След Одиссея

И беду, и печаль, и негу – всё приму,
я не знаю счастливей неба, чем в Крыму.
Я не знаю счастливей моря, верь-не верь,
вот возникла в его просторе тень триер,
вот реальней уже, не снятся, – как с небес,
из-за Айя мыса стремятся в Херсонес.
Вот и сам Фиолент по курсу! И, упорно гребя,
разбавляет вино по вкусу каждый сам для себя.
И уже на холмах, в долинах, у реки
серебрятся листвой маслины сквозь дубки.
Здесь недаром инжир родится смачный весь,
что-то эллинское в крымских лицах
всё же есть.
Шелковиц средиземноморских сочен плод.
Этот абрис чеканный гор сих просит од!
И несёт в себе отблеск генов мест сиих,
как повадки аборигенов, этот стих.
На тропе беглый след Улисса, песнь харит,
и вселенной спираль улитка в хрупком доме хранит.
Кряжи дыбятся, льются ливни, месяц-франт,
А левант, коль задует, лют всё.
Лют левант.
Над верандой  легко простёрлись облака,
а следы тех триер не стёрли
все века…
После волн гулевых, хаотичных, в берег бивших,
остаются осколки античных амфор бывших.
Глянут вдруг из песка горловины древних ваз
и сейчас же фантазий лавины
смоют вас.
И уже быль вплывает в небыль – в явь саму.
Я не знаю счастливей неба, чем в Крыму…