Воспитание по доктору Лесгафту Значение семейного

В этом кратком эссе мы не будем говорить о том, как славно вечерами читать вслух детям книжки, а то и читать вместе с ребёнком, подчиняясь его тонкому своенравному пальчику, ведущему взрослого по неизведанным строкам.
 
Мы лучше вновь мысленно перечитаем небольшую книжку  выдающегося физиолога, хирурга, русского педагога конца девятнадцатого –начала двадцатого века Петра Францевича Лесгафта – того самого легендарного врача, чьим именем названа Академия физкультуры и спорта в Санкт-Петербурге.

«Семейное воспитание ребёнка и его значение», - так называется эта тонкая книжка.

Пётр Лесгафт, бывало, так развлекался в промежутке между своими лекциями по медицине: просил студентов закрыть дверь в аудиторию и слушал вместе с ними шаги того, кто пройдёт по коридору мимо. В клиническом институте посетителей было много. Вскоре непременно слышались чьи-то шаги… И тут лектор перечислял студентам такие данные о прошедшем: рост, пол, вес, возраст, профессию, все заболевания, которыми страдал незнакомый человек… Разве что имени не говорил. Студенты выбегали из аудитории, догоняли прошедшего. Расспрашивали – всё совпадало! А ведь врач слышал только звук шагов этого организма!

Конечно, рост он высчитывал по амплитуде, вес – по силе шагов, профессию определял по работе групп мышц: грузчик идёт иначе, чем бухгалтер, матрос иначе, чем продавец, официант иначе, чем художник, хирург иначе, чем военный.

 А заболевания чувствовал тоже по состоянию групп соматических мышц: мышцы тела у зародыша развиваются сочетанно с каждым из внутренних органов (согласно зонам Захарьина-Геда), значит, если поражена печень, то страдают и определённые мышцы ног, росшие от начала жизни организма в тесном контакте с органом-«близнецом», а страдание мышц  отражается в их работе, в звучании шагов. И Лесгафт это улавливал. Улавливал, но передать ученикам своё знание не смог: трудно разложить по полочкам то, что дано на уровне интуиции. Не весь опыт возможно передать. Тем более надо постараться воспринять то, что Лесгафт передать смог; что считал необходимым передать.

А считал необходимым великий врач передать ключики к счастью для каждого. И перечислил их в книге «Семейное воспитание ребёнка и его значение». Написал он эту книжку потому, что видел: корни многих болезней, корни многих социальных бед, многих жизненных неурядиц кроются в детстве. В раннем детстве, до семи лет. И ростки будущих побед, талантов, счастливой и гармоничной жизни, закладываются тогда же. Не верить врачу, так пристально изучавшем и так волшебно знавшем человеческий организм, мы не можем.

Поэтому априори согласимся, что великий хирург, нашедший семь принципов семейного воспитания, ведущих к построению гармоничной и счастливой личностной судьбы человека, - что великий Лесгафт, нашедший семь ключиков к счастью, - прав.

А теперь просто применим эти семь правил к семейному чтению.

Ведь во время семейного чтения, чтения ради ребёнка, продолжается всё тот же процесс воспитания, что и за семейным обедом, и во время прогулки по парку, и во время похода в гости, и во время игры.

Правила семейного воспитания по доктору Лесгафту -  универсальны. Мы просто повторим их на фоне семейного чтения.

Итак, Лесгафт считал, что для того, чтобы ребенок вырос в гармоничную и счастливую личность, в период семейного воспитания, до семи лет,  должны соблюдаться семь правил. Вот они:

1. Атмосфера любви.

2. Высоконравственный воспитатель.

3. Исключение прибавочных раздражителей ( чрезмерностей)

4. Гармоническое развитие всех способностей ребёнка.

5. Принцип постепенности и последовательности.

6. Ограждение ребёнка от контактов с безнравственными людьми.

7. Регулярный радостный общественно полезный труд в присутствии ребёнка.


Теперь представим, что у нас есть свободный семейный вечер. Представим, что мы можем сесть с ребёнком на диван и открыть книгу для чтения. (Мы можем это только представить: две крохи, 2 года и 3 года 10 месяцев, больше трёх минут спокойно высидеть не могут, видя, как мама смотрит в книгу и что-то непонятно зачем произносит, вместо того, чтоб ласкать, тормошить, поднимать на руки и все такое прочее интересное и живое, чем должна заниматься, по их верному мнению, мама, в то время как она всё равно не готовит еду, не моет пол, не стирает, не печатает на компьютере, не ест, не спит, не умывается, не орёт на тяготы жизни, не ведёт детей на прогулку, не втаскивает их обратно в квартиру с прогулки, не ушла в магазин и не уехала на работу – то есть свободна и принадлежит урождённым ею детям. Мама, умеющая  петь песни и перевирать сказки так, что в них её деткам всегда есть и хорошая роль, и доброе место, - вдруг смотрит в книгу… Безобразие, - думают дети и отшвыривают книгу от маминых рук. На данный момент они правы).

И вот, после того, как бузотёры-наследнички вытерпели четыре строчки из «Конька-горбунка» и две из томика Есенина, подумаем о том, что же должно быть в доме для того, чтобы опыт семейного чтения мог всё-таки начаться.

Во-первых, книги. Много. Разные. В свободном доступе. Иначе дети никогда не начнут читать с удовольствием. Вы же не станете ни с того, ни с сего любителем оперы или поклонником лыжного спорта? Если никогда в доме не было музыки, и в углу не стояли детские лыжи?

Если ребёнок не может снять любую книгу с полки, он, скорее всего, не будет любить чтение. Не беда, если он успеет разрисовать книгу до того, как вы примчались на зов тишины и отняли фолиант. Ведь, как люди разумные, вы все ценные экземпляры давно убрали с глаз подальше, а, как люди умные, всю оккультную и эротическую беллетристику, заведя в доме ребёнка, выкинули на свалку, если она у вас была. В смысле, литературную свалку – на свалку.

 Туда же должны уйти из дома – и не приходить больше! – все анилиновые глянцевые журналы, типа… Но не будем называть бренды, даже самые безобидные. Просто понюхайте такой журнал. Так не пахнет безвредная типографская краска новой книги: хорошая новая книга пахнет маняще…  А тут спросите себя: вам хочется вдохнуть гламурную ацетонную смесь ещё раз? Нет? – Выкидывайте! Не обделяйте себя, но и ребёнку не вредите: читайте на улице, в электричке, - и в урну! Вы – родители! Ваше звериное здоровое чутьё должно проснуться, в сочетании с разумом это большая сила!

Кстати, если запах вредной краски явен, то всего лишь чуть-чуть менее явна тёмная энергетика от томов незабвенного де Сада, модернового Жоржа Батая, новомодной Тесс Герритсен и т.д. и т. п.  Чёрная энергетика! Поверьте. Выкидывайте. Если в вашем доме нет литературных работников, это счастье. Но и весёленький детективчик с кровавыми мордами на обложке – выкиньте: как бы он не запомнился кроне вашего родового дерева картинкой из детства.

 А вот научные книги оставьте. Никому они не помешают, наоборот. Может, я не была бы физиологом, если бы не перечитывала с  пяти лет тома руководства по ветеринарии и справочники по болезням крупного рогатого скота. Рядом стояли мамины хрестоматии по литературе для педвузов, их я тоже выучила назубок. Это были добрые книги.

Во-первых, должны быть разные добрые книги в свободном доступе. Если их и немного – ничего: ребенок будет перечитывать. И это не утомит, только разовьёт фантазию. Вы ещё пойдете с ребёнком в библиотеку и покажете: вот где много книг! Моя мама работала в библиотеке. Мне просто по жизни так крупно повезло! Я бегала, летала, жила среди книг. В среде книг. Развитие в насыщенной книжной среде, - это так здорово! Но кто вам мешает, если вы не библиотекарь, с библиотекарями подружиться?  Дружить ради ребёнка всё равно придётся, и лучше с библиотекарями сейчас, чем с инспекторами детских комнат милиции потом.

Это было во-первых.

Во-вторых, необходимо свободное время. Ну, как вы сядете с ребёнком читать без свободного времени? Отсутствие в жилище дивана – сущие пустяки по сравнению с отсутствием времени. По-моему, японцы, ненцы, эскимосы и папуасы вообще обходятся без диванов и кресел. Все они – люди, высокоадаптированные к сложнейшим условиям жизни. Самодостаточные люди. А японцы – ещё и прекрасные художники и каллиграфы.

 Для хорошей жизни диван не нужен. Нужно свободное время. Это долгими научными изысканиями обнаружили американцы, любители социологических опросов и натуры амбициозные, нацеленные на жизненный успех точнее, чем космический челнок на орбитальную станцию. Вот как это было: стали американские психологи исследовать биографии людей успешных, то есть министров, славных артистов, мощных спортсменов, крупных учёных, знаменитых музыкантов – всех тех, кто своим умом и талантом пополнил из глубин Америки сливки мирового общества и приобрёл известность и знатность. Не только лично  выспрашивали психологи у знаменитости, что да как было на жизненном пути, но и проследили пять поколений в родовом древе: как и куда росла каждая веточка.

 Скоренько обнажилась закономерность: первое поколение, давнее, и поколения раньше него, представляли собой люд рабочий, низкоквалифицированный: работники ферм, грузчики, разносчики, охранники там всякие по мелочам, санитарки.

 Второе поколение имело в семьях хоть одного высококвалифицированного рабочего, хоть одного специалиста с профессиональным образованием. Скажем, если прадедушка – вахтёр или землекоп, то прабабушка – кассир,  а то и медсестра.

В семьях третьего поколения непременно оба супруга были со  специальным профессиональным образованием, и зачастую один был с высшим. Например, дедушка – врач, хоть бабушка и медсестра, дедушка – инженер, хоть бабушка и продавщица, дедушка- мастер на заводе, хоть бабушка и парикмахер; или наоборот: бабушка – учитель, хоть дедушка и водитель.

Четвёртое поколение устраивалось ещё лучше: папа – главврач больницы, будь мама хоть медсестрой; но и мама уже была не меньше, чем врачом-биохимиком. И у обоих было по высшему образованию.

А пятое поколение – вот они, счастливчики-знаменитости, вроде бы как взявшие призовой лотерейный билет из рук судьбы. На самом деле – не случайный выигрыш, а нарастающая лавина закономерности вынесла их на гребень волны в житейском море.

Что же нарастало в пяти поколениях перед рождением, перед формированием таланта, прославившего этот род? Это нелёгкий вопрос. Я задаю его своим студентам на лекциях по психологии на протяжении ряда лет, и ни разу группа мне не ответила верно. Перебирали все неправильности, начиная с богатства и благосостояния.

Но разве в ночную смену на хлебозаводе мало платят за перекладывание булок на конвейере? Уборщица на трёх работах живёт богаче учительницы, сторож свалки при желании будет богаче врача, а уж мясник кушает так, как не снилось офицеру. Да, было время в истории страны, когда хирург в выходные подрабатывал строительством дач, педиатр вечерами расписывал в квартирных условиях матрёшки и задыхался от лака, искусствовед ехал за границу не оттачивать взгляд, а продавать на барахолке паяльники…

Это была ловушка, изощрённая ловушка: усталые руки хирурга ошибались, педиатр  дистанционно, с того света, не мог лечить детей и передавать молодым свой бесценный опыт, искусствоведа переставал волновать художественный процесс и он не бросался с душевным жаром обличителя на пошлость, заполонившую площади и переулки. Это была ловушка, пожиравшая самое ценное – свободное время человека.

Как минимум, два поколения детей, росших в это время в стране, обречены на неудачи. Если только их не выручит спасительная сила духовного сопротивления…

 Вот что и нарастало в поколениях людей, всецело реализовавших свой талант – свободное время! Ясно, что врач получал больше медсестры, главврач - больше врача. Но дело в нюансе: за данную зарплату медсестре надо было крутиться день, врачу – полдня, главврач получал столько же за час. Он получал возможность жить так же, удовлетворяя все базовые социальные потребности, а отдыхать больше. Быть с семьёй больше. Читать книжки детям и внукам. Водить их по музеям. Показывать им мир и рассказывать о мире. Если же тянуло поработать, то на излишек денег он мог нанять гувернантку, учителя; оплатить кружки и курсы для детей; нанять домработницу и освободить для воспитания детей их маму и их бабушек.

 Свободное время порождало потребность в общении с такими же свободными.

 Свободное время требовало применения и порождало амбиции. На стол ставилось не блюдо с супом, а непременно сначала подтарельник, а уж на него суповое блюдо. И вилки с ложками укладывались чинно, по латералям от подтарельника. На это просто были и время, и силы. Его хватало, этого времени. Не лень было и носить столовую утварь из кухни в комнату и обратно. Стол накрывали в комнате. Разве можно кушать на кухне, в запахах мойки и готовки, в пейзаже мойки и готовки? Я  никогда не кормила мужа на кухне. Только за обеденным столом в просторе хрущёвской квартиры. Не только поэтому, но и поэтому тоже, мы вместе двадцать лет.

 Творческий труд не даёт выходных (даже лёжа на пляже, мы не отдыхаем, а работаем, не отключаемся от рабочего поля), но он щедр на свободное время. Свободное время – вот прочнейший цемент любви и дружбы! Не пустое времяпровождение, а – свободное время!)

А дальше, за возникшим на столе подтарельником, возникали и другие семейные традиции. А дальше уже дело техники: ноблесс облидж. Ребёнок в семье с традициями  приобретал культурный иммунитет. Ну не мог он нюхать клей из общего пакета, сидя на теплотрассе. Брезгливость умудрялась охранять там, где не мог справиться разум.

 И так во всём. Свободное время – великий диктатор. Рано или поздно и читать начинали в этой семье то, на что наталкивало избранное общество или хорошее образование: не Маринину, а Андре Моруа, не Донцову, а Честерфилда и Честертона, не Улицкую, а Лоренсо Балтазара Грасиана.

 Если читали Зощенко, то не только рассказы, а и «Повесть о разуме», а если Гоголя, то пропускали «Вия», но перечитывали «Избранные места из переписки с друзьями». Шергин, Зайцев, Ильин – все они учили жизни, искусству, культуре. Чехов, Герцен, Толстой учили психологии, пожалуй, лучше Литвака. А читавший Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Маяковского, Есенина, Кедрина, Сельвинского, Рубцова, Тарковского, Глазкова, Гамзатова закроет любую из современных поэтических книг не далее как на десятой странице, если побудил открыть эту книгу чистый эстетический интерес.

Свобода – вот золотая цепь культуры! Она привязывала кота учёного и всех его котят  к родовому культурному древу. Пусть иногда она требовала испытать себя на разрыв и прочность, но она же заставляла и чинить обрывы, и проверять стыки, и достраивать новые звенья.

Свобода – это было во-вторых.
Как-нибудь напишу, что дальше…