Жизнь по фон Триеру

Как давно стремилось сердце в радость солнечного утра?
Как давно оно делилось брызгами его лучей?
Отстранённость совершенства в гладкой коже перламутра,
зацелованного морем,  говорит,  что ты - ничей.

Всё приглажено и чисто,  приукрашено смертельно.
Оболочка безупречна,  а тебя почти что нет.
Совершенно бесполезно вспоминать былую цельность.
А цена вопроса,  впрочем,  только несколько монет.

Тридцать сребреников только,  и уже отравлен ядом,
и невидимо сроднился с пауком,  плетущим сеть.
Закольцованные в статус,  зарешеченные взглядом,
мчимся мы по жизни споро,  словно белки в колесе.

В поднебесьи безутешно на лохматых,  сонных тучах,
заколдованных мечтами неслучившихся людей,
тихо плачет бледный ангел,  не жалея слёз горючих,
отогреть пытаясь души так наивно,  без затей.

« Меланхолия» в « Догвилле».  Преисподняя по Ларсу.
Мир,  в шкатулке заключённый,  одиночеством страшит.
В нём осталось только выжить,  заменить нуары фарсом,
стать причудливо - удобным,  как реликтовый самшит.

«Всё закончится однажды»,  -  повторяя сквозь усталость,
из последних сил влачишь ты опостылевшие дни,
в полудрёме проживая жизнь,  которая осталась,
не прося,   не веря в смыслы.  Да кому нужны они?!
Горько плачет бедный ангел.  Он и умереть не может.
И смотреть на дар напрасный даже ангельских нет сил.
Бесконечной вереницей  -  замурованные ложью,
потерявшие надежду в ожидании мессий.