Сказка об Аладдине и волшебной лампе

По мотивам сказок 1001 ночи
Восточных сказок аромат,
клубясь в таинственных покоях
великолепного дворца,
мой ум поныне беспокоит.
Рассказ седого мудреца
у ног владыки в час вечерний
в мерцаньи тлеющих лампад,
глаза задумчивой царевны,
улыбка грусти,нежный взор
и тихий ропот изумленья гостей-
то быль и небыль прошлых дней,
поток тех сказочных речей
рисунком звездныи рассыпаясь
напишет нам цветной узор
(витиеватый,тонкий,дивный)
и этот долгий разговор
перенесет всех нас незримо
в старинный древний круг вещей.
В окно пленительной прохладой
втекает мягкий ветерок,
касаясь пламени лампады
колышит тени,создает
почти живых героев сказки-
то джины темною толпой
нас окружают хороводом,
кружат по молчаливым сводам
великолепного дворца.
А за пределами чертога,
вдали от самого порога
или восточного крыльца
уже сгущалась темнота.
Пейзаж ряды холмов дополнят,
неслышно движутся пески
по склонам ветренным они
волной блуждают бархатистой,
сливаясь в дюны,
многи луны в палитре красок
света-тьмы
оазис зелени тенистой
встречает ночи,прячет дни.
И лес-что остров в океане,
качая хмурыми ветвями
в пустыне этой засыпает,
все птицы на ночь умолкают,
цветы диковинной поляны
венцов свернули лепестки
в усталом сонном забытьи,
уже давно за горизонт
заката отблески уплыли,
как странны эти перемены
хоть и привычны нам они,
в таком вращеньи неизменном
с умом природа воплатила
свой удивительный закон,
и здесь она ему послушна-
ночь непременно день сменяет
и все земное отдыхает.
Как постепенно изменились
все краски пройденного дня-
иной оттенок ночь дала,
другую гамму подарила,
но сон и их одолевает,
во тьме густой как будто тают
и скоро вовсе исчезают.
Предметов контуры расплылись,
потом слились и вот уже
во тьме,во мраке растворились.

Что ж гости наши,
а они,лишь старцу мудрому внимают,
сидят на вышитых коврах,
вокруг посуда золотая
восточных сладостей полна,
заморских яств,густого чая,
курится булькает кальян,
дымок душистый вверх всплывает
и облачком воздушным тает.
Вдали струн лютни томной
коснулись девичьи персты
в покоях царского гарема
и звуки нежного напева
необычайной красоты
прозрачный сумрак наполняли
и жалобы свои княжны
друг другу тихо доверяли,
о памяти родного крова,
судьбе разлучнице суровой,
семье покинутой родной,
и даже грозный часовой
теряет строгий облик свой,
в нелегки думы погружаясь.
Огромный пес уснул глубоко
и снилась царская охота
в бескрайней Африки песках,
и здесь уже не на словах,
а в образах охотных дел,
узрим сражений тех удел.
Две привезенные собачки
из стран неведомых купцом
резвились средь цветов весь день,
теперь вечерней тени сень
их будто бы угомонила
и мягким сумраком укрыла.
Свернувшись меховым клубком
они несчетный видят сон,
в нем память к дальней стороне
осталась верною себе.
А львенок маленький,домашний,
сощурив по кошачьи глазки,
но чутко уши навострив,
улегся важно у дверей,
хозяин,вечный царь зверей
свои покои охраняет,
как будто это ощутив,
природа скромно затихает
покорно погружаясь в сон,
и тишину едва тревожит
лишь шум листвы,шелест травы,
а сумрак строгий,величавый
окутал царские сады.
Мудрец с достоинством глубоким
свои нам думы поверяет
и пестро их переплетает
с преданьями ушедших лет.
Рассказчик полный вдохновенья
ведет в загадочную даль,
нас за собой,в свои виденья,
он завораживает нас
то сложной линией сюжета,
восточным юмором поэта
и дивным голосом певца.
И зал таинственности полный,
плывет по сказочным волнам
к неведомым чудесным странам
и приплывает к берегам
где все его воображенье
подарит нам речей творенье.
Про сказки славной Шахразады,
одной из тысячи ночей,
тех что теперь в молве блуждают,
преданьями старинных дней.



Друзья,да будет вам известно,
что в дальние года неспешно
Я странствовал купцом богатым,
отец мой, отойдя от дел,
к себе призвал и повелел
мне отправляться за пределы
родного дома и страны,
чтоб испытать я мог уделы
тех путников, что с старины
бродили по чужому краю
и от зари и до зари
в дороге, даже сна не зная,
при свете солнца иль луны.
И вот верблюдов караван
уже меня уводит смело за горизонт.
Рукой умелой Всевышний правит над судьбой
и над событьями со мной.
Предугадать удел земной поистине невероятно
возможно тайны те решать
лишь Господу всему Творцу,
а людям же дано не много,
и даже старцу мудрецу
(его зовут когда гадатель,
когда астролог предсказатель)
от будущего половина видна как через пелену-
так приблизительно, не точно,
не зря в народе говорится,
что человек лишь предположит,
Господь же всем распорядится.
Я видел сказочный простор
великих синих океанов,
Пиратов дерзостный раззор,
и гибель славных капитанов,
триумф побед иль их позор.
В чужом плену, года считая,
но мыслей, дум не покладая,
сказанья виршами слагал
началом сказочных начал.

 С морей на сушу возвратясь,
я испытал всю ту же страсть
к скитаньям средь волны людской
под знаком от судьбы самой.
о тех краях младой поры
я поведу стихи мои.
Вдали от наших берегов
цветет чудесная страна,
она легендами полна,
народ там чудный проживает,
страну Китаем называют.
Страны той клад вовек не счесть
все что ни вздумается есть:
бескрайны рисовы поля,
в садах рисуется земля,
изящных хижин целый рой,
воздушны змеи над рекой,
творца пленительный резец -
и императорский дворец
прекрасным мастером исполнен
и со старинных тех времен
ручною росписью дополнен,
драконы,вышивка,фарфор,
цветистым тканям нет сравненья,
в таком восторге, упоеньи
по городам скитался я,
пока нечаянно судьба
меня со странниками сводит,
рассказ их полный волшебства
поведаю сегодня я.
То повесть о волшебном джине,
его владыке Аладдине,
принцессе что зовут Будур,
клубке интриг и авантюр,
из сказки тысячи ночей,
предании ушедших дней.

Сказание об Аладдине
ведем с начала до конца...
В китайской солнечной долине
отец и матушка юнца
трудами время провожали,
когда повеса Аладдин,
дела беспечно отлагая,
день в играх проводил один.
Отец не вынес огорченья,
ушел в незримый мир иной,
так и не встретив утешенья,
нашел небесный свой покой.
Печаль сковала отчий дом,
но вот одним ненастным днем
здесь появился магрибинец,
он шел в страну издалека,
неся заплечный свой гостинец
"племяннику" к исходу дня.
- Тебя ль я вижу, Аладдин,
племянник мой, о брата сын! -
воскликнул он, коснувшись лбом
песчаного порога дома, -
- К тебе вела меня дорога,
я брел по ней к тебе навстречу...
- Вы дядя мой? что ж, вас привечу,
воскликнул ветреный пострел
и с вестью к дому полетел.
Мать выразила удивленье -
Брат мужа - новости с небес,
но в доме голод, холод, стужа,
а тут гостинцы наконец...
Встречает гостя дорогого,
тот мечет хлеб и пироги,
не ведают мать с Аладдином,
что не родня, скорей враги.
Что алчный замысел питает
тот дядя тайною душой
пока ведут они беседы,
пока пируется зарей...
Тянулся день, тянулись два -
мальчишка с дядею гуляют,
купцов размахом удивляют,
покупки в дом текут рекой,
товары сыпятся горой,
но, видно, мало магрибинцу,
все в дом несет свои гостинцы -
он хочет пыль пустить золой
для цели каверзной одной.
Но вот день третий наступает,
племянник с дядею гуляют,
Уже обуты, приодеты,
как не случалось многи леты.
Зашли в старинный царский сад,
где яблоки и виноград,
где все в цвету и позолоте,
где дичь подвластная охоте,
косули, лани, кабаны,
павлины, стаей фазаны,
вот диво дивное какое,
про все и слово есть людское,
течет народная молва,
хваля и Бога и царя.
Вдали за садом бьет ручей,
и тыщи лет, тыщи ночей
восходит холм или гора,
в горе пещера иль нора,
туда спустился Аладдин,
без страха, с дядей, не один,
и магрибинец в тот же час
стал колдовать - открылся лаз,
а там виденье словно сон:
корзины золота добром,
каменья светятся, играют,
монеты алчность завлекают.
Но дядя строго наказал:
- Иди все прямо в дальний зал,
не трожь каменья дорогие,
чтоб духи не проснулись злые,
в конце увидишь ты лампаду,
вот то что мне, племянник, надо,
во имя деда и отца,
иди в тот зал ты до конца,
сними светильник и назад,
не трогай только злата клад.
Послушал, выполнил наказ
наш Аладдин, вернулся в лаз,
да только лампу не отдал,
как будто дух что подсказал.
Колдун разгневался глубоко,
- Ну что ж племянник, ты далеко
от сюда с лампой не уйдешь,
ты с нею сгинешь, пропадешь...,
Будь так... Захлопнулась плита
сокрылся свет от колдовства.
Но видно есть на свете Бог,
он рок судьбою назовет,
и дух что на ухо шептал,
вдруг из небытия восстал.
Открылся ход и Алладин
вернулся в хижину один,
рассказ его здесь полился,
о дяде правду принеся.
Дары, гостинцы магрибинца
пришли к концу и голод вспять
заставил понести светильник
купцам базарным продавать.
Но перед тем мать Аладдина,
чтобы придать товарный вид,
потерла лампу ту овчиной,
в сию секунду вдруг возник
Джин посреди зелена саду,
словно несметная громада
был лик и страшен и велик...
- Приказывай, хозяин лампы,
я раб твой верный с сего дня,
под силу все, словно Атланту
что хочешь, хоть с самого дна,
хоть из огня найду искомо...
Так даже не пойдя из дома,
добыл тот Джин для Аладдина
поднос еды и три кувшина,
один с вином, другой с водой,
а третий с крошкой золотой.
И так в достатке дни текли,
сгорая в лени как угли.
Все Джин великий доставал,
тому кто лампу потирал.
И Аладдин в дремотной лени
бродил по городу весь день,
в раздумье разгоняя тени
сомнений, что сгущали сень.
 И вот на площади дворцовой
услышал глашатая глас:
- Закройте лица все мужчины,
чтоб не коснулась ваших глаз
виденье в виде царь-девицы
Будур, что едет из светлицы
в жар бани в этот ранний час.
Не внял се гласу Аладдин,
прижмурил только глаз один,
через второй узрел девицу,
красавицу подобно птице,
иль даже краше и милей,
чем все цветы с царских полей.
Царевна, ясная как день,
когда ни облачная тень
не омрачает небосвода,
Гибка, стройна и весела,
бела, в цветении свежа,
она, как летняя погода,
капризна, но всегда тепла.
Страсть взмыла в сердце Аладдина,
вернулся он совсем больной,
царевна стала им любима,
он к матери воззвал с тоской:
- Ступай к султану на поклон,
неси дары в царёвый дом,
сосватай ты мне молодицу -
красавицу Будур девицу.
 Мать в ужасе: -Подумай, сын,
опомнись, милый Аладднин,
она султана дочь, царевна,
а мы род бедный и издревна,
считались низшим по сословью,
узнают все, пойдет злословье,
язык соседский не унять,
что место в жизни надо знать.
Но день проходит и другой,
все ходит Аладдин не свой,
собрал дары, что Джин явил,
и матерь в путь благословил.
Увидел царь каменья, злато,
смекнул - видать, жених богатый,
и дочку выдать обещает,
визирей срочно созывает,
дает три месяца как срок
и жениха ждет на порог.
Но был хитер визирь один,
он нашептал, что вдовий сын,
хоть и богат как сам султан,
в молве закрутит ураган
из бранных слов и их позора -
бедняга рода ведь простого,
вот то ли сам визирь-жених,
не скажешь слов о нем лихих.
Уже и город украшают,
гостей к визирю собирают,
все решено наперекор,
забыл султан про уговор,
и не прошло двух долгих лун
уж свадьбы затевает бум,
все кувырком, народ ликует,
визирь с родней день-ночь пирует.
Вновь Джина вызвал Аладдин,
- Внимаю тебе, вдовий сын.
- Пускай в визиря брачну ночь
ты унесешь царевну прочь
к нам в хижину - то моя воля,
пусть не свершится злая доля
над девой в этот поздний час.
- Я повинуюсь, твой же глас
о справедливости глаголет,
пусть утро злое лишь умоет
того визиря не с добра
народа хлёсткая молва.
И вот деяние свершилось,
Будур в их доме очутилась,
и Аладдина здесь узрев
познала с ним любовный грех.
Наутро Джин расставил сам
все действа по своим местам -
Будур вернулась во дворец,
где пребывал султан отец,
и рассказала ему днём
про свой прекрасный чудный сон.
Султан смекнул - без колдовства
не обошлось в том сне порочном,
И кликнул Аладдина в раз
явиться перед свои очи.
- Ты станешь мужем для царевны,
на месте же своей деревни
дворец прекрасный возведи,
а с ним и дивные сады.
За ночь все сотворил им Джин,
наутро смелый Аладдин
явился уж не как жених,
как муж законный. Царь притих,
и только мысли беспокоят -
что это колдовство лихое,
что всё обман, и может статься -
с дворцом придется и расстаться.
А где же бродит сам колдун?
Прошло немало долгих лун,
и он явился в город днём,
чтоб власть над джином взять тайком.
- Меняю хлам я на товар,
- Какой тебе с того навар? -
кричит принцесса из окна, -
Есть лампа у меня одна,
на новую ее сменяю...
Так доля в дом вошла лихая,
и Джин достался колдуну,
тот тут же объявил войну,
забрал дворец, сады, Будур,
и в продолженье авантюр,
султан за магрибинца дочь
вновь отдает на брачну ночь.
Хитра царевна оказалась,
хоть свадьба все же состоялась,
та опоила колдуна
и брачну ночь была одна.
В окно пробрался Аладдин,
украл лампаду - снова Джин
вернул все на свои места,
и жили долго лет до ста,
герои наши поживали
печалей-горестей не знали.

То сказка славного Китая
одна из тысячи ночей,
теперь в молве людской блуждает
преданием прошедших дней.
Со странниками выпив чарку,
расстались позднею порой,
и счел рассказ я их подарком
той жизни младой, удалой