Антра-Наследница неба Представление романа

                Аннотация и первая глава I тома
                (Планирую целиком или фрагментами печатать в Прозе РУ)


                Эрлен Вакк
                Антра – наследница неба
                Приключенческий
                научно-фантастический
                роман-хроника
                в двух книгах
                первая (I – II тт)
                вторая ( III - IV тт)
                Москва 2013
УДК
ББК
В
ISBN
© Вакк Э.Г., 2013

* * *
Этот роман имеет свою историю, как и большинство книг,
содержание которых есть переплетённый с действительными со-
бытиями вымысел. Быть может, его отличает лишь то, что в этом
романе вымысел тесно связан с непреходящей романтикой науч-
ной мысли на широком историческом фоне и поиском извечной
тайны Вселенной, главная из них – происхождение человеческо-
го сознания.
Адепты мировых религий полагают, что монотеизм и есть
воплощённая истина. Но история цивилизации доказывает,
что только мятущийся человеческий разум способен пробиться
туда, куда не дотянется длань «творца», в каком бы облике он не
представлялся.
Четыре тома романа описывают часть событий первых деся-
тилетий XVIII века и некоторые эпизоды XX века. Содержание
его основано на дневниках одной весьма странной герцогини –
Антры де ла Фош. Люди, имевшие до недавнего времени редкую
возможность общаться с ней, утверждают, что этой женщине
трудно дать лет тридцать, а её парадоксальные выводы о сути
Вселенной ставят в тупик самых крупных авторитетов научной
мысли. Художественной форме повествования мы обязаны Илье
Петровичу Смыслову-Скородумову – переводчику и редактору
дневников герцогини. Именно ему, специалисту по истории на-
уки и религии, мы также обязаны некоторыми экскурсами в со-
бытия веков минувших и немногими комментариями научного
характера.
Илью Петровича угнетало одно обстоятельство. В силу
скромности он даже свои научные статьи писал не от перво-
го лица, предпочитая столь близкий его сердцу академический
стиль: «по нашему мнению», «мы взяли на себя смелость пола-
гать» и т. д. Вняв его мольбе – а как отказать другу в такой мало-
сти? – я переписал роман, стараясь, по возможности, избегать
пресловутого «мы», вот почему и подписываюсь (по его настоя-
нию, разумеется) своим собственным именем.
                Эрлен Вакк
                07.02.2012
3

                Том I. МОЛЧАЛЬНИК

                Часть I. Возмужание
               
                Глава I. Дежавю в Ватикане

«Место и время, место и время... – Илья, погружаясь в ле-
денящий душу ужас, пытался понять: – Это уже было, да? Но,
если было, – где, когда?» В висках стучало: «Место, место...» Увы,
кроме мандельштамовской строки: «Не город Рим живёт среди
веков, но место человека во Вселенной», – он ничего не вспом-
нил. Память, его феноменальная память, давала сбой и каменела
под гнётом скорби и ужаса...
Это всё происходило в 1981 году. Папа Иоанн Павел II, один из
самых образованных людей своего века, хорошо разбиравшийся
в истории естествознания, собрал в Ватикане международную
конференцию учёных. Среди приглашённых светил мировой на-
уки преобладали физики-теоретики, астрономы, астрофизики и
математики. Были там и биологи, и генетики, и сторонники эво-
люционного развития органической жизни на Земле.
Были там и философы. Впрочем, человек, знакомый с исто-
рией науки последних трёхсот-четырёхсот лет, может с недоуме-
нием пожать плечами и спросить: а кто из физиков не философ?
И будет прав. Как только в истории естествознания обознача-
лось новое направление, тем более прорыв, эпохальное откры-
тие, например закон Хаббла, объяснивший с помощью наблю-
дательной астрономии факт разбегания галактик во Вселенной,
тут же начиналась усиленная работа умов по идентификации и
определению места данного открытия в общей системе взглядов
на происхождение самой Вселенной. И нередки были примеры,
когда учёный, слывший талантливым теоретиком или экспери-
ментатором, бросал основную работу и переходил в лагерь фило-
софов. Тяга к философским обобщениям итогов развития науки
становилась для него смыслом жизни и формой существования.
Конференция, созванная Понтификом, и была посвящена
различным философским аспектам происхождения Вселенной.
Успехи естествознания к концу XX века были настолько оче-
видны и масштабны и настолько не стыковались, мягко говоря,
7
с библейскими мифами Творения, освящёнными Мировой Цер-
ковью*, что для сохранения влияния на умы верующих Церковь
нащупывала те места в гипотезах о происхождении Вселенной,
которые хоть как-то можно было ассоциировать с библейскими
сюжетами.
Вот такой теорией, насчитывающей с момента своего появле-
ния до 1981 года более тридцати лет, является теория Большого
взрыва. Большой взрыв – это рождение Вселенной из сингуляр-
ности (из точки с бесконечной массой и бесконечной кривизной
пространства).** Этот сценарий вполне устраивал Понтифи-
ка Иоанна Павла II, так как происхождение Вселенной из точ-
ки можно было, пусть и с натяжкой, отнести к акту Творения.
Правда, лет этой Вселенной, как ни крути, порядка 13–14 милли-
ардов, что с Библией, как говорится, и рядом не лежало. Физики
не очень возражали, так как, во-первых, в сингулярности не ра-
ботает ни один из известных физических законов и, во-вторых,
некоторые умы, например Стивен Хокинг, физик с мировым
именем, один из авторов теории чёрных дыр, к этому времени
уже всерьёз занимались теорией квантовой гравитации.
Из этой теории могла появиться гипотеза о том, что Боль-
шого взрыва не было и Вселенная существовала всегда. А такой
Вселенной Творец не нужен. Но престарелого Понтифика этими
соображениями смущать не стали. На том и расстались. От Ака-
демии наук СССР были делегированы всего три человека, в том
числе доктор физико-математических наук Илья Смыслов-Ско-
родумов. Илья, в недавнем прошлом физик-теоретик, приехал на
эту конференцию в качестве старшего научного сотрудника Ин-
ститута истории естествознания АН СССР . Это был небольшой
коллектив историков науки. Илья возглавлял группу теоретиков
по исследованию важнейших открытий XVII века.
Проходя по залу конференции во время перерыва между пле-
нарными докладами, Илья обратил внимание на женщину, си-
девшую в первом ряду бельэтажа. Вначале он не понял, что при-
влекло его внимание. Но застарелая даже не боль, а болезненная
настороженность заставила его остановиться. Где-то из глубин
подсознания начало всплывать почти забытое чувство обречён-
__________________________________________________________
* Имеются в виду три ветви монотеизма: Иудаизм, Христианство,
Ислам.
** Автор гипотезы – английский астрофизик Фрэд Хойл, 1949 г.
8
ности и необъяснимого страха, парализующего сознание. Когда
же такой провал в неосознанное случился с ним в первый раз?
Он часто ездил на международные собрания учёных и многих
иностранных коллег знал в лицо, со многими установились дру-
жеские отношения. Так, он часто встречал двух чехов. Когда-то,
лет двадцать назад, он сошёлся с ними на симпозиуме физиков,
устроенном на Чегете. Парни, как и Илья, были заядлыми аль-
пинистами, и после окончания работы симпозиума они вместе
успели сделать пару несложных восхождений. Одного из них зва-
ли Франтишек. Крепкий светловолосый парень, как оказалось,
астрофизик, специализирующийся в области радиоастрономии.
Второй чех, Карел, подшучивал над Франтой – у того сорвался
роман с одной красивой француженкой. Илья вспомнил: да, там
была женщина-физик, кажется, из Сорбонны. Очень серьёзная.
Доклад её был настолько осложнён громоздким математическим
аппаратом, что запомнить его на слух было невозможно.
В перерыве Илья разыскал эту француженку, чтобы попро-
сить репринт её доклада. Он подошёл к ней... И потом? Да! Он
посмотрел ей в глаза... и провалился. Это была бездна, тёмная,
затягивающая, как омут. Но главное, он читал в этих глазах та-
кую боль, такую безысходность, что у него самого потемнело в
глазах. Он пришёл в себя через несколько мгновений, но её уже
не было. Потом он увидел её ещё раз, издали.
Илья почти забыл черты её лица, помнил только, что оно
было красиво, обжигающе красиво. Ей можно было дать лет
30–35, не более. У него осталось чувство невосполнимой утраты.
Так бывает, когда неожиданно вспоминаешь о недавней смерти
близкого человека. Он с детства не переносил траурные звуки
шопеновского марша, и этот неожиданный провал в состояние
глубокой скорби, вот так, на ровном месте, сильно напугал его,
и он долго не мог избавиться от чувства тоски и тревоги, пере-
ходящей в приступ необъяснимого страха.
И вот, спустя двадцать лет, здесь, в Риме, его настиг такой
леденящий душу ужас и полный провал памяти. «Она уже долж-
на быть довольно пожилой», – преодолевая страх и чувство от-
вращения к себе, он обернулся. Его качнуло. Что за чертовщи-
на... Этой женщине при беглом взгляде нельзя было дать больше
тридцати лет! Он ещё раз посмотрел в её сторону, но в том кресле
уже сидел высокий седой старик. Всё! Пора к психиатру.
9
Разозлившись на себя, он покинул зал конференции и пошёл
бродить по Риму. Он шёл и вспоминал. Берлин, 1972 год. Конфе-
ренция по квазарам. Какая-то женщина прошла мимо, стараясь
не смотреть на него, так ему показалось. Но его качнуло, и опять,
правда, ненадолго, он рухнул в этот провал, в пространство глу-
бокой скорби. Сердце дало сбой. Ему впервые в жизни приго-
дился валидол. До конца конференции со смешанным чувством
страха и надежды Илья пытался её найти. По непреходящему
ощущению тревоги он знал, она где-то в зале, но так и не увидел.
Далее, 1980 год. Конференция в Колумбийском университете.
Докладывала женщина физик – англичанка или француженка?
Его насторожило слово, знакомое, редко употребляемое, – перво-
материя. Где он мог слышать его раньше? Почему он вдруг так
напрягся? Ну конечно, двадцать лет назад в Чегете! В её докладе,
репринт которого он так и не получил.
Молодые американские учёные, со свойственной им непо-
средственностью, граничащей с развязностью, закидали её во-
просами и насмешками. Он сидел далеко от кафедры, поэтому не
мог рассмотреть лица. Только когда она прошла мимо, покидая
зал, он вскочил. Да! Это была она. Но пока он пробирался вдоль
кресел, непрерывно извиняясь, путаясь и застревая в чужих ко-
ленях, она исчезла.
Он не успел рассмотреть её лицо, но узнал по тому щемящему
чувству, возникшему тогда, ещё в Чегете, и погрузившего Илью
на долгие месяцы в состояние тоски и безысходности. И вот, спу-
стя всего полтора года после США, это наваждение повторяется
в Ватикане.
Незаметно он дошёл до Пантеона Агриппы. Уникальность
Пантеона в своё время его ошеломила. Купол – огромная иде-
альная полусфера с отверстием в центре диаметром не меньше
восьми метров. Но дождь никогда не попадает внутрь даже при
самых сильных ливнях – так рассчитана аэродинамика восхо-
дящего потока воздуха и такова мощь динамического напора!
Чудо инженерного решения. И это римляне соорудили 2000 лет
назад! А портик украсили циклопическими гранитными колон-
нами, вывезенными из древнего Египта, как и четырнадцать под-
линных египетских обелисков, установленных по всему вечному
городу от Народной площади перед парками виллы Боргезе до
Пантеона и Собора святого Петра.
10
Размышляя о непостижимой силе ума древних строителей
Рима, он, уже успокоившись, подошёл к усыпальнице Рафаэля,
расположенной в глубине зала, слева от входа в Пантеон.
Рядом была ещё одна небольшая безымянная усыпальница.
На бронзовой плите размером 20х20 см, вделанной в мраморный
пол Пантеона, виднелись три, почти стёртые тысячами ног, ла-
тинские буквы: G d’O – без указания даты рождения и смерти.
Эти буквы, где он их видел? Тёплая волна далёкого воспомина-
ния на какие-то мгновения захлестнула его сознание и схлынула,
оставив боль и досаду на свою немощную память. Над плитой с
этими инициалами на коленях стояла женщина.
Это была она. Илья Петрович почему-то воспринял факт её
появления здесь как нечто само собой разумеющееся. Но этот по-
ворот головы и безупречный овал лица... Второй раз за эти мгно-
вения чей-то полузабытый образ начал всплывать в его сознании.
Он немного знал французский. Было стыдно и неловко под-
слушивать. Но не было силы, способной заставить его повер-
нуться и уйти. Тайна, огромная тайна раскрывалась перед ним.
Она говорила, обращаясь к кому-то невидимому: «Зачем ты по-
кинул меня, любовь моя вечная? За что так наказана твоя Антра,
почему я осуждена скитаться среди людей, оплакивая всех близ-
ких год за годом, век за веком...»
Она смолкла. Стояла такая тишина, будто весь огромный го-
род замер в скорбном молчании. Он вдруг понял, что сам стоит
на коленях... Провёл рукой по лицу – рука была мокрой от слёз.
И тут он услышал её спокойный голос. Это был голос до боли, до
крика похожий на голос его матери, умершей несколько лет на-
зад. Не оборачиваясь, на чистом русском языке она сказала:
– Зачем вы преследуете меня, Илья? Каждые десять лет я
встречаю Вас. Вы уже стали совсем седым. Поймите, это бес-
смысленно. Я, Антра де ла Фош, не от мира сего. Оставаться ря-
дом со мной – значит подвергать себя опасности более страшной,
чем смерть.
Она обернулась. Опять эти глаза, эта бездна. Она влекла и то-
мила, лишала воли к сопротивлению.
На всё тело, особенно на грудь, навалилась тяжесть. Как
будто дул ветер – тяжёлый, каменный, неподвижный. Это было
жутко и непонятно – как он может дуть и при этом оставаться
каменным и неподвижным. Он вспомнил, что лишь однажды его
11

охватило такое же состояние. Это было в Париже, в музее Орсе.
Он стоял перед знаменитым «Распятием» Николая Ге. Там, на по-
лотне, был такой же каменный ветер, тяжёлый, неподвижный,
леденящий душу. И в этом потоке смерти застыли на крестах три
скрюченных человеческих тела. Но мёртвая, искажённая страда-
нием голова Иисуса упрямо, с вызовом, была повернута навстре-
чу этой каменной неподвижности. Эффект присутствия был та-
ким, что у Ильи от ужаса зашевелились волосы на голове. Даже
Рембрандт, даже Эль Греко никогда не погружали его в такое без-
донное пространство трагедии.
И здесь, в Пантеоне, эта тяжесть навалилась, придавила к
полу. Всё поплыло. Огромный зал Пантеона стал вращаться, на-
бирая обороты вокруг невидимой оси, уходящей в небо. Из-за
сильного головокружения он на миг закрыл глаза, а когда от-
крыл, Антра де ла Фош исчезла. Невольно он посмотрел на от-
верстие в куполе гигантского зала Пантеона. Ему показалось, там
мелькнул полупрозрачный женский силуэт...
В гостинице он достал из холодильника водку, в ванной вы-
тряхнул из стакана бритву и зубную щётку, налил до краёв и вы-
пил. Как же ему было плохо... Утром он мучительно вспоминал,
что с ним было вчера? Галлюцинации? Шизофренический бред?
Не дожидаясь торжественного закрытия конференции, он улетел
в Москву. Друг, известный психиатр, сказал ему прямо в глаза:
– Илья, это опасная деформация психики. С тех пор, как ты
бросил науку и закопался в трудах и архивных рукописях Декар-
та, Бойля, Ньютона, Лейбница, Паскаля, Гука – кто там ещё на-
творил в твоём любимом XVII веке? – у тебя нарушилось адек-
ватное восприятие истории и окружающего мира. Остановись,
пока не поздно. Я бы не хотел видеть тебя среди моих постоян-
ных клиентов. Брось! Ну была у Ньютона, как ты мне рассказал,
то ли возлюбленная, то ли ученица, некая герцогиня, чокнутая на
идее первоматерии. Мало ли на свете психов, выдававших свой
бред за научное предвидение.
– Но я опять её видел, как тебя, два дня назад!
– И сколько же лет этой Антре де ла Фош было на этот раз?
– Не знаю... Года тридцать два, наверное.
– Сколько?! Ну всё, поздравляю, это уже чистая клиника. Вот
тебе направление на полное обследование. Не придёшь в четверг
– звоню твоей Лизавете. Грех на душу брать не буду.
12
P. S. Московская жара
Илья Петрович, рассеянно сунув направление в карман и не
попрощавшись, от проходной института Сербского по Кропот-
кинскому переулку вышел на Пречистенку и по теневой сторо-
не дошёл до Садового. Было два часа пополудни, жара в Москве
стояла страшная. Чуть не бегом, на зелёный, он пересёк
Зубовскую площадь и изнемогая – сорочка под пиджаком прилипла
к телу – побрёл по Большой Пироговской к спасительной тени
сквера, острым клином разделяющего Пироговку и улицу Девичьего
поля.
    У памятника Льву Николаевичу стояла группа туристов, в
основном японцев, среди них ростом выделялись две фигуры –
женская и мужская. Женщина, стройная, в лёгком платье, судя по
фигуре, совсем молодая, стояла лицом к памятнику под большим
ярким зонтом. Рядом с ней – высокий старик, белый, как лунь.
Илья Петрович обратил внимание на мощь и монументальность
его лица, подобного изваянию древнего галла...
Он похолодел, опять начиналось это... Зачем?.. Ноги подко-
сились, падая и теряя сознание, он ещё слышал встревоженные
голоса японцев, доносившиеся откуда-то издалека...
В эти доли секунды на него обрушилась лавина странных
картин: это не голоса, нет, это шум прибоя, белопенный корабль
Princess Diana в облаке парусов, Пётр I на палубе и он рядом. А вот
и человек-карлик в монашеской сутане с ушами летучей мыши
и глазами смерти. Здесь же тот, с лицом, прикрытым красным
платком под низко надвинутой шляпой. Илья Петрович вонзает
в него шпагу по самую рукоять. Но по мере того, как клинок вон-
зается в чьё-то тело, в него самого входит жало непереносимой
боли, он перехватывает эту боль рукой у самого сердца. Вторая
рука занята, он прижимает к груди тело четырёхлетней девоч-
ки – она мертва и тает, тает в его руках... Нет, это не девочка,
это младенец, полный, румяный с широко открытыми тёмными,
как ночь, глазами, источающими ужас смерти. Чей-то знакомый
женский голос зовёт его: «Илюша, иди посмотри, как Миша уми-
рает...»
...Кто-то расстегнул ему сорочку и склонился над ним, чьи-то
глаза с состраданием заглядывали ему в лицо, но в них, в этих
глазах, была бездна, и эта бездна влекла его всё дальше и дальше,
в беспредельный ужас одиночества.
Больше он ничего не помнил.
13