МП-321 Синюшного цвета, задушенный пуповиной...

Синюшного цвета, задушенный пуповиной -
двойной, а может, тройной, и совсем без пульса,
с грацией загнанного пожилого кабульца
вылез из лона я, ни в чём не повинный.

Били мой трупик и обмывали в чале;
не обошлось без массажной каменоломни...
Бог им судья, врачам тем. А мама помнит,
как я сопротивлялся. Но - откачали.

Ей бы кулон или брошь, а вышел ребёнок,
из любопытства освоивший калькулятор,
выштудировавший пионерскую клятву
с сигналами горна - до ломки ушных перепонок...

И я как чувствовал, что это всё - перловка,
и что на чудо-дереве зреют перлы,
только не мне повторять тупые припевы:
танцор я плохой - мешает экипировка.

Экскурсовод как-то тоже я никудышный;
клоун я тоже плохой - нужен нос редиской...
Даже отмежевать меня от страсти фрейдистской -
гнутых пластинок - не обещал ни Христос, ни Кришна.

Пряди уже серебрятся под "шестисотый",
а я не нащупал себе уготованной ниши.
Стихи стихами, но все - от мамы и ниже -
расходуют кровь на прогнозы моей работы.

Кто по знакомству устроен, кто по таланту,
но не поэт и уж точно не правдоискатель.
Видишь, мама, какую ажурную скатерть
над раскладушкой сплёл для меня тарантул?

Видишь, во что превращают ангелы в штатском
кустик волос и зубов мой набор неполный?
Маме несладко. Она же прекрасно помнит,
насколько сознательно я не хотел рождаться.