Раздумья на Вечере поэзии

Никогда Анатолий Передреев (1932-1987) не писал стихов по заказу, никогда не наступал на горло собственной песне в угоду идеологиям, любым идеологиям. Но каким-то чудом в самое идеологически обостренное время стал известен.
И в какой-нибудь дальней военной части, где-то в засекреченных снегах под Ангарском, солдатики призыва 60-х могли слышать из рупора (они еще с войны остались висеть на столбах) на плацу неуставные, согревающие душу, помогающие не отчаяться в строгом солдатском бытии, стихи:

Кормила птиц из маленьких ладош,
Зимой цветы из кружки поливала,
И облака высокие, и дождь,
И дрожь осенних листьев понимала.
Я помню все, я помню все слова....

Чудо да и только! Анатолий Передреев и сам был в свое время таким же солдатиком с бритым затылком. Там, в армии, он написал первые стихи и сразу — хорошие, они составили его первый сборник «Судьба». Судьба поэта с младенчества настолько «рифмовалась» с судьбой его народа... Темной ночью 1933 года многодетная семья бежала из родной саратовской деревни Новый Сокур от свирепой, не щадящей и младенцев, коллективизации на Кавказ, в Грозный:

Кому-то захотелось слишком круто
Судьбу крестьян перемолоть, как рожь.

В поезде семью полностью ограбили, оставив даже младенца, будущего поэта, голеньким на полке общего вагона. Добрые люди помогли, добрые люди и исконное трудолюбие матери и отца. Выжили.

Но страшная война пришла и забрала у матери троих сыновей, четвертый вернулся без ног.

И входят в дом ее живые дети,
Встают над нею три богатыря…
Три старших брата было у меня,
От них остались только имена.
Остались три портрета на стене,
Убиты братья на большой войне.

Род Передреевых уходит корнями куда-то в ХVI век. Есть предположение, что фамилия эта идет от обнищавших дворян, и означает — переписчики, печатники. Грамотными в этом роду были все с незапамятных времен...
А к грамотным, как всегда на Руси, очередь стояла: продиктовать прошение, жалобу или просто письмо родным... Все эти заботы, тревоги, молитвы за близких сливались в одну историю. Это служение — писать за других, выражать мысли, чувства, страдания, любовь своего народа — с генами предков досталось Передрееву, он нес свое служение с честью до конца жизни. Он не стремился к писательскому лауреатству, только повторял: «Так хочется написать что-нибудь хорошее...»

Обо всем этом вспоминалось на вечере памяти Анатолия Передреева, посвященном его 80-летию «В этот городе старом и новом» в библиотеке в Новоспасском переулке, что рядом с Новоспасским монастырем. Московские толстосумы как раз в это время готовились к концу света, закупали места в сталинском бункере аккурат под Таганской площадью, чтобы там с расчетливой осторожностью встретить 21 декабря — день конца календаря Майя. А в зальчике библиотеки актер МХАТа Валентин Клементьев читал не по-актерски, а так, как читают только поэты:

В какую я впутался спешку,
В какие объятья попал
И как я под чью-то усмешку,
Душою еще не пропал?

и еще:

В этом городе старом и новом
Не найти ни начал, ни конца.
Не легко поразить его словом,
Удивить выраженьем лица.
…Нелегко оставаться собой...
…Нелегко удержаться от слез…

По-ахматовски набросив «ложноклассическую шаль» прекрасно читала актриса Лариса Савченко:

У ревущего проспекта,
где не слышен месяц Март…
Заглушая песню ветра
И раскаты вешних сил,
Чем ты в каменные недра
Мою душу заманил?
Крупноблочный мир комфорта
Между небом и землей,
Где ни Бога нет, ни черта,
Где не ходит Домовой.

Свою христианскую душу Анатолий Передреев хранил и отдавал своему слову...

Ведущая вечера Алла Панкова вспомнила драгоценную мысль Патриарха Алексия II о том, что Россия в атеистический период молилась стихами, русская поэзия, русские поэты пронесли через глухие, в духовном смысле, годы молитвенное слово.
Когда вокруг царствовал вялотекущий атеизм, в недобрую минуту поэт пил, пил со своим ограбленным народом:

Люди пьют.
Самогон и водку,
Спирт, перцовку, портвейн, коньяк.
Шевеля кадыками,
Как воду,
Пьют-напиться не могут никак.
Просто так/Соберутся и пьют,
И не пляшут совсем, не гуляют,
Даже песен уже не поют.
Тихо пьют.
Словно молятся — истово.
Даже жутко —
Посуду не бьют...


Кто-то придумал — «деревенщики», от большевитской привычки вешать ярлыки. Деревенщики, националисты. Тогда и Бунин, и Лев Толстой — деревенщики, а Достоевский — националист.
Все неравнодушные к судьбе своего народа - или деревенщики или националисты, или и то и другое. С ярлыками, которые так любил Ленин, и расстреливать легче.

...Когда-то в ЦДЛ я опустилась перед поэтом Анатолием Передреевым на колени и умоляла не пить, кивая на малоодаренных чистеньких литераторов за столиками Дубового зала. Молила не пропивать свой талант и дворянскую красоту. Но это было сродни, к сожалению, мольбе к небу не посылать град...
 На вечере был показан  видео сюжет, иллюстрирующий чтение небольшой поэмы Анатолия Передреева «Баня Белова».
Черные глазницы оставленных изб, незасеянные поля… и вдруг луч света. Не мог, не имел права оставить нас поэт без этого луча.Луч этот еще Пушкин нам завещал...

К деревне ведет и тропа, и дорога,
Еще так богата земля, и так много
И сил, и красы у земли этой древней...
Доколе лежать ей. как спящей царевне,
Доколе копить ей в полях своих грусть,
Пора собирать деревенскую Русь!
Пора! — это времени слышно веленье —
Увидеть деревне свое возрожденье.
А все, что в душе и в судьбе наболело, —
Привычное дело, привычное дело...