вдыхаю
Всех ботаник аромат
И, как бабочка, порхаю,
Опьянев весной в умат.

Сердце полное надеждой
Радостно стучит в груди –
По-мальчишески, как прежде –
И полвека впереди.


С Т Р Е Л А     В Р Е М Е Н И

Из ниоткуда в никуда
Стремится время сквозь года,
И жизнь моя песчинкой бренной
Плывёт в нём вместе со вселенной.

То есть теченья как бы нет,
Мы просто ловим древний свет,
Который тысячи веков
Летел из дальних уголков.

И нет давно уже светил,
Чей свет земной мир посетил,
Есть только времени стрела,
С которой жизнь по капельке стекла.


СТИХОТВОРЕНИЕ  ДЛЯ  ВЗРОСЛЫХ

Что такое хорошо,
Знает каждый кроха –
Хорошо, когда ему
Не бывает плохо.

А вот взрослых каждый раз
Мучают сомненья,
Так что этот мой рассказ
Им для поясненья.

Хорошо не быть голодным,
Вкусно есть и сладко пить –
Плохо жить с душой холодной,
Душу надобно топить.

Хорошо жить при достатке,
При комфорте, при благах –
Плохо быть на деньги падким,
Забывая о долгах.

Хорошо носить заплаты
И при этом песни петь --
Плохо царствовать в палатах,
Где в служанках ходит смерть.

Хорошо, когда есть вера
И согласие в сердцах –
Плохо превратиться в зверя,
А тем более в ловца.

Хорошо  всему учиться,
Извлекая  знаний соль –
Плохо хвастать и кичиться,
Если сам на деле – ноль.

Хорошо быть благородным
И достойно жизнь прожить –
Плохо чистотой породы
Непомерно дорожить.

Хорошо, когда культура
В человеке на виду –
Плохо, коль его натура
Лопухом росла в саду.

Хорошо, когда охота
Просто жить, и жизнь любить –
Плохо, если Дон-Кихота
Удалось в себе убить.

Вот лишь несколько примеров.
Каждый волен человек
Их не принимать на веру
И по-свойму прожить век.

Напоследок лишь скажу
Взрослым и не очень,
Кто живёт для куражу –
Плохо в жизни кончит
(Без всякого удовольствия. . .)


П Р О С Т И Т У Т К И

Мы живём все в мире денег.
Денег стоит даже веник,
Денег стоит паровоз
И от лошади навоз.

Люди тоже денег стоят –
И христьянин, и католик, –
Только их за ради шутки
Называют – проститутки.


ПОСЛЕДНЯЯ    НАГРАДА

Прошло полвека с той поры,
Как кончилась война,
Для современной детворы
Неведома она.

Они лишь знают имена
Назначенных героев книг,
И горькой правды семена
Не прорастают в них.

Но память их живых дедов
Воронками хранит
Всех легших в землю без гробов,
Не вписанных в гранит.

И часто по ночам, во снах,
Когда весь мир спокойно спит,
К ним возвращается война,
Чтоб выживших добить.

Такое свойство у войны:
Тот, кто её прошёл,
Уже не может быть иным,
С не раненой душой.

И всю оставшуюся жизнь
Он рвётся из траншей,
В атаку, падая, бежит
И давит ногтем вшей.

Так следует за годом год,
И старых тех солдат
На свежевскопанный погост
Несут земле предать.

Судьба свой разгибает перст,
И получать пришла пора
Солдатский деревянный крест –
Последнюю из всех наград.


З А К О Н     В О Й Н Ы

На свете было много войн,
Для войн легко найти причины,
А на войне один закон –
В ней гибнут лучшие мужчины.

Поэтому так не хватает нам
Отцов и братьев наших старших,
Так не хватает новых мам,
Чтоб нарожать замену павшим.

Кровавой, страшною ценой
Была достигнута победа,
Ведь воевали всей страной:
Подростки, женщины и деды.

На миллионы жертвам счёт,
И как бы ни бежали годы,
Людская память не течёт,
Её чтут свято все народы.

Она жива и в наши дни,
Во всех краях земли российской
Не гаснут вечные огни,
Стоят безмолвно обелиски.

И до сих пор в любой семье
Хранят как боевое знамя
Честь павших в праведной войне –
Они всегда пребудут с нами.


П Е Ч А Л Ь Н Ы Й     И Т О Г

Мы возводили коммунизм,
Гордились выпавшей судьбою
И свой идейный онанизм
Считали к родине любовью.

Мы свято верили в марксизм,
Влачили нищенскую долю
И насаждали ленинизм
Назло  "буржуйскому разбою".

Так было много лет назад. . .
С тех пор жизнь сильно изменилась,
Но до сих пор в людских глазах –
Лишь безысходность и унылость.

В небытиё ушёл режим,
Державшийся на силе власти,
Но коммунизм остался жив
В потомках вымерших династий.


В    О    Л    Я

Есть лишь одна штуковина на свете,
Которой ради я умру на поле боя –
Ни слава, ни любовь, ни жажда мести –
А краткое, как мат, словечко – воля.

Ни родина, ни честь, ни долг, ни память –
Ничто не может быть её бесценней,
Из десяти, я загибаю только палец –
Такой вот у меня короткий ценник.


В О    В С Е    В Р Е М Е Н А

Я никогда не забывал о самой главной
Мечте своей, наивной и простой,
Не волочился за капризной девкой славой
И не гонялся за пустою красотой.

Я помню, для чего хожу по свету,
Какие сею в жизни семена.
В моей душе всегда пребудет света,
Какими б мрачными ни стали времена.


П  Р  О  Р  О  К  И

Пришли совсем другие поколенья
Из материнских разродившихся утроб.
Их в топку всех не бросишь, как поленья,
Они уже – не быдло, не народ.

Им не нужны подарки и презенты,
Как инвалидам и участникам войны,
От избранного быдлом президента.
Они – пророки этой грёбаной страны.


Т  И  Т  А  Н  И  К

Как скала в учёном стане,
Посреди науки всей,
Возвышается титаник –
Самый главный корифей.

Раскуроченным сомненьем
Титаническим умом
Цепи знаний рвёт на звенья,
Разгибая звенья в лом.

Всё пойдёт на переплавку,
Чтобы истины чугун,
Мыслью отлитый в булавку,
Снова заколоть в мозгу.

Никогда не остывает
Титаническая мысль,
Вечных истин не бывает –
В этом скрыт великий смысл.

И уже другой осилок,
Новый выросший титан,
С титаническою силой
Разорвёт булавок сталь.


М   У   З   Е   Й

Я год за годом теребил,
Как в липких пальцах лист бумажный,
Кого-то, может быть, любил,
Но это всё уже неважно.

Былых любимых и друзей
Я позабыл давно уж лица,
Пуст памяти моей музей –
На стенах нечему пылиться.


М  У  Д  Р  Е  Ц  Ы

Мир велик, пределов нету –
Ни начала, ни конца –
Но раскрыть загадку эту
Не подвластно мудрецам.

Путь их мыслей очень длинный,
Суть же кроется в простом –
Параллельность всяких линий
Где-то сходится крестом.


О Д И Н О Ч Е С Т В О

Дешёвой крепкой сигаретой,
Дымя в полночной тишине,
Я путаюсь в простых ответах
И пустоту топлю в вине.

Душа обвита паутиной
Из расставаний и разлук,
В ней одиночества противный
Давно живёт уже паук.

Цепляясь за обрывки смысла,
Хочу себя приободрить,
Но только улыбаюсь кисло,
Теряя мысленную нить.

Лохмотьями повисли чувства,
И в их запутавшись рванье,
Я напиваюсь до бесчувствья,
Чтоб не погрязнуть во вранье.


К  О  М  П  Л  Е  К  С

Если хочешь быть способен
В отношенье половом,
Не читай ничьих пособий –
Сила вся в тебе самом.

Никакой сексопатолог –
Ни профессор, ни доцент –
В томе, снятом с книжных полок,
Не найдёт тебе рецепт.

Секс ведь, как любое дело,
Опыт двигает вперёд,
Слушай собственное тело,
А инстинкт своё возьмёт.


П  О  Д  Р  О  С  Т  О  К

Белый чуб торчит под кепкой,
И веснушки на лице,
Из себя мальчишка крепкий,
И губа уже в пушке.

Хитрый ум сквозит в глазёнках,
Но сознание ещё
Под замазанным зелёнкой
Выросшим на лбу прыщом.

Кое-что он в жизни видел,
Но осмыслить не успел –
Ни любил, ни ненавидел,
Ни страдал и ни потел.

Человеческое тесто,
Не сидевшее в печи,
Но в знак явного протеста
Он со взрослыми молчит.


Г    А    Д    Ы

Зависть, злоба и наветы
За прошедшие века
Расползлись по белу свету,
Будто змеи из клубка,

И нашёптывают в уши
Ядовитые словца,
И сосут людские души,
И въедаются в сердца.

Пусть анатом пишет в книжках
И про кишки говорит,
Но давно уже в людишках
Гады ползают внутри.


НЕИЗЛЕЧИМАЯ   БОЛЕЗНЬ

Очень странные болезни
Нападают на людей,
И лечить их бесполезно –
Нет таблеток от идей.

Ни уколы, ни микстура
Не влияют на недуг,
В норме лишь температура
У безумного в мозгу.


В К У С     П Е Ч Е Н Ь Я

Нет к добродетели в народишке почтенья,
Все падки в искушенье на рубли,
Которые потом на развлеченья
Спускают в плясках на чужой крови.

Давно забыты совести мученья,
Людишки – жадные, слащавые кули,
Поэтому так любят вкус печенья
Мерзавцы, подлецы и холуи.


ТАЙНА    РОЖДЕНИЯ

Я не с неба оторвался
И с Селены не упал,
Я на свет нарисовался,
Так как папа с мамой спал.

Там, во сне, всё и случилось,
А, как следствие, потом
Мама скоро получилась
С растолстевшим животом.

Все детишки происходят
У родителей во снах,
Девять месяцев проходит –
Получите пацана.

Если девочка приснится –
Тот же самый алгоритм,
Плохо тем, кому не спится,
Им детей не сотворить.

Всем, кого нашли в капусте,
Посвящаю сей стишок,
В нём щепотка лёгкой грусти
И иронии мешок.


К  О  Л  О  К  О  Л  Ь  Ч  И  К

Настал тот день, когда тверезый
Я, наконец, на утро встал,
И по щекам полились слезы,
Когда увидел, вдруг, кем стал.

Безжалостно в меня глядело
Из зазеркалья существо,
В котором ни лица, ни тела –
Осталось только вещество.

Покрытый кожей ломоть мяса
Еще пульсировал живой,
Но скорченная им гримаса
Была уже совсем не мной

Элементарно ужаснувшись,
Я заорал, что было сил,
И заново в поту проснувшись,
На зеркало глаза скосил.

Там, на поверхности зеркальной,
Увидел бледного себя,
Испугано сидящим в спальне,
Беззвучное что-то бубня.

И холодок почувствовав на коже,
Я понял, колокольчик прозвенел,
Ведь это я был той ужасной рожей,
Ведь это я из зеркала глядел.

ноябрь  2000 г. 

У    Р    О    К

Я не знаю, что там впереди,
Позабыл, что бросил за спиной,
И стою вот, озираясь, посреди
Жизни, ставшей, вдруг, совсем иной.

Я не буду бегать от судьбы
И искать незримые пути,
Всех врагов давно сложил в гробы,
А друзья сподобились уйти.

Слава богу, я остался не один:
Дочь, жена, старушка мать с отцом,
Брат родной… Он тоже нелюдим,
Но старается держаться молодцом.

Есть с кем перекинуть пару слов,
Есть родные лица и сердца,
Но давно уж я не вижу снов
И лишился звания борца.

Разобраться бы в себе скорей,
Но сосет под ложечкой тоска.
У меня нет в жизни якорей,
Вот поэтому и дуло у виска.

Жизнь дала жестокий мне урок,
Подо всем подведена черта. . .
Но я все же не спущу курок –
Надо расплатиться по счетам.

5  июня  2000 г. 

ПЕРЕХОДНЫЙ    ВОЗРАСТ

Свой переходный возраст пережив,
Я заново построил жизни вектор,
Обрел в себе спокойствие души
И на ботинках поменял протектор.

Лет пять назад я начал сознавать,
Что из меня не вышел победитель,
И начал потихонечку сдавать,
Как верно дал понять мне мой родитель.

Я упирался, по течению не плыл,
Себя искал в различных ипостасях,
Пути-дороги разные пылил,
Но оставался, как и прежде, восвоясях.

Как видно, было мне не все дано.
Удача не приходит без азарта,
А счетчик тикал, и текло вино,
И за "сегодня" наступало "завтра".

Откуда что берется, я постиг,
Но вот куда девается? Загадка. . .
И наступил, в конце концов, тот миг,
Когда нашлась искомая разгадка.

Вот тут-то и сорвало клапана,
Вот тут-то завибрировали фибры,
И понял я, что жизни всей хана,
Что свой предел я весь почти что выбрал.

В сознании случился перекос,
В душе остались только злые хрипы,
И я, как поезд с рельсов под откос,
Сорвался, никуда так и ни прибыв.

Потом пошла лихая полоса.
Я выживал мучительно и трудно,
Чужие лица и чужие голоса
Остались в памяти полузабытой грудой.

Такие возрастные рубежи
Случаются у каждого, наверно.
Пусть будут счастливы все, кто их пережил,
Своим годам и силам соразмерно.

29  октября  2000 г. 

Р  Е  Н  Е  С  С  А  Н  С

Ко мне опять мои вернулись сны,
И часто зимними морозными ночами
Я вижу всполохи неистовой весны
Закрытыми, но ясными очами.

Ко мне вернулись образы друзей,
Родные лица близких и любимых,
А собутыльник мой, Зеленый Змей,
Теперь гуляет у других на именинах.

Опять все стало на свои места,
Я не боюсь смотреть в души глубины.
Суть этой истины, на первый взгляд, проста,
Но путь к ней оказался очень длинным.

Я перестал вибрировать в себе
И пробивать невидимые стены,
А растворился в собственной судьбе
И возродился заново из пены.

Мне сердце просто стало согревать,
Впустив тепло любви в его обитель,
И счастлив я безмерно сознавать,
Что с миром связан тысячами нитей.

Во мне исчезли ненависть и зло,
Жизнь заиграла красками рассвета.
Определенно, мне еще раз повезло. . .
И по эклиптике несет меня планета.

Такой вот получился ренессанс.
Наверно, ангел в занебесной сфере
Раскинул спьяну на меня пасьянс
И разложил его, сам не поверив.

26  октября  2000 г. 

Ц   В   Е   Т   О   К

Стоит цветочек аленький
В укромной тихой спаленке,
Комочек жизни маленький –
Шедевр земной ботаники.

Вьет стебелек по колышку
И за окно, на волюшку,
Головку тянет к солнышку. . .
Но изменить сил нету долюшку.

25  сентября  2000 г. 

Е С Т Ь     Ч Е М

Ничто не проходит бесследно,
И это действительно так.
Я выгляжу, может быть, бледно,
Но это, ей богу, пустяк.

Мне есть, чем собою гордиться,
Поскольку на этой земле
Я мог умереть и родиться,
Мог жить на свету и во мгле.


Т  Р  А  Н  З  И  Т  Ы

Наши души – паразиты
В человеческих телах,
Наши жизни – лишь транзиты
В галактических волнах.

Мы меняем оболочки
И не помним о смертях –
Блудные сыны и дочки
На неведомых путях.


О  Т  Ш  Е  Л  Ь  Н  И  К

Долгие муки проходит душа,
Силу и крепость сквозь боль обретая,
Камень за камнем упорно круша
Мрачные склепы, на свет прорастая.

Вечный отшельник в спирали времен,
Истины мира в слова облекаю,
Сами они ведь не носят имен,
И потому существуют веками.

февраль  2001 г. 

О    ПОЛЬЗЕ    СМЫСЛА

Истина жива лишь там и тогда,
Где и когда нет искателей смысла.
Мест таких нет, и случилась беда,
Тяжким людей придавив коромыслом.

Это ярмо волоча на себе,
Люди забыли, откуда возникли,
Слишком уж сильно они, по злобе,
В смысл, придуманный ими же, вникли.

февраль  2001 г. 

ЛЮБИТЕЛЬ    ПРИКЛЮЧЕНИЙ

Все происшедшие со мною приключенья
Одни лишь приносили огорченья.
Но человека огорчения не учат,
Его на приключенья так и пучит.
И я упорно продолжаю приключаться,
Кладя в копилку новые несчастья.
Меня преследуют как будто злые черти –
Я приключаюсь от рождения до смерти.
И даже в ней, от жизни отлучаясь,
Я приключаюсь, приключаюсь, приключаюсь. . .


К   И   Л   Л   Е   Р

Мы все под богом ходим,
Но если есть заказ,
То нас в толпе находит
В прицел глядящий глаз.

Невидимая вспышка,
Неслышимый хлопок –
Заказанному крышка. . .
И с дыркой котелок.

А  "славный малый" –  киллер,
Придя к себе домой,
Досматривает триллер
За ужином с семьей.

Он сам смерть не пророчит,
Лишь делает дела,
Ведь жизнь. . .  Она короче
Нарезки у ствола.


8   НОЯБРЯ   2001 г.

Я иду к себе навстречу,
Но не сходятся пути,
И опять чужие речи
Мне приходится вести.

Я не знаю, что творится
Там, в себе самом, внутри –
Это уж, как говорится,
Хоть размажь, хоть подотри.

Ни почувствовать на ощупь,
Ни попробовать на вкус,
Только скорбь клюет, как коршун,
В левом, стало быть, боку.

Что-то умерло. Не знаю. . .
Ниточка оборвалась
На дороге той к вокзалу
И петлею завилась,

Что-то там перетянула,
Только гул стоит в ушах. . .
Смерть опять меня лягнула,
И не чувствует душа.

Лишь нечаянно скатилась
Одинокая слеза –
Сына матушка растила,
Чтоб закрыть ему глаза.


C    H    I    V

На вид не очень видный:
Ни гений, ни герой,
Ни важный, ни солидный –
Он брат мне был родной.

По крови и по духу,
По сердцу и уму
Он был моим братухой,
А я им был ему.

Нас мать одна носила,
Один отец зачал,
Мы вместе были – сила,
Начальники начал.

Нас жизнь то разводила,
То шанс давала вновь,
Его побольше била
За к ней же и любовь.

Но он – породы крепкой,
Не ныл и не стонал,
Курил дни сигареткой
И клал на все пенал.

Рассчитывал на вечность
И не берег себя,
Казалось бы – беспечность,
А выпало – судьба. . .

Так и ушел негромко,
На вдохе, без потуг,
Шагнув за жизни кромку,
CHIV  Сашка – брат и друг.

декабрь  2001 г. 

О    Д    А

Далеко за синими морями
Есть жар-птица дивная одна,
Многим, народившимся царями,
В клетке представляется она.

Снаряжают корабли за океаны
Ради царской прихоти своей
И войной идут в другие страны
Покорять заморских дикарей.

Хочется властительным особам
Всею красотой повелевать,
Но никто из смертных не способен
Силой красоту завоевать.

Ведь она рождается не в мире,
А в глубинах человеческой души –
Как огонь плескается в камине,
Так любовь прекрасное вершит.

Красотой нельзя владеть и править.
Красоту, как звезды в небесах,
Каждый может для себя восславить
В красках, звуках, песнях и стихах.


НЕУДАВШИЙСЯ   ЭКСПЕРИМЕНТ

Чтоб нам познать свою природу
И истине взглянуть в лицо,
Пожить дается раз, на пробу,
От матерей и от отцов.

Глаза – чтоб знать вкус слез горючих,
Сердца – чтоб сохранить любовь,
Тела – чтоб боль впивала крючья,
Душа – чтоб вынести всю боль.

Даны нам разума начала
Для постиженья КРАСОТЫ,
Которая бы увенчала
Собой великие мечты.

Но эта цепь экспериментов
За тысячи земных веков
Дала лишь тонны экскрементов
И толпы злобных дураков.


СТО   ПУДОВ

Я сам себя не схороню,
Уж это – сто пудов!
И не засохну на корню
Под тяжестью годов.

Я буду дни, года, века
Жить из последних сил,
Которые наверняка
Уже в себе скопил.

Не важно, что и почему,
Зачем и как в судьбе,
Я буду рад всегда всему,
Доставшемуся мне.

Пусть оборвется связь времен,
Совьется пусть петлей –
Я каждым из своих имен
Пребуду в жизни ТОЙ.

И в следующей, и потом. . .
Весь бесконечный путь
Я буду чавкать жадным ртом,
Чтоб все в него впихнуть.

Я обглодаю этот мир,
Как кость, – вот в чем прикол, –
И лишь когда закончу пир,
Я стану стариком.

Я сам себя не схороню,
Уж это – сто пудов!
И жажду жизни сохраню
На тысячи годов.

7  февраля  2003 г.