засыпет снег в сочельник двор под окна
дверь не открыть и не увидеть звёзд,
нет слёз давно, немым рыданьем смолкла
мольба молитвы в новолетний пост.
У русских зим всегда повадки куньи,
у русских вёрст конца-начала нет
и что ни ночь – то снова новолунье
и что ни храм – то всё не ближний свет.
В краю, где реки - вымерзшие устья,
где деве непорочно не зачать,
родится бог в глуши и захолустье –
младенца будет некому принять.
Который век волхвы плутают лесом
и лес дремуч, непроходим и глух,
в округе вьюгу водят кругом бесы
и не дождаться к родам повитух.
Не ироды – но кровь в роду убога,
не вороны – но не ровён тот час.
Лишь тишина, немая недотрога,
заговорит беду и снимет сглаз.
Разорвана руками пуповина,
кровавым сгустком тянется послед,
на крики новорожденного сына
в окно обязан заглянуть рассвет.
Но во дворе всё также тесно ночи,
святым в божнице тесно от икон –
молитвенным предстательством морочат
сердца и души брошенных мадонн.
Солодки корень горек, для богини
прошу, дитя бессмертием сподобь,
так непорочен плач её о сыне,
так безутешна будущности скорбь.
Метель сметала ночи край из клочьев,
горсть сухарей – жатвы жертвенной хлеб,
окраина рая - логово волчье,
стылая просека срубленных верб.
Фальцет фальшив, кондак как адский скрежет,
упрям заутрень ряженых упрёк,
невесть откуда взявшаяся нежить
вновь норовит переступить порог.
Сомкнулась мгла и всё никак не могут
через столетья смут, мытарств и бед
к завьюженному бесами порогу
волхвы с собою привести рассвет.
февраль-май 2011 года
Свидетельство о публикации №114012304430