Мушкетеры из стройбата

Марш
Все степь, куда ни посмотри,
Под солнцем выжженные травы,
И под прицелом той жары
Колонной ехали мы браво.
Уже давно не тешит взор
Поодаль трассы разноцветье.
Бросал навстречу косогор
Сухой и раскаленный ветер.
Жилище редкое, порой,
Мелькнет на придорожном склоне,
Воды источник ключевой
И нежный плод на чахлой кроне.
Кругом безлюдья пустота,
Отары редкие, верблюды,
Озер соленая слюда
И копей каменные груды.
Но житель скукой не томим,
Он ест и спит – и в том отрада,
Из чубука пускает дым,
И быт простой – его награда.

Привал
Мы краткий сделали привал,
Обдав аул дорожной пылью.
Базар шумел и ликовал,
Представ неукротимой былью.
Все быстро сходятся в цене…
Как ароматно пахнут дыни!
Уже сидим мы в чайхане,
Шурпа дымящаяся стынет.
В бидоне продают кумыс
Две загорелые казашки.
Готовят плов, желтеет рис,
Зухра гостям подносит чашки…
Косички длинные черны,
Глаза пытливы, дышат перси,
На мочках ушек две луны…
У красоты так много версий.
Переливаются, пестрят
Базары щедрые востока.
Проходим мы за рядом ряд…
Текут арбузы сладким соком.

Ватага местной ребятни
Вертелась возле неотступно.
Сидели старики в тени,
Казалось, в дреме беспробудной.
Любой заезжий и турист -
Искатель тем и впечатлений
Мог начинать здесь новый лист
Эссе, заметок, сочинений.
Детишкам нравились значки,
Кокарды, прочие эмблемы,
Ну, а рыбацкие крючки
Уже отдельной были темой.
Средь нас был прапорщик один,
С детьми он больше всех общался,
Ходил по рынку вдоль корзин,
О чем-то спорил, торговался.
Он заприметил малыша,
Светловолосого, как замять,
Снял портупею, не спеша,
И подарил ему на память.

Погрузка
Мы снова продолжаем марш.
Вокруг все тот же антураж.
С пригорка видно, как змеится
Автомобилей вереница.
На миг в зените солнце встало.
Пред нами рельсы, насыпь, шпалы…
Чуть дальше грузовой перрон
Над степью высится, как трон.
Пошла погрузка на платформы,
Звучали трубы и валторны…
Прощаний краткие минутки,
Рукопожатия и шутки.
Послав в окрестности гудок,
Состав умчали тепловозы,
Махнул вслед девичий  платок,
Возможно, были даже слезы.
Увез целинный эшелон
Автомобильный батальон.

Дорога обратно
Начштаба, прапорщик и я
На командирском вездеходе,
Минуя взгорья и поля,
Внимая солнечной погоде,
Обратный коротали путь…
Дрожало марево как ртуть.
Дороги расстилалась лента
И веером взлетала пыль…
Под впечатлением  момента
Нам прапорщик поведал быль.
Почти дословно тот рассказ
Передаю, друзья, для вас.

Рассказ прапорщика
«Я был сверхсрочником сержантом,
Служил в строительных войсках,
И небольшим степным десантом
Как раз вот в этих-то местах
Моя работала бригада.
Виднелась гор вдали громада.
Лет семь, пожалуй, миновало,
Но до деталей помню я,
Как наша часть здесь обживала
Полупустынные края».
Он сделал паузу – мы смотрели,
Как облака в лучах горели…
«В часы вечернего покоя
В безветрии и тишине,
Когда потоки никли зноя,
Мы приобщались к новизне.
Все прибыли из разных мест,
Ни разу не были в пустыне,
И обозримое окрест
Казалось сказочной святыней.
Порой сайгак мелькал вдали,
Верблюды шли, как корабли,
И в пору теплого сезона
В траве таились скорпионы…

Из книг - уставов, наставлений,
Партийных всяческих решений,
Одолженных, библиотечных,
Бульварных, разовых и вечных
Нас вдохновляла лишь одна:
«Три мушкетера» А. Дюма.
Нам регулярно привозили
Продукты, почту и белье,
И все, что прикупить просили.
Вот так и шло у нас житье.

Порою в сумраке ночном
В час сонный, тихий, предрассветный
Вдруг освещались небеса огнем
С площадки стартовой ракетной.
Светясь, как яркие болиды,
Ступени падали, горя,
Незабываемые виды
На память зрителям даря.
И пропадали в синеве
В высотах огненные точки,
И снова слышались в траве
Цикад кующих молоточки.
Над стратосферой полосой
Еще держалась дымка долго,
А степь, покрытая росой,
Была прохладною и волглой.

В степи строительства объекты
На расстояниях больших
От базы отстоят нередко,
И жизнь устроена на них
Сплоченным дружным коллективом
В вагончиках неприхотливых.
Обычно небольшой отряд,
Всего из нескольких солдат,
Обосновавшись автономно,
Живя стоически и скромно,
Больших не требуя забот,
Свой выполняет фронт работ.
Таким строительным десантом
С пайком недельным в рюкзаке
От батальона вдалеке,
Но под опекою сержанта
(Он дисциплины был гарантом)
Трудилось десять человек
И рыжий пес по кличке Жэк.

Чумазые бульдозеристы
Да экскаваторщика два
В работе были той солисты…
Песок ссыпали в кузова,
И грохот заглушал слова.
От солнца летом экскаватор
Разогревался, как экватор.
На нем трудился Вартанян,
Его прозвали д'Артаньян,
А Валемайтис из-за «ис»
Был окрещен как Арамис;
Им расторопно помогали
Антон – Планше, Вадим – Базен;
Их тоже в шутку так назвали;
Французский явно вышел крен.
Егор бульдозерист – Атос,
Его напарник Клим – Портос,
А их помощники – Иван
И щуплый худенький Степан
Звались Гримо и Мушкетон.
В разгаре летний был сезон.
Сержант – естественно Тревиль.
Вот так игрою украшая быль
Они работали на вахте
И к каждой строящейся шахте
Грузили гравий и песок,
Вдаль разбегалось сто дорог.
Весь день несносная жара,
Ночь вместо кондиционера,
Работа с раннего утра
Вскипала в кратере карьера.
Сновали резво самосвалы…
А в полдень, как всегда бывало,
Их ждал заслуженный обед
(Харчо, котлеты да омлет…)

Лурье
А Петр-Пьер был совместитель,
Он повар, он же и водитель.
Для нас и кухни полевой
В аул ближайший за водой,
Когда азарт спадал работы,
Он отправлялся по субботам.

О, чуден бывший наш Союз!
На кухне заправлял француз.
Мне трудно объяснить дословно
Перипетии родословной…
Отца фамилия Лурье,
А называли его Жан.
Он в нашей северной стране
Обрел желанную мадам.
А Петр – сын его теперь,
Что по-французски будет Пьер.

Да кто в России нынче русский?!
Здесь от Нормандий и Лапландий,
С Чукотки дальней и Тунгуски
Роды сошлись, и нет гарантий,
Что ты немножко не татарин,
Что ты легонько не грузин,
Веками храбрый славянин.
Я с дружбой наций солидарен.
Народов славные сыны,
Своих не забывая весей,
Наречий, сказок, мифов, песен,
Единой родине верны.

Клим
Итак, в аул за свежею водой,
Беря товарищей с собой,
Пьер отправлялся по субботам,
И расстилался пред капотом
Раскатанный знакомый путь.
Степи влекущая безмерность
Потоком ветра била в грудь,
И бытия закономерность
Была божественно ясна,
Как на закате тишина.
В ауле все про всех известно.
Где молодежь, там танцплощадка,
И в юных девушках прелестных
Не замечалось недостатка.
Клим брал аккорды на гитаре;
А рядом глаз восточных чары;
Свет разливался мягкий лунный
Под звук гитары семиструнной.
Любовь нашла свою лазейку,
«Портос» примерил тюбетейку.

Его срок службы истекал
В сезон осеннего ненастья,
И он себе облюбовал
Отраду нежности и счастья.
«Ах, кожа Фатимы, как шелк!
Нежны уста, как жемчуг зубки,
Характер мягкий, добрый, чуткий…
А он в работе знает толк.
В колхозной место есть бригаде.
С любою техникой он сладит»,-
Так думал Клим, друзьям Портос,
Решая жизненный вопрос.
Как мог, он песни сочинял
И Фатиме их посвящал:
«О, счастье мое, Фатима!
Я построю тебе терема.
Стань навеки моею судьбою,
Наплодим мы детишек с тобою».

Когда последнее движенье
Пространством снов поглощено,
Глухая тишь, ни дуновенья,
На небе звездное панно,-
Как будто виден ход веков
Средь бесконечности миров!?
Когда величие покоя
Открыто миру без границ,
И угасают за рекою
Костры закатных багряниц,
Подвластно сердце страсти зову
И каждому любимой слову,
И «я» двоих теперь в одно
Навечно объединено.


Венчая солнца марш парадный,
Пленял низины мрак прохладный,
С вершин заснеженных стекал,
И жизнь ночную пробуждал.
В кошарах блеяли бараны,
Проснулись алчные вараны.
Путем кровавым боевым
Живое гналось за живым,
Летали бабочек отряды,
На выбор змеи, страхи, яды.
В потоке ярком света фары,
Пугливый заяц со всех ног
Бежал в отчаянном угаре,
Неся в себе переполох.

На древних вековых курганах,
Как будто призраки видны,
Там оживали истуканы
При свете призрачном луны.

Сверкали копья, акинаки,
Мелькали стрелы, кровь текла,
Две храбрых рати в ярой драке
Убитых множили тела.

Лурье всегда без опозданий
В обратный отправлялся путь,
А Клим надеждою свиданий
Потом неделю тешил грусть.
Суровый быт степной бригады
И полновластие труда
Лишь ночь давали для отрады
И день воскресный иногда.

А Клим влюбился не на шутку
И всякий раз, хоть на минутку,
Когда в селенье приезжал,
Свою невесту навещал.
Его напарник, друг Егор
Весною только начал службу.
Теперь бульдозера мотор
Их засвидетельствовал дружбу.


Когда вечернею порою
Над степью теплится закат,
И с каждой новою звездою
Небес все красочней наряд,
Какое дивное волненье,
Какое чувство божества
И неземное вдохновенье
Несет вселенская молва.

Егор
Ночь, накатившись мрака толщей,
Являла сны про отчий дом,
Егор в березовые рощи
Бродить пускался босиком;
Маячил купол колокольни
Средь зеленеющих холмов,
На луговом, цветном раздолье
Стада пасущихся коров.
Но сна сюжет, порой менялся
За межи лет перемещался…
Он будто прячется в землянке
В лесной нехоженой глуши…
Слова немецкой перебранки…
Пугливо носятся стрижи.
Он слышит взрывы, стоны, крики…
Клубится гари едкий дым.
И тут же солнечные блики
Над божьим образом святым.
Ему рассказы бабки снились
О бедах, ужасах войны,
Как от бомбежек хоронились
И гибли люди без вины.
Он просыпался на рассвете…
Светился радостно восток,
Простор степной был чист и светел,
Свистел поблизости сурок...
И как мираж холмы, долины,
Озера синие, леса,
Речушки, заводи, куртины
И мимолетная гроза.


Валдис
Где море сине-голубое,
Прибрежной галькою шурша,
Янтарным плещется прибоем
И вторит вечности душа,
Литва освоила границы
Вкруг Гедиминаса столицы.
Среди лесов, озер, болот
Немногочисленный народ
Веками жил, но большей частью
Под чьей-то правящею властью.
Из глыб гранитных обелиск,-
То там, то здесь,- как знак о прошлом.
Первопечатник там Франциск
Издал известный свой «Апостол».
А здесь в степи, в солдатской робе,
Как у Горыныча в утробе,
Грузил машины не спеша,
Стену карьерную круша
Литовец Валдис Валемайтис…
Ему лишь развернуться дайте –
И к полдню план уже готов.
Был Валемайтис наш таков.
Он вспоминал свои костелы,
Обряд гуляния веселый
Июльской ночью у костра
С отрадой сердца до утра.

Вартанян
Жив мушкетеров дух свободный
И пламень сердца благородный.
Пусть не гасконец Вартанян,
Но все равно он д'Артаньян.
Про Аринберд и Эребуни,
Где царства древнего следы,
Урарту клинопись и руны,
Ветхозаветные труды,
Про древние амфитеатры
И каменистые мансарды,
Что, возвышаясь к небесам
По склону горной пирамиды,
Висячими садами там,
Как дивный храм Семирамиды,
Лозою винною увиты,
Являя жизни местной виды,
Про легендарный Арарат,
Где пристань Ноева Ковчега
На высоте небесных врат
Средь ослепительного снега,
Своим рассказывал друзьям
В часы досуга Вартанян.

Буран
Все гуще становилась мгла…
Клим и Лурье заторопились.
Вдруг незнакомый буерак…
Им стало ясно – заблудились.

Шумела буря над холмами
И сквозь взметенные пески,
Что стали в небе облаками,
Звезд не сличались маяки.
Песок просачивался в щели
Ложился слоем на панели…
Пьер незаметно задремал,
Озяб, пустил обогреватель.
Уже, посапывая, спал
Его, намаявшись, приятель.
Включил он фары. Тьма и жуть.
Одна желтеющая муть
Спустилась, как казалось Пьеру,
На сцену мрачною портьерой.
И как в многоголосом хоре
Донесся эхом бас комбата:
«Не спать... всегда глушить моторы…
Под роспись довести солдатам!»

В степи не мечены дороги,
Ориентиром лишь звезда
Да гор далекие отроги.
Да каменистая гряда.
И если вдруг взыграет ветер,
И смерчи вознесут пески,
И мрак все заслонит на свете,
А вы от дома далеки,
То уповайте на везенье,
Ищите способ переждать
Погоды каверзной смятенье.
В кабине не рискуйте спать,
Когда жужжит обогреватель
И дремлет ваш уже приятель.

Тартара прах стремился ввысь,
Могуче дыбясь на просторе.
Внимали буре мушкетеры,
В своем вагоне запершись.
Сошлись, казалось, исполины
В жестокой сече боевой,
И разносился по пустыне
Шакалий заунывный вой.
В карьер ворвавшись, смерча вихри,
В нем покружив, одним прыжком,
Стремглав, как яростные тигры,
Рванули вверх, хлестнув песком.
Вагон то дело содрогало.
По стенам будто скреб когтей.
Казалось, что во тьме плясала
Толпа взбесившихся чертей.
Заснули к полночи солдаты.
Не унимался ураган…
А утром яркие агаты
Степной украсили курган.
Увел куда-то злой шайтан
Песчаных вихрей караван.
И прах воздушный и летучий
На землю пал из черной тучи.

Рассвет был сумрачным и мглистым.
Но вот язвительные свисты
Бурана начали слабеть
И неба приоткрылась треть.

Один казах автолюбитель,
Естественно за гонорар,
Отремонтировать глушитель,
Подрегулировать свет фар
И в зажиганье неполадки
Егора в экстренном порядке
В тот вечер, встретив, попросил
И на ночевку пригласил.
«А утром,- он сказал,- мой «Иж»
Возьмешь и мигом долетишь.

Егор степями прямиком
К друзьям спешил на мотоцикле.
Ночной закончился содом,
И дали трепетно затихли.
Песком заметены следы.
Мелькали редкие кусты.
Держась за руль и сжав колени,
Он азимут держал по тени.
Вот буерака спуск пологий,
А на душе мотив тревоги,
Налево повернул к холмам…
Карьер их находился там.

Пьер чувствовал, что он летит...
Нет ощущения чудесней!
Ему степной открылся вид,
За горными хребтами веси.
Он задержался над карьером…
Вот  экскаватор, трактора.
Вагончика открылись двери…
К работе приступать пора.
На взгорье поспешил Тревиль.
Вершины снежные сверкали.
Лежала слоем всюду пыль.
Смерч ткнул последние спирали.
Вот показались – Вартанян,
Антон, Вадим, Степан, Иван.
У бочки Валдис умывался.
На мотоцикле мчал Егор,
Уже к карьеру приближался.
Земной расправился простор,
Восток алел, темнел лишь запад.
Лизнуло солнце ледники.
Походной кухни взвился запах,
Дымка синели завитки.

Не миновало получаса
(Что путь для опытного аса?),
Как был Егор уже на месте.
Бригада вся собралась вместе.
Светился солнца диск кроваво…
У Азии суровы нравы.
Лурье не прибыл на машине.
Тревога стала нарастать.
Егор с сержантом по долине
Друзей отправились искать,
И в русле бывшего ручья
(Пересыхал тот каждым летом)
«Газ» обнаружен был с прицепом…
Сержант с надеждой, сгоряча
Стучит, что силы есть, в кабину,
Но Клим с Лурье уснули крепко…
Разбив стекло, открыли дверку.
Пред ними грустная картина:
Лурье откинулся назад,
Его был безучастен взгляд,
А Клим же, прислонившись к двери,
Еще был жив, по крайней мере.

В госпитале
Чтоб Климу Лесину помочь,
Из батальона день и ночь
Друзья по зову пребывали
И кровь как доноры сдавали,
И трижды заменили вновь
Его отравленную кровь.
По истеченье пятых суток
Он среагировал на звук,
Стал к просьбам персонала чуток,
Движенье проявилось рук,
Пришел в себя, заулыбался,
Порою, громко хохотал,
На все с усмешкой откликался…
Он в царстве был кривых зеркал
И никого не узнавал.

Дома
К нему приехали родные
И увезли к  себе домой.
Уже не жег края степные,
Как прежде, полудневный зной.


Но молодость превозмогла,
Болезни проходила мгла.
Лечение гомеопата
Дало в итоге результаты.
Клим начал все припоминать,
Родных, знакомых узнавать.
Сознанья не пробился свет
Лишь через мрак последних лет.
Как неусвоенный урок,
Он смутно помнил службы срок.
Необъяснимая тревога,
Случалось, им овладевала,
Вела по улице к вокзалу
И потихоньку отпускала.
Он письма все перечитал,
Что сам на родину писал,
Потом всю зиму до весны
На городской работал стройке.
Спецы в стране везде нужны,
А не гуляки для попойки.

Встреча
Однажды был я в штабе части,-
Калугин продолжал рассказ,-
Вдруг слышу возглас: «Вот так счастье,
Товарищ прапорщик, что вас
Мне удалось здесь повстречать.
Хочу я кое-что узнать.
В гражданской Клим предстал одежде,
Иначе выглядел, чем прежде.
Костюм, ботинки, плащ и шляпа
Пальто из бежевого драпа…
Все было новое на нем.
В карьер мы ехали вдвоем.
Другая там теперь бригада
Под жаворонков серенады
Апрельской солнечной порой,
Когда еще не душит зной,
Жила, работая посменно,
И на виду у всей вселенной
Был мотылек и человек
И рыжий пес по кличке Жэк.

Вагончик был на прежнем месте.
Дымок над кухней полевой…
Воспоминаний ярких вести
Владели Климовой душой.
Я всех друзей перечислял,
Он в знак согласия кивал,
А иногда в плену сомнений
Просил подробных разъяснений.
Я видел боль, борьбу ума,
Лица то бледность, то румянец.
Я вынес книгу А.Дюма,
Обложки стерт давно был глянец.
Цикады раздавался зуммер…
«А где Лурье?»- вдруг Клим спросил.
Я, помолчав, ответил: «Умер».
Светился ярко небосвод
И птичьи раздавались свисты.
«Гитара здесь осталась. Вот.
Для нас ты, помнишь, был артистом?»
Я взял аккорд и, как сумел,
Ему тихонечко пропел:
«О, счастье мое, Фатима!
Я построю тебе терема…»
Клим отвернулся и заплакал…
Потом простился, вещи взял
И в степь к аулу зашагал
По мать-и-мачехам и макам.


Эпилог

Знакомый мальчик в портупее
Навстречу мчался всех быстрее.
Черешни нам он нес в горсти,
По возрасту был лет шести.
Среди смуглявых ребятишек,
Пытливых, шустреньких мальчишек
Он был один светловолос.
Друзья кричали: «Эй, Портос!»
Вооружившись и «паля»,
Воинственно вздымая «шпаги».
За честь сражались короля
Гвардейцы, полные отваги.

Быть на распутье устремлений
У человека на роду.
Для вечных перевоплощений
И ты, и я, и все мы на счету.