дневник умалишённого

Д н е в н и к   у м а л и ш ё н н о г о

Первого августа. Выпал снег. Почки сосулек
полопались и расползлись чёрные кляксы хризантем.
Революшн медленно побеждала
раскачивающиеся без детей
в опустевшем парке качели.
Зебры шли трамвайным путём,
как кривящийся в зеркале чёрном
забор,
морская волна увенчивалась пеной,
и четыре царя 
шли поклониться смертному младенцу:
север, юг, восток и юго-восток.

Двадцать седьмое марта было ночью
и запомнилось запахом белого хлеба,
пылью, туманом и желанием спать
в бессонницу.
«Look At Last Night».
Били белого медвежонка до крови,
а после – дальше, что – дальше?
Было нечто в сочувствии
стоящих поодаль и строящих
собственное благополучие
вокруг неприличия.
Собирая огарки свечей и окурки,
думал, что это совсем не объедки.
Направо, налево и прямо.

Тридцать девятого января
точил карандаши о паркет
и бил стаканы, виноватые в пьянстве.
Память возвращала в детство,
сидящее на камне у моря и
созерцающее на дне иные страны.
Из чего создан мир – из камня, воды
и воздуха, 
из солнечного света и зелёных листьев,
спрессовывающихся в стволы-стебельки.
Болел, бредил среди газет
среди выступлений Неру
и Асуанских Сфинксов.
Пигмеи знали какие-то древние тайны
собственно известные всем:
без штанов всё гораздо яснее
и неинтереснее.

Тысячу сто восемдесят седьмого мая
очнулся невдалеке от  дворца.
Поцеловала принцесса и превратилась
в кусочек пилотки.
Оружие в руках ребёнка.
Пиво, обломки монет и цепей,
схватившие шкуру быка собаки.
Лето погружалось, как Наутилус,
в реку забвения.
Слышались Битлз, исчезавшие в пропасти.
Замирало сердце, и поднималось
необъятное, как небо, непонимание.

+