Человек не прекрасен

                17

          

Б о т т и ч е л л и. Надо бы прибрать со стола… Лауретта! Лауретта!

              Л а у р е т т а спускается с мансарды. 

Л а у р е т т а.  Я ухожу.
Б о т т и ч е л л и. А посуду кто будет мыть?
Л а у р е т т а. Вы меня не поняли, я ухожу совсем.
Б о т т и ч е л л и. Сколько раз ты уже уходила.
Л а у р е т т а. На этот раз ухожу навсегда.
Б о т т и ч е л л и. И куда ты намерена уйти?
Л а у р е т т а. К отцу Джироламо Савонароле. Буду ему служить.
Б о т т и ч е л л и. Ты с ума сошла! Не ходи! он погубит тебя, да и не одну тебя: вся Флоренции с этим монахом погибнет, если он развернет здесь свою деятельность. Его неистовые проповеди… да! они имеют успех, действуют на людей как гипноз. Говорит-то он хорошо: зовет всех в светлое будущее, в рай, а кончится всё гильотиной, поветь мне.
Л а у р е т т а. Не говорите так! Он – святой. Флоренция с ним очистится от греха.
Б о т т и ч е л л и. Я слышал, он требует всё предавать огню. Сносить всё на главную площадь: книги, картины, женские украшения, и там сжигать на костре.
Л а у р е т т а. Не всё, а только то, что противно Богу.
Б о т т и ч е л л и. А кто будет решать, что Ему противно, что нет.
Л а у р е т т а. Да уж есть люди… А вы любите одних только Медичи, и больше никого! На других людей вам вообще наплевать! вот что я вам скажу. (Убегает.)
Б о т т и ч е л л и. Лауретта! Куда побежала? Нам же надо с тобой закончить картину!.. Ну, беги и больше не возвращайся! Я проживу без тебя. У меня есть мои картины. (Подходит к одной из них.) Я понял, почему я не могу закончить эту картину. Я уже ни во что не верю…я больше никогда не напишу ничего похожего на прежние мои вещи, в которых воспевал красоту. (Бросает кисть.) Вижу теперь отчетливо: человек не прекрасен. Он жесток и жаден, полон других пороков. Таких людей я не могу писать. Уродство жизни не может быть предметом искусства. Может быть, и прав Савонарола, если такие люди и мои картины им не нужны. Тогда пускай летят все в огонь.  Все до единой пусть поглотит пламя… Леонардо рисует карикатуры и получает от этого удовольствие; это не для меня. «Надо писать пейзажи», – говорит он. Но природа бездушна... и  наводит на меня сон. (Кричит.) Лауретта! Лауретта!

                Никто не спускается с мансарды.


Вот куда убежала? Глупая девчонка… где ее сейчас носит? (Бормочет.) Отшлепать бы тебя, негодницу. Взяла привычку убегать, когда в ней  надобность.

                Слышатся шаги.

Лауретта, иди скорее сюда!

 В красных капюшонах (таких, какие приклеивал Боттичелли на тондо Бьяджо) входят судьи инквизиции

         С у д ь я. Сандро Боттичелли, именем церкви вы обвиняетесь в ереси, в написании непристойных картин и оскорблении религиозных чувств граждан. Вам надлежит немедленно явиться в суд, дабы держать ответ за это по всей строгости закона.
         Б о т т и ч е л л и. Эти картины я создавал с одобрения  нашего государя Лоренцо Медичи.
          С у д ь я. Лоренцо Медичи при смерти. На смертном одре он обратился к брату нашему Джироламо Савонароле с покаянной просьбой об отпущении грехов своей развратной противной Богу жизни, и ему было отказано в покаянии.
   
                К о н е ц