Февраль. Аптека. Фонари...

Февраль... Прохладно... Фонари...
Аптеки  –  три... Иду за чаем.
Аптекарь что–то говорит,
Меня сквозь сон, как сон, встречая.

 –  Нет, мне не яду, просто чай,
К примеру, с мятой и мелиссой  –
Заснуть, как будто невзначай,
Проснуться: солнце тропкой лисьей
По–зимнему к норе бежит,
Хвостом полнеба красит рыжью...

Аптекарь сонно ворожит
Над пузырьками... Утро ближе...

Пост не оставят фонари.
Как одноногие солдаты,
Став взлётной полосой зари
К утру, всё помнят: жизни, даты.
Слезят желтеющей тоской,
Рассыпаны дорожкой пшённой.

Несут свечу одной рукой,
Под ноги глядя отрешенно...

2

Ты поспи… Я останусь с тобою везде:
Строчкой виршей, алеющей лентою
Высоко, ранним утром, в седой борозде...
Запрокинешь лицо: я  –  рассветная!
И когда ночь заплачет слезами дождей,
Утирая глаза тёмно-синие,
Расскажу тебе сказку: «Семь смелых вождей
Бороздили пески древней Сирии…»

Утешая, что лучшее  –  там, впереди,
Подарю свой не тонущий мячик...
Ты узнаешь меня и во сне, и среди
На меня не похожих, а значит:
 Платье, шитое долгой  зимой  на заказ,
Будет ветер ловить тонким ситцем…

Ты уснул…?! Не иди далеко, я сейчас…
Лишь придумаю, как тебе сниться…

3

Притихла ночь на паперти окна,
В рассвет и ей, и мне остался шаг.
Лесами по ночам идёт весна.
Пути готовит огненный Варяг,
За облаком верша аршинный бег,
Летящий, тут же, в лужах, топит снег.

Пугливой мышью  тишь сидит в углу,
От света юрко в норку убежит.
Наперсток надевая, свет в иглу
Продену  –  мысли в ткань по краю сшить.
Но рвется мысль, тугую чуя нить.
Откладываю...
             Сны иду кормить
                с ресниц.

Бегут лучи на мой карниз,
Ложатся сквозь окно каймой на ткань.
Бесшумность и бесшовность `иных риз,
Наполнили светлеющую  рань.
Щека, как снег,  спешит во сне алеть
В лучах.
                А сном прошита ткань на треть...

4

Поглотивший  бессонье,  он  плещется, как океан,
сон! 
            –  Глубок,   беспристрастен,  шлифует острейшие камни
в безупречную гладкость.
                Он   –  жизнь берегущий титан,
старый мудрый еврей,  из отреза кроящий мне память.

Платья сшиты, умело!  –   Душе и теплей, и светлей!
Тридцать три одеянья на разные случаи жизни!
Тридцать три, но такие, что вызовут гнев королей
или зависть шутов...
                На осколках зеркал, мир мне  –   призма!

Проходя сквозь него, преломляюсь на стайки огней  –
Луч прямой, далеко от земли я  – по Образу  –  белый!
Ну, а здесь  –  огоньки, чтобы кто-то стал смерти сильней,
Отогревшись улыбкой: «В руке пахнут облачным мелом!"


5

Во сне ветра я слышу…
                Веря им,
Смешною  пересказываю сказкой,
Как Иржи стал немножечко другим,
Луч перепутав с прядью Златовласки.

Я слышу голос трав, зверей, зарниц!
Озябшая, держу в руках мгновенья:
Они, согревшись, станут стаей птиц,
На миг мне подарив отдохновенье...

Я слышу, вижу, но..! О, горе мне:
Мечи куют! Скажу ли: просто снится?
Так душно на глубоком тёмном дне!
И...  –  сказка покатилась по реснице.

Я помню сон: в лесу, страшась людей,
Душа бродила  –  скорбная, большая!
Я вижу так, как видел иудей
В темнице, голос снов не заглушая.


6

А завтра жизни слой осядет пылью
И стёкла окон снова протирать
До скрипа под газетою, бессилья
Усталости сладчайшей.
                На кровать
Стелить бельё, что пахнет  талым снегом,
Ветрами... Верить сказкам за окном,
Дремать бегом, не отставая в беге
От солнца, что щёкочет окоём...
И слушать: колокольно мчится лето!
Но прежде ночь подтает под капель!
Проснуться, прикорнув  на миг в рассвете,
Среди миров и песен, словно Лель.

Ну, вот и всё... почти.
                Сочти за малость
Всё то, что я в ночи пережила,
Пропахшей льдом, что к двери зверем жалась,
Но жизнь из рук не выпустить смогла.

Запомню этот миг ли, позабуду?  –
Я стала очень быстро забывать...
Скажу улыбкой в небо: "Здравствуй!"  –
Чуду,
           которому роднее не бывать.

7

Ещё немного слепоты в сей беззаветности осталось.
Мосты заснежены, пусты... Но неба утренняя алость
Блеснёт на лезвии души, что позабудет после пеной
Морскою стать! Тогда пиши о ней, другой уже, не ленно
Нетленную  – на новый лад...
                О сказке  –  ты? А я  –  о жизни.
Так путано и невпопад... о драгоценном атавизме.


8

Под вечер на улицу пьяно ввалилась весна,
А я растерялась  –  в февраль незаметно влюбилась!
Я с ним говорила,  шатаясь, как призрак, без сна,
И вдруг развела  на раскаянья слёзную милость…

Расплакался он, ну, и я…
                как всегда,  –  горячей!
В меня он смотрел…
                Лед казался душистым и тёплым...
Теперь мне влюбляться в весеннюю вязкость ночей?
Устала любить.  Но весной  –  упоительно тёрпко..!


9

Февраль вернул права… Бело.
Мороз. Окно теплом забито!
Как летом огненно  мело
На плечи, руки, что умыты
Морозом, тонкой белизной,
Натруженной, под стать терпенью  –
Укрыты...
                Радостно: со мной -
Моё спасённое именье!
Заботы, хлопоты... Порой
Тревоги, радость, вихри счастья!
Всё то, что мне не звать игрой,
Во что мне литься всем участьем!
Костьми полягу  –  унести
Не дам, разъять, что  –  неделимо!
Всё то, что мне взрастить, спасти
Собою всею, в жизнь, не мнимо!

 10

От рожденья седой, коротыш... ишь, февраль!
Разозлился на глупую кошку  –
Ту, которая трогала синюю даль
Мягкой лапкой, в тепле, за окошком.

Так поспешно... потешно скрывавший следы
На горбушке промёрзлой землицы,
Время вышло! Твой след  –  в луже талой воды…
Что тебе, уходящему, снится?
Как крепишься!.. Последним прощальным снежком
Смотришь в небо легко, удивлённо.
Запахнул свой тулупчик... идёшь босиком...
Ветром пойман врасплох  –  окрылённый...

 –  Погоди! Скоро будут дожди и лучи!
Напишу! Но куда, как случится?..
 –  Ты, что выжила в холод, мне вслед не кричи,
Не тревожь душу снежную, птица...
Пой о солнце, смешная синица.