Долгие проводы

От какой тоски твоя одиссея
Домоседа, пластуна, гречкосея?
Плимутрок ли в жопу клюнул с размаху
Или с неба накудахтала птаха —

Но стремление к замене пространства
Беспощадней безнадёжного пьянства
И покрепче, чем объятья красотки,
Одурманенной любовью и водкой.

Кто  на что, а ты глядишь в поднебесье
У оставленных болот и полесья,
О бескрылости своей сожалея
На просторах лопуха и пырея.

А вверху, где недоступный всевышний
Наблюдает наши жёлтые вишни,
Строгим строем в направленьи теплыни
Проплывают гусаки и гусыни,

Журавли скользят по лунному следу,
Дорога печаль, как ложка к обеду,
И воркуешь сам с собой по руинам,
А пора бы в небе плыть цеппелином

На какой-нибудь восток или лето
В журавлином опереньи рассвета,
На закатный клин посадочных линий,
Но рассветы всё одно журавлиней,

Потому и остаюсь у порога
Дожидаться журавлей или бога,
О которых, если помню, то всуе,
На пролётных трассах не голосуя —

Провожая отлетающих с богом
На гнездовья или к вечным берлогам,
Предпочтительней — на южные гнёзда
Под живые незнакомы звёзды.

А они — какие есть — обереги
К возвращению в печали и снеги
Путешествующих ради чего-то
От родимого гнезда и болота,

Где их ждут, дождутся ли, ожидая,
Остающиеся: память седая,
Три звезды да пара клёнов под ними,
И которые считали своими

Улетевшие в какие-то дали,
Обещанья, искупленья, мистрали;
Вот и смотришь вслед судьбе пилигримов,
Словно время, протекающих мимо.

И дрожащая на плахе синица
Будет знать, что надлежало родиться
Поюжней, в незамерзающих штатах,
Крокодиловых, но тёплых пенатах.

Ну, а нам всего двенадцать, от силы,
На свои колокола и пунктиры
Остаётся в обжигающих грозах
И по-русски бесшабашных морозах.
19.09.2002