Стрельцов

             ПРО-ПРОЛОГ.
По велению Высшего Разума
из небЫтия вырваны мы.
Мы пришли удивительно разными
полнить Господом созданный Мир.
     Он художник, а мы его краски.
     Мир – картина . А чтобы она
     совершенной бы стала, прекрасной –
     сбыться б каждому в жизни сполна.
Сея вечное, мудрое, доброе,
но уж  слишком доверившись нам,
сотворил Он  нас по подобию: 
Личность Богу пусть будет равна.
     Только каждого ближнего мерим мы
     от своих, «абсолютных» вершин. 
     Убедимся с недоумением,
     приложив свой убогий аршин,
что живёт он мечтами  другими,
ну, не наш он, поймём мы, стандарт –
и до просто-таки аллергии
неприятье охватит тогда.
     Чтоб не тратить себя, экономны мы:
     Дескать, мал наш ресурс на Земле!   
     Пробежал, опознал: не моё оно! –
     сразу некое щёлкнет реле. 
Не моё – и не вижу, не слышу!
Не моё - и в гробу я видал! 
И взывать бесполезно, излишне:
не моё - дребедень, ерунда. 
     Только зряшно оберегаться –
     душу запертой клеткой держать. 
     Сам не знаешь, какие богатства
     можешь щедрой душою стяжать.   
Только сказано: вольному воля,
а спасённому, сказано, рай. 
Жизнь – стезёю. Вот в ней твоя доля.
Ты свободен, как Бог.  Выбирай: 
     или вспышки ловить озарений,
     раскрывать  потайные миры,
     быть широким,  подобно Вселенной
     или мышью глядеть из норы.

                ПРОЛОГ.
Спора нет: неспроста и не сдуру в своё веденье Бог воспринял
ареал человечьей культуры, что футболом придумщик назвал.               
     Тот монтажником, этот артистом, а вон тот гениальный шофёр.
     А Стрельцов был рождён футболистом – изначальный судьбы приговор.
Обожали одномоментно твой орлиный на поле полёт 
записные интеллигенты и сурово пьющий народ.
     Жить = играть. Без проблем. В полной ясности. Тут вам средство, да тут же и цель.
     Спорт вообще, а футбол с жизнью в частности, это пара: объект и модель.   
Боги  держат людей  в отторжении, не балУют убогих родством.
Но, к себе допустив приближение,  наделил тебя Бог Мастерством.
     Ах, вяжусь в словомудрые игры я! Отмотав киноленту назад,
     не смогу - не приврав, не утрируя, внятно жизнь твою пересказать.
Богоизбранность – тяжкая доля,   так что может и раздавить.
Поклоненья, триумфа и боли предстоит  полной чашей испить.
     Стоп! Неправда!  Триумф – виртуален. Пусть доступна его вышина,
     но осилить позволит едва ли человечья твоя слабина.
...Восходила эпоха новая, громовО о себе вострубя.
И Пеле потому коронован был, что «закрыли» в ту пору тебя.

                ДЕБЮТ.
Матч сложился нормально. Тренер сунул на край.   
«До конца уже мало… Ладно, парень, сыграй.» 
     «Сторож, будем знакомы!  Что-т  ты скучный в лице!
     Прочитай-ка мой номер… Ну,  а я – с края в центр… 
Эй, вы, в центре! Не ждали? А я вот он! Пришёл!
На полметра отстали… Сэссибон!..  Хорошо!!!..»
      Как из пушки, шарахнул!  Сетка – треск по краям!
     «Ну, не вытащить трактором!» -  окружили друзья.

                «РАЗБОР  ПОЛЁТОВ».
Гранды футбола московского  сдулись «Торпеде» дотла.
Тренер втыкает Маслёнкину: «Толя, ну что за дела?
     Шустрей, Толя, надо, блин, бегать, не спать, бля, по ходу игры!
     Ихний вон, твой-то  коллега, - как Симоняна закрыл!»
Несправедливостью ранен, Толик в сердцах заорал:
«Да что вы всё про Симоняна?! Да с ним бы и я сыграл!» 
     И тренер, наткнувшись на столик, и сам «на ковёр» спеша,
     бросает: « Не тянешь, Толик?  Что ж, кадрово будем решать».

                КАКОВО  БЫТЬ  ЯРКИМ…
…Несётся приятель твой давешний, в каждой ноге – ятаган,
и рубит наотмашь безжалостно по гениальным ногам!..
    И встречу ты недоиграешь, и он же проводит тебя ,
    страдая, как ты ковыляешь, глазами безмолвно скорбя.
А завтра все в бане сойдутся (святой день, что после игры!). 
Тебя позовут «оттянуться», и  будешь ты прост и открыт.
     И будет здесь водки – по гланды, и речи  (в анналы внести!):
     «Ведь выгонят нахрен с команды! Что делать?! Ты, Эдик, прости…»
…А кто все вот эти ребята? К лицу им единая стать.
И коль в самом деле – КОМАНДА,  орлы - друг за друга стоять.
     На поле – красавец и воин, как он – никому не суметь!
     А взять вне футбола – ничто он. И это внезапно, как смерть.
Но это – за гранью! Пока же – дано тебе – бейся! Царуй!
Играй! А кривая покажет, удержишь ли Фею-Игру.   
     Но гранды, гляди – уважают  (Федотов вон сумку таскал!).
     Здоровья  пока что хватает, и всё в общем клёво пока. 
Олимпиаду вон взяли!  Весь мир нам рукоплескал. 
Медальку вот, правда, не дали – в финале не я ведь играл.
     И ладно, о чём бы тут бОтать! Там Павлычу всё уже, край!
     Себе я ещё заработаю… Чего там - играй да играй…
Как тешатся люди мечтами!  Ты думал, что сам по себе?   
При прочем:  довлеют над нами  три буквы  больших:  Ка, Гэ, Бэ.
      А тут головняк Комитету: не надо бы громких нам дел. 
      Вдруг сманят! И дёрнут к ответу того,  кто недоглядел.
Да вздор бы всё это! Всё б сладилось! Всё шло бы к своим берегам. 
Но нету страшней твоей слабости,  опаснее нету врага!   
               
                НЕ  ЗА  СЕБЯ - ЗА  ДРУГИ  СВОЯ…
…Тут защита – с ломОм, с автогеном! Вон Кузьма аж землю грызёт.
У него ведь, сколь знаю, колено жить хронически не даёт. 
     Сторож нынче за ним – сатанюга. Он  садюга, бандюга и кат.
     Нет, смотри, что творит он, зверюга! Он в ахиллы вбивает подкат!
Нет, лом ломом, а класс всё же классом. Ты свои, гад, получишь висты.
И с первейшим к защитнику пасом  Эдик прёт в жесточайший стык.
     В первый раз на возмездия акцию он пошёл, был чист до того.
     И удары и провокации оставляли спокойным его.
Озлобляться не видел причины: «Ну, а как им со мной-то ещё?» 
Как-то даже сродни гордыне:  дескать, против меня вы – не в счёт.
      Кто не знает – футбол венчан с болью?! А за други – иди до конца. 
      Ясно – грубость. И ясно – с поля. В первый раз за карьеру Стрельца.

                ПРЕСТУПЛЕНИЕ  И  НАКАЗАНИЕ.
…Чья-то дача. Какого-то лётчика…Развлекуха, девчонки, вино.
 С ними ясно. Кумиров им хочется… «Ну и что тут ещё за кино?
     Это что ещё тут за «динамо»? Это как ещё, блин, понимать?»
     «Помогите! Не надо! Мама!» «Поздно, дурочка, вспомнила мать…»

Всё обрушено. Сколько сходило! Ну,  внушенье – и всё.   Знай играй. 
Только здесь всё не эдак как было.  Не заметил, как выпал за край.
     И ни в чём прекословья не знающий, гаркнул коммунистический царь: 
     всем в пример, напоказ, устрашающе  без пощады карать  подлеца!
Ты, эмоций своих не выказывая (то ль безумец, то ли гордец?), 
не оправдывался и не каялся, что на следствии, что на суде.
     Но, полсрока отбыв уже  в лагере, ожидая, скостят ли на треть,
     ты однажды обмолвился матери, что не ты, дескать, должен сидеть. 
Ну, сюжет! Из невероятнейших!  Рвётся напрочь событий канва.
Только вспомним – темны обстоятельства, а сомнения – как трактовать?
     И, казалось бы – ясная версия… Только так ли бесспорна она?
     В эпизоде том не было трезвых там, цепь событий гнусна и темна. 
Без разгадки, как письменность майя, напрочь спрятался истины след,
зашифрованный нечитаемо. Приговор был – двенадцать лет! 
Жутких, адовых, непроживаемых...

             СИМ  ПОБЕДИШИ!
Форма – роба, угрюмого цвета. «Завтра» нет, нет «вчера», только «днесь».
Но в Вятлага университетах много нового встретишь ты здесь.
     Власть во власти, в невидных отростках, метастазами взбухла в ней,
     как в матрёшке – другие матрёшки, омерзительнее и страшней.
И за то, что был горд не по статусу («работяга», «мужик», не «вор»),
блатота «на куранты поставила» - смертный вынесла приговор.
     Лютой казнью – железными прутьями, арматурой, кусками трубы…
     Оттого, что ты прям, не согнуть тебя. Но – протянута длань судьбы.
Богоданному организму ты обязан планидой своей –
уцепился за краешек жизни.  …И - опять - мельтешня лагерей.
     …Бражке зоны пришла фантазия: корифея умножить на ноль.
     Оттянуться да позабавиться, подфартит – подравнять под г-но.               
Способ прост: неумех дать в партнёры, ну таких – ни принять, ни отдать.
А Стрельцова – «на вилы вздёрнуть» - то есть просто не дать играть.
     И пошло! Только сунется к мячику, тут же наземь, по рёбрам да в кость.
     А в ворота его – заколачивают, штук с десяток уже занеслось.
Свист, галдёж, тарарам, гогот радостный! Торжествует ничтожества дух. 
Сжал Стрельцов желваки, глянул яростно – и попёр! И попёр! «Во всю дурь!»
     И опешили! И растерялись. А им плюхи – одна за одной.
     Глупо воздух ловили, гонялись да сшибались между собой.
Потрясенье для зоны-подлюги, ошарашено всё зэчьё!.. 
Да не только для зоны – округи:  ВОХРу вздёрнули под ружьё!
     …Здесь, на зоне, надеяться не на что, только сам да сам-друг - твой Дар.
     Во спасение вы повенчаны. И друг друга держись, не предай.

           ВОЗВРАЩЕНИЕ.
Как-то сразу срослись судьбины – он да (кличкой Кузьма)  Иванов.
Были в поле они двуедины, понимали не глядя, без слов.
     Не однажды в зарубах жарких судьбы матчей решали они. 
     ...А в гармонии – кто-то яркий, а другой – добровольно в тени.
И любой среди сонма людского восхищался, кого ни возьми,
тонкой, чуткою мощью Стрельцова, нестандартным умищем Кузьмы.
     Чувство это - не маргинальное (цыц вам, снобы!), не блажь и не бред –
     достояние национальное, или, нынче б сказали, бренд.
Потому потрясло преступление. Заурядно?  Увы - неспроста
резонансное потрясение, трагедийная высота…
     …Как утопленник, всплывший из омута, из глухого подвала судьбы, 
     костоломно- и душеломную  полновесную кару избыв –
возвращение прежнего идола… Восемь лет! Кто ещё бы так смог?
А при этом давит невидимо, как вериги, изгоя клеймо.
     Вновь тандем. Коротка жизнь игроцкая! Вновь себя обретут ли друзья? 
     Но с такой поразительной лёгкостью всё вернулось «на круги своя»!
Нет! Дуэт не копировал прежнее. Удаль нынче не бьёт через край.
Шаг неспешен. Но просто безбрежная интеллекта обоих игра.
     (Даже в сборную стали брать его. Дар – он как Ариаднина нить.
     Хоть в традициях бюрократии до конца человека гнобить).
И, на радость взыскательной публике, суть футбола являли саму.
…Только время, как пасту из тюбика, напрочь выдавило Кузьму.
     Что же – жизнь это. В ней всё конечно. Есть свершения, есть мечты…
     В жизни только движение вечно, и не терпит она пустоты.
И не чувствуй себя обкраденным, даже если эпоха ушла!
Нет на поле Кузьмы – есть игра его, что в Стрельцова перетекла.
     И естественно так, без усилья, лишь игрой своей тайны раскрыв,
     молодых приобщал, как Мессия, он к религии Умной Игры.
Только что там – они посверкали, но созвездье из них не сошлось.
И, поскольку Стрельцов уникален, воспреемника – нет, не нашлось.

                ЭПИЛОГ.
Санки с горки ли?  Тлеют ли угли?  От Игры ты ещё не устал.
Но зачем-то играешь ты в дубле, в основной не входя состав.
     В ничего-то не значащей встрече провокатор, судьбины агент,
     напоследок тебя изувечил костоправ-ломовик Автоген.
…Ты в отстое, как старая кляча, и сезон не пришлось начинать.
И прощального не было матча, умолчанием дали понять:
     мол, не нужен. Мол, поезд уехал. Сам-себешный теперь ты, ничей.
     Для тебя умирает эхо по-весеннему звонких мячей.
Что же, тренерство? Как бы естественно. Игроку вроде ясна стезя.
Только это другая лестница, и не каждый её сможет взять.
     Каждый знает:  в команде тренер - в той ли, в этой ли мере – но Князь.
     Не премьерствовать на этой сцене, не твоя это ипостась.
Не нашёлся ни там, ни здесь ты. Ты на людях – и как-то нигде ж.
По российским градам и весям колесит ветеранский кортеж.
     Для натуры по-прежнему мощной тут не взрослый, тут детский бой. 
     Не сравнить по отдаче, эмоциям ветеранский футбол – и Футбол.

Ах, везде-то разбросаны грабли нам! (Водки гению – кто не нальёт?!)
Незлобивого пьющего ангела грустным был прощальный полёт.