Мария Магдалина... уничтоженные главы

Ученье – свет. В мир нёс его Христос.
И к вере от греха ушла блудница.
Он соблюдал на жён Великий пост,
Но, – надо ж!!! – угораздило влюбиться…

Древнейшим пробавляясь ремеслом,
Избранница Мария Магдалина
Была на вид пушинкой тополиной,
Но, будто унаследовав престол,
С изнанки – своенравна и чванлива.

На выгоду у Машки нюх хорош:
Законно затесаться б в род Халдеев –
И ликом он на Господа похож,
И – бают люди – царь, мол, иудеев.

Златое сердце, серебро в устах! –
Глаголят все. И дева между делом
Всё шарила за пазухой Христа,
Бывало, что и в рот ему глядела.

Но падшим ангелом Христос не стал –
Желанье, забродив, не разгорелось.
Хоть глазками стреляла наповал –
Но несгибаемы душа и тело.

Плоть умерщвлял, не тратя втуне чувств.
И в сих делах неумолим и строг он –
На ложе путь лежит с церковных уз,
Как на духу дав клятву перед Богом.

От блеска полированных колец
Мерцают искорки в глазах мадонны.
Шаг к алтарю под дробный стук сердец,
Да чьи-то руки дёргают подолы.

В притворе торгашей несчётный ряд.
И, вторя им, в елей плеснувши скверну,
Дерёт святоша плату за обряд,
И твёрже веры прейскурант расценок.

Клин клином вышибают, и Христос,
Как мытарь – на законных основаньях,
Прикрыл торговлю и прижал им хвост,
Товар акцизной обложивши данью.

Потом повёл себя как басурман,
Совсем не озабоченный грядущим:
Мзду положил Он не себе в карман –
Калекам всё раздал да неимущим.

И под сурдинку с паствой он изгнал,
И тех, кто крышевал их изначально.
И пастырем, как истинный вандал,
Был отлучён от таинства венчанья.

Побрёл Он в тяжкой думе на пустырь,
И, не вкусив хлебов, уходят гости.
С кровями агнеца засох пузырь,
И брачной ночи белоснежна простынь.

                *   *   *
От зависти досада велика:
Христово бессеребрье выйдет боком –
Не надоить с мессии молока.
И шерсти клок не вычесать с Пророка.

Умом, что с тылу, бабонька крепка –
На скору руку отомстить, покуда
Шпыняет похотливость под бока
И под рукой услужливый Иуда.

Как нестерпимо жжёт промеж грудей!
И зуд под юбкой не угомонится.
И – как на грех! – так молод иудей,
Хоть выноси святых всех из божницы.

Не ведала в безумье, что творит,
Но бабьи страсти поважнее веры:
Иудушка – любимый ученик –
Просватан в записные кавалеры.

«Не возжелай…» – зарубкою скрижаль,
Но если взор истомою искрится,
Юнец телком на привязи бежал
За красною набедренной тряпицей.

И по ушам пошёл гулять навет
От очевидцев тех грехопадений!
У кляуз приговоров долгий век,
И не скостить срок райским поведеньем.

Быть может, всё открылось в вещем сне –
Наитью верхнее чутьё по силам…
А, может быть, сороки на хвосте,
Что донести хотели, доносили.

Пусть дифирамбы все поют Христу –
Уколы взглядов чувствует загривок:
Всегда найдётся очень добрый люд,
Что шепотком да посудачат в спину.

Какой-то там залётный вертопрах
Осеменял возделанную ниву.
Любви и веры и надежды крах
Не ждал он от своей же половины.

Не оградить от козлищ огород,
Пока на лаврах Бог спокойно дремлет, –
Достал из подхребетья сучий род,
Подзуживало с детства сучье племя.

Доверия упущены бразды.
Меж сосен трёх блуждал слепой тетерей
Без путеводной нити поводырь…
И вроде тризны тайная вечеря.

Бог по заслугам всем своё воздаст,
Но нынешняя жизнь – как ты постыла!
Сказал: «Один из вас меня предаст»,
А сердце изболелось: – Изменила…

                *   *   *
Плод подарил им искуситель-змей,
Но громом каждый скрип и шорох ночью!
И всякий раз, в объятиях сомлев,
От страха умирали в одиночку.

Мессия, в лихорадочном бреду
Томясь в душе предчувствием гнетущим,
Метался в Гефсимановом саду,
Найти надеясь райские те кущи.

Как полное затмение луны,
Нависла над Эдемом тень Иисуса.
Что ждёт? Не в спину ль градом валуны…
С досады локоть собственный искусан.

И за собой сжигая все мосты,
Как только громыхнули стражей латы,
Девица шустро шмыгнула в кусты,
Обоих их оставив на расплату.

Навстречу деве движется отряд.
К ним с причитаньем бросилась срамница:
Там на Болотной власти костерят,
Там что-то непотребное творится!

Прищученный с поличным иудей,
Припал к стопам, взывая о пощаде,
И был прощён. Учитель – не злодей
Учил быть милосердным к падшим чадам.

Иуда же, как истинный дурак,
С лихим подобострастием холуя,
Как будто бы кому-то подал знак,
В уста Христа в раскаянье целуя.

И фарисеям в этой кутерьме
Был найден повод, чтобы зацепиться:
За смуты грех, таившийся в уме,
Под стражу взят и брошен был в темницу.

                *   *   *
Пыл поугас – вселился в душу страх…
Как, изловчившись, слух пустить паскудный:
Сама как будто бы не при делах –
Измена снизошла из уст Иуды.

Чтоб собственную подлость оправдать
В погоне за доходной синекурой,
На свой аршин их стала примерять:
Один блаженный, а другой придурок.

Как часто ошибается молва,
Что вечера мудрее будет утро:
Марийка только бровью повела –
Исходит вожделением Иуда.

Как просто, примостившись у бедра,
На кошельке ослабивши бечёвку,
Подсыпать тридцать мерок серебра –
Апостола поймать на мелочёвке.

В кошель мельком взгляд бросила она:
Куда ни кинь – в остатке половина.
Иуде столько же монет слила…
Мелькнула мысль: а не продешевила?

Двух зайцев заодно загнать в силки –
Льёт не святой водой слезу девица:
Любимый ученик пожнёт плевки,
И можно от помолвки откреститься.

Пошёл гулять слушок из уст в уста:
Змею пригрел у сердца Сын Господень.
И, прикрываясь именем Христа,
Угодник божий сдал слугу народа.

                *   *   *
И прокуратор не нашёл вины,
И судия запутался в законах,
А Церковь гнёт: исчадье сатаны
И оборотень, хоть не при погонах.

Что перед силой не склонял главы
И не просил смиренно подаянье,
Мятежным стало слово без хулы –
Приравнено к разбойничьим деяньям.

Себя Он сыном божьим величал,
Но это блажь… А грех – во время оно
Умы любовью к ближнему смущал!
– Повинен! Смерть! – вердикт Синедриона.

А подданные с властью заодно:
Кто ужас прятал за хвалебной песней,
Кто безразличье заливал вином…
Лишь единицы в горе рвали пейсы.

Как искупления благую весть,
Христос, с венцом на царствие воздетым,
На собственном горбу нёс тяжкий крест
И не роптал, что он за всех в ответе.

На палачей взирал Он свысока,
Но затянулось смерти очищенье!
Тот, кто не пожалел воды глотка,
На вечный срок продлил Его мученье.

Сознанья искорку во тьме нирван
Лениво смерть меж пальцев придавила:
Заученно мессия умирал…
Как в первый раз – от шашней Магдалины.

Не ведая, что злом творит добро,
Своей Голгофы будущий наследник,
В то место, где Господь прибрал ребро,
Копьём ударил воин в милосердье.

Тайком Мария в чашу собрала
У ведьм что вечно пользовалось спросом,
С корысти столько крови попила,
Чего же пропадать добру Христоса.

                *   *   *
С утра собрался плакальщиц обоз,
Христову кровь и плоть вкусив во здравье,
Проплачено, и потому всерьёз
Лить крокодильи слёзы поминанья.

Как принялась блудница подвывать!..
А чтоб не разносили бабы слухи,
Давай землёй им темя посыпать
И драть власа из локонов подруги.

Спасаясь от потопа мёртвых вод,
Покойник, извертевшись на погосте,
Душою, устремлённой в небосвод
И даже телом к Господу вознёсся.

                *   *   *
Народу для подпорки дан костыль,
А в слепоте как были, так и будут.
Из пальца бабой высосан пасквиль,
Но все им тычут в сторону Иуды.

От слёз чистосердечья тот опух.
И сколько бы верёвочке не виться,
Петля стыда перехватила дух,
Где кол осиновый укоренился.

Мария ж, всенародно чтя Христа,
На площади базарной пала ниц и
Распродала все щепки от креста,
Задёшево всучив и плащаницу.

Не сделала с утёса в бездну шаг,
Ни висла бездыханно на осине,
И вены не вскрывала сталь ножа –
Раскаянья не жди от Магдалины…

Но не найти покоя ни на дне,
Ни в пустыне – хоть кайся, хоть не кайся
Что только раз пришло в кошмарном сне –
Его посыл: «Ко мне не прикасайся»…

                *   *   *
На сотню лет вперёд и во сто крат
Учёные мужи изморщат взлобья.
И кто и в чём конкретно виноват
Ломают головы, ломают копья.

Все годы, что прожиты бок о бок,
В писаньях пеплом по ветру развеяв,
От церкви отлучили под шумок,
В безвестность на века предав забвенью.

Не поддержу усмешку упыря
И жалостью дичь добивать не буду,
Наткнувшись на запутавшийся взгляд
Марии-Магдалины…
                Иль Иуды.