Корабль воспоминаний часть вторая
Не докурив злодейской трубки.
Как жаль, не дожил мой отец,
Пропал в жестокой мясорубке.
Свою мечту не пережил,
Он так покойного «любил».
Сказать был траур – это мало,
Страна в истерике рыдала.
Казалось, в мартовскую слякоть
Весь мир был должен с нами плакать
И в путь последний провожать.
Но долго не пришлось лежать
Ему с вождём пролетариата,
Пришла к «мудрейшему» расплата.
Что ложь чадит, и будет копоть,
Чекисты знали наперёд.
Полился буржуазный дёготь
На наш советский чистый мёд.
Полезли слухи по парадным,
Что вождь был очень кровожадным.
А друг его – Хрущёв Никита,
Наш миротворец от кувалды,
Тот вылил целое корыто
На пахана гнуснейшей правды.
Но наш народ не проведёшь,
Он отвергал и эту ложь!
**
Из-за дурного поведенья
Я покидал нередко класс
И по учительскому мнению
Был хулиган и лоботряс.
Но голова моя варила,
Когда хотел, я был речист.
Так что под маскою дебила
Был стопроцентный хорошист.
И хоть шалила наша «кроха»,
Но школу кончил я неплохо.
**
Как много радостей на свете,
Когда ты молод, полон сил,
И даже пятый пункт в анкете
Меня тогда не тяготил.
Прочь многолетняя нуда!
Я в жизнь бросаюсь без разминки.
Но кто подскажет мне куда
И по какой идти тропинке?
Вот первый трудовой успех:
Завод, его литейный цех.
Бывалый мастер мне, как брату,
Вручил совковую лопату.
И предложил с блатной ухмылкой
В палатку сбегать за бутылкой.
Наверно это означало
Обмыть рабочее начало.
Вот так бутылочку распив,
Я влился в дружный коллектив.
**
Союз пыхтел и надрывался,
А Запад дальше уходил
И всё сытнее «разлагался»
И ароматнее «смердил».
Но был упрям кухаркин род
И защищал свою химеру,
А терпеливый наш народ
Уже терял былую веру.
Но был момент, и я, не глядя,
Хотел удрать на целину.
Отговорил покойный дядя,
Я низко кланяюсь ему.
Он мне сказал: «Совсем неумно
Бежать туда, где очень шумно.
Что голова моя пуста,
Хотя и кудри вьются лихо.
И что в приличные места
Все отъезжают очень тихо,
А там, где много пустословят,
Ни рыбок, ни мышей не ловят».
**
Всё чаще, но, увы, во сне
Я вижу нашу комнатушку:
Бумажный коврик на стене,
Кровать железную, подушку.
Вновь проплывают, как в тумане,
Родные, милые мне лица.
Вот мы на стареньком диване,
А вот ещё одна страница
Из той трагедии иль драмы,
Где нет уж ни сестры, ни мамы.
Хранят душевный мой покой
Две ваши ангельские тени.
Пред вашей памятью святой
Я опускаюсь на колени!
**
Ошеломлён двадцатый век,
Он рукоплещет Эсэсэру:
Простой советский человек
Открыл космическую эру!
Дымились домны деловито
Давали шахты уголёк
И всем командовал Никита
Крутой шахтёрский паренёк
Неистовый адепт марксизма,
Он отметал сомнений грусть.
Моральный кодекс коммунизма
Учили в школах наизусть.
С каким нахрапом и наездом
Дурь перехлёстывала край
Был утверждён партийным съездом
Конкретный срок прихода в «рай».
Я не был храбрым Дон-Кихотом,
Был беспартийным, но в строю
И по прикидкам и расчетам
Я успевал пожить в «раю».
Пропагандистские дешёвки
Бальзам для нищих и калек.
Слепил Хрущёв свои «трущобки»,
Чем и прославился навек.
( продолжение следует )
Свидетельство о публикации №114011900145
"друг его – Хрущёв Никита,
Наш миротворец от кувалды,
Тот вылил целое корыто
На пахана гнуснейшей правды".
И вот уже автор - он же герой поэмы - окончив школу начал свою трудовую биографию на заводе,в литейном цехе, начал с распития спиртных напитков, что было, вероятно, не редкостью, и с помощью этого нехитрого действа успешно "влился в дружный коллектив". И опять о Хрущеве и о том, как автор, благодаря своему умнице дяде не участвовал в поднятии целины, такой же , по мнению автора, "пропагандистской дешёвки", как и строительство по всей стране "трущобок". Что тут сказать? Автор жил в Москве, в коммунальной квартире, но он не жил в бараках, которых было несметное множество в послевоенных городах Советского Союза, и которые мало чем отличались, наверное, от бараков лагерных - двойные дощатые стены, между которыми насыпан шлак из тех же литейных цехов. В длинный коридор выходило от двадцати до сорока дверей, за которыми в маленьких комнатках ютилось по несколько семей. В жилом пространстве каждой семьи умещалась одна железная кровать и небольшой столик или тумбочка, а друг от друга семьи отделяли дешевые занавески. В таких бараках жили матери с детьми, как правило, без мужей. Полноценным семьям - муж, жена и несколько детей - везло больше, им давали возможность переселиться в точно такой же барак, но комнатку занимала уже только эта одна семья. Автор не жил в бараках, а я жил и знаю, какое это было для нас счастье, когда мы, наконец, переехали в настоящий кирпичный многоквартирный дом в новом тогда микрорайоне "Черемушки". Да, Хрущев сделал немало ошибок, одна из которых - передача Крыма Украине - аукается нам сегодня. Но История не знает сослагательного наклонения, никто не может сказать, что было бы, если бы на месте Хрущева был кто-то другой. Возможно, тот, другой совершил бы другие, еще более грубые ошибки. Так или иначе, но грандиозное строительство и переселение (бесплатное) народа из бараков в комфортабельные по тем меркам дома, презрительно названные автором "трущобки", было величайшей заслугой Хрущева.
Валентин Воробьев 19.01.2014 17:45 Заявить о нарушении
а жил я в Москве на Выстовочном пер. (р-н Шаболовки), где дома были деревянные,
одноэтажные с жилыми полуподвалами. Водопровод и канализация были общими и находились во дворе. До 50-х годов у нас было дровяное отопление.
А получили мы в 63 году квартиру 21,2 кв.м. в блочном доме с сидячей ванной на троих взрослых разнополых людей (я, старшая сестра и мать). И мне до 40 лет пришлось спать на раскладушке в одной комнате с матерью.
Ещё раз спасибо за прочтение и неравнодушие.
Семён Фирштейн 19.01.2014 20:38 Заявить о нарушении
Валентин Воробьев 19.01.2014 20:54 Заявить о нарушении