Русский флибустьер

       КАЗАЧЬЯ СЛАВА

        Иллюстрация.
    "Портрет Степана Разина"

    (Иллюстрации и сноски в количестве 168 редактор сервера не пропустил. В сносках были даны понятия устаревших слов, справки, касающиеся исторических событий и личностей и др. справочный материал.)

       “Русский флибустьер”

    “Персидский набег казачьей вольницы ”.
            
             Повесть в стихах.
                Сказание.
(За исключением предисловия и послесловия.)
Сказание основано на исторических источниках и народном фольклоре.


     Посвящается казачеству и памяти Фёдора Размахнина – участника описанных в повести событий и родоначальника одного из старейших казачьих родов, заложившего в 1680 году в Даурии (былое название Забайкалья до начала XVIII в.) поселение, выросшее со временем в казачью станицу Размахнинскую, включившую 10 казачьих сёл.

     Казачьей молодёжи адресуется и всем Размахниным, которых по последней переписи населения насчитывается более 17 тысяч человек (есть основание считать, что все они являются генетическими родственниками, особенно проживающие за “Каменным поясом ”).
(Пояснения устаревших слов, сохранившихся в разговорной речи казачества, слов иностранного происхождения и исторические справки приведены в сносках.)

Степан Разин – “… единственное поэтическое лицо в русской истории”.
А.С. Пушкин
(Эти слова А.С.  Пушкина и побудили автора написать повесть в стихах.)

“Степан Разин  совершил поход в бессмертие”.
В.И. Ленин
(1 мая 1918 г. Из выступления с лобного места на митинге по случаю открытия деревянного памятника Степану Разину скульптора С.Т. Конёнкова.)

“Народ силён памятью и своей историей… “
И.А. Орбели, академик

Предисловие
    в защиту атамана от официальных    
             кощунственных “оценок”
          и
от нападок на казачью славу,
русскую гордость и русскую честь.

     Значение деяний Степана Тимофеевича Разина сложно оценивать в связи с диаметрально противоположными подходами к этой исторической личности. Одно бесспорно - он оставил неизгладимый след в народной памяти. Оценка его дел за три с половиной без малого века подверглась влиянию различных идеологических установок.
     В современной России, в связи с сформировавшимся контрастным разделением общества на социальные группы, каждой из которых характерны определённые, и только ей присущие убеждения, сложилось в дурную эклектику  видение тех далёких от нас во времени событий: от упоённого поклонения до полной демонизации образа Разина со всеми промежуточными оценками и характеристиками.
     Народный фольклор, вопреки проституизированным  официальным оценкам различных исторических эпох, пронёсшихся над Россией, воспевает  Степана Тимофеевича, как выдающегося героя, борца за равенство, справедливость, братство народов и волю народную.
     Народ, перешагнувший через пропасть веков и сформировавший устойчивое мнение об исторических процессах и личностях, не ошибается.(Мнение автора)
     Генерал Белой Гвардии Коноводов Иван Никитич писал: “…В 1904 году мне пришлось быть юнкером на традиционном торжестве, в городе Черкасске, по случаю ежегодных воспоминаний о грандиозных сражениях казаков с турками за обладание крепостью Азов…” В соборе он обратил внимание на старика – казака, который сказал ему: “…Скоро начнётся панихида по убиенным великим атаманам и казакам – героям Азова, а вот по самому- то из всех великих Атаману, панихида запрещена”, - и он указал пальцем на низ стены, где была вделана зацементированная громадная цепь…”
     Далее он пишет: “…Лицо старика горело таким овеянным вдохновением взором своих чудных ласково – грустных глаз, из которых сочились слёзы, как те бриллианты, которые я только что видел на иконах, что я схватил руку старика и жалостливо спросил: “Дедушка, почему ты плачешь, дорогой?” Он дрожащим голосом ответил: “Я целовал эту цепь, как казачью святыню. К ней был прикован знаменитый во всей истории донской атаман Степан Тимофеевич Разин, который твёрдо стоял за свободу казачьего народа и хотел, жертвуя собой, освободить и русский народ из рабства царей, но своими же казаками иудами был предан, и этой казачьей гордости, апостолу святой свободы, в Москве отрубили голову, чтобы затем превратить и  свободолюбивый казачий народ в рабов. Целуй же и ты, дорогой сынок, эту цепь святыню и таким образом мы совершим панихиду”.
     В каком-то лихорадочном состоянии я склонился и поцеловал цепь…
     Долго носила меня судьба: по стогнам  России, Польши, Румынии, Болгарии, на Карпатах, в Эстонии, Литве, на Кавказе… Был неоднократно в Петербурге, Москве, где поразило меня яркое расслоение народа на высших надменных и низших, рабски склоняющих головы. И везде и всюду за мной, как тень, следовала цепь атамана Разина. Она явилась в моей судьбе Альфа и Омега , как жизненный университет историко-филологического факультета”.
Ген. Коноводов, “Казачий народ”,
Нью – Йорк, 1965 г.
     К образу любимого народного героя неоднократно обращались А. Н. Радищев, декабристы, А. И. Герцен, Н. А. Добролюбов. Революционеры-демократы видели в Разине народного вождя, одно имя которого сплачивало и поднимало народ на борьбу за волю и справедливость.
     Природа щедро наделила его исключительными по своим достоинствам способностями, но вместе с этим, не упустила и мрачные человеческие качества, соткав, таким образом, на редкость противоречивую личность. Степан Тимофеевич, как свидетельствуют очевидцы тех неизгладимых в народной памяти событий, был далеко не идеальным человеком (таких не было и быть не может, разве что не создаст генная инженерия в будущем. Ох! И скучно же будет жить!).
     Безграничная вера в правоту своего дела, умение организовать и повести за собой народ, полководческий талант, широта, великодушие, справедливость, щедрость русской души, понимание жизни крестьян, личная отвага…,  выделяли его из общей массы  казачества, ставили выше, в представлении народа, казачьей элиты и самого головного атамана Войска Донского. Вместе с этим, в его поступках проявляются неоправданная, бесконтрольная жестокость, подчас нежелание прислушиваться к “голосу разума”, озвученного соратниками, периодические запои, пьяная показуха, бравирование  богатством… (перечень отрицательных качеств атамана автором многократно сокращён, т. к. вызывает у него крайнюю агрессию к изобретателям инсинуаций ). Таким  преподносят нам его образ историки, сформировавшийся в их представлении. Но вот что интересно, среди всех этих учёных мужей нет ни единого, кто глубоко знал бы историю, жизнь, нравы и культуру казачества, и всё, что они пишут о легендарном атамане, больше похоже на заказанный проплаченный труд, результаты которого зависят от интересов заказчика. 
     Степан Тимофеевич не претендовал на интеллигентность. Он о ней вообще никакого понятия не имел, к тому же таким был весь окружающий мир. А вот как воспринимать такую картину, когда один из современных высокопоставленных чиновников России во время футбольного матча “Зенита” бегает по кромке поля и поднимает ставки за победу до баснословных, для рядовых россиян, высот. Триста пятьдесят лет по пути цивилизации не помогли этому…(Прости Господи, чтобы не оскверниться бранью.) 
     Спорность оценок личности Разина очевидна. Если трудовой народ с восторгом и восхищением оценивает народного вождя, прощая даже запредельные человеческие пороки, о которых пишут “кощунственники, и о которых, похоже, он и не подозревал, то на протяжении столетий власть предержащие и их служки,  “из кожи лезут вон” в старании очернить даже абсолютно бесспорные достоинства легендарного атамана. Образ Разина во все времена вызывал у слабонервных притеснителей народа панический ужас, у волевых вершителей судеб народных – тайный страх (за исключением советской эпохи). Недаром Николай I через Бенкендорфа довёл до А.С. Пушкина своё неудовольствие его работой по сбору народного фольклора, посвящённого Степану Разину, и запретил публиковать народные песни в обработке поэта. И в наше неспокойное время образ Разина представляет угрозу для самозваной, самопровозглашенной элиты, присвоившей во времена ельцинской смуты и постельцинские времена народную собственность на триллионы.
     Отмеченные Н.В. Гоголем две российские беды - “дураки и дороги ” (за исключением дороги в “Лунную поляну”),  дополненные М.Е. Салтыковом-Щедриным “кумовством”, в наше время, похоже, актуальней,чем в последние 200 - 250 лет, чему свидетельство – “клановость” на всех уровнях и во всех сферах, включая  и Совет Министров, и Совет Федерации, и Государственную Думу, и если в гипотетической  перспективе теплится надежда сведения их влияния на жизнь российского общества правительственными мерами к минимальной вредоносности, то ещё две беды остались не отмеченными, хотя по своему деструктивному  воздействию не менее вредоносны.
     Первая из них - при наличии в России большого количества умных людей у них отсутствует гражданское мужество. Они испытывают страх перед системой и пасуют перед наглостью, а потому не в состоянии выступить с прямым разоблачением пороков и ограничиваются лишь лояльной критикой. Только единицы, преисполненные гражданской ответственностью, способны заявить о саркомах общественно-политического строя и о многочисленных слабостях руководства во всеуслышание. Беда эта приумножается ещё и тем, что в России - “Всяк куличок, на  кочке царёк”. Всякий слышит только себя и никакие доводы разума оппонентов не принимает, даже если позиции близки.  А это означает, что никогда не накопится критическая масса единомышленников, способная эффективно противостоять действующей системе.
     Вторая – немало людей мужественных и самоотверженных, готовых заплатить своим благополучием ради торжества равенства и справедливости, но не обнаруживающих неординарных талантов и, хотя бы отдаленно, приближающих их к монументальности Разина.
Россия сегодня не выплеснула из своих недр фигуры равноценной Степану Разину, а потому и корчится в судорогах безумного воровства на всех уровнях и во всех сферах, взяточничестве, лжи, чиновничьем хамстве и прочих гангренозных явлениях. Удовлетворение ненасытной алчности и циничных амбиций руководителей - стало движущим фактором и смыслом всей их жизни.
Сегодня, Степан Разин, тот лидер, которого ждёт беременная недовольством Россия. (Мнение автора.)
     Очень жаль, что машина времени не может быть создана человечеством. А как хочется узнать, что будут думать через столетия наши потомки о текущем времени, как будут оценивать психологию современного общества и роль сегодняшних “правителей”: будут ли помнить их и чтить, или предадут “Анафеме ”; выкопают их останки и запустят в космос, чтобы даже молекул на земле от них не осталось. А, может быть, будут спорить и не находить консенсуса  в оценке их личностей и дел?
     Автор, непрофессионал словесности, своё сочинение оценивает как падение ещё одной дождинки народного творчества в океан фольклора об одном из ярчайших представителей талантливого и трудолюбивого…, и одновремённо с этим ухарски разбойно-разудалого народа -“Мессийи ” от гнёта и несправедливости.
Насколько это удалось – судить Вам, уважаемые читатели.
     События восстания 1669-71 г.г. под предводительством Степана Разина хорошо известны и в деталях перекочёвывают из одного исторического, как научного, так и литературного труда в другой.  В поэзии же произведений на эту тему неизмеримо меньше; исключение составляет народный фольклор.  Детали же персидского похода-набега вообще малоизвестны, и дошли до нас по пыточным документам и благодаря иностранцам, записавшим события по рассказам персов, так как ни один из них в это время в войске Степана Тимофеевича не был, что, по-видимому,  и явилось причиной несовпадения в описаниях. К тому же, во многом эти сведения противоречивы, что позволяет порой усомниться в их правдивости. Сомнения эти ещё более упрочиваются, когда видишь, каким чудовищным кровожадным монстром, изображали его перепуганные до “несварения желудка” иностранцы, а потому, искать у них объективную оценку Степана Разина бессмысленно. Автор, после долгих колебаний,  решил воспользоваться этими обстоятельствами и изложить картину похода – набега в своей интерпретации ,  пользуясь своими скромными творческими возможностями и семейным преданием, поскольку основоположник рода, как я уже сказал,  был активным участником тех событий.
     Примечание автора:
     Образ Разина меня привлекал с детства.
Объяснение этому интересу в том, что мой далёкий предок, от которого я в девятом поколении, был, по семейным преданиям, одним из активных участников разинских “ушкуйных помыслов” и народного восстания (Детали см. в конце повествования.).

        * * *

                Эпиграфы

“Ты взойди, солнце красное,
Солнце красное, солнце красное.
Освети ты Волгу – матушку,
Волгу – матушку, Волгу – матушку.
Обогрей нас добрых молодцев,
Добрых молодцев, добрых молодцев.
Мы не сами – то идём,
Нас нужда ведёт, нужда горькая.
Мы не воры, не разбойники, -
Стеньки Разина мы помощники”.

Русская народная песня из поэмы “Коробейники”
        А.Н. Некрасов

“Пойдём мы, братцы, на сине море гулять,
Разобьём, братцы,  басурманские корабли –
Возьмём мы казны сколько надобно!..”
Слова народные.

“Мы веслом махнем, красну девицу возьмем, кистенем махнем, караван собьем…”
Из старинной казацкой песни.

         * * *

Там, где воды Яика  широки,
И встречает их морская гладь,
Выплывали струги  крутобоки
В Хвалын – море  персов воевать.

В море синем вёслами – крылами
Гребни волн срывали поутру,
Паруса горбатили ветрами,
Грудью били пенную волну.

Всё необходимое в походе
Разместили поровну в стругах,
И, встающем на море восходе,
Шли на юг, качаясь на волнах.

Стенька Разин на переднем струге -
Опытный, бесстрашный атаман.
Дружным “Любо !” избран он на “Круге ”
Вожаком в набег на басурман .

Дума беспокоит атамана:
“Как пройдёт набег за зипуном ?”
Хочет он за временем тумана
Разглядеть: “Всё ль кончится добром”.

Коль судьба в набеге не обманет,
И поход богатство принесёт, -
Думал он, - держава вольных встанет
На Дону и в счастье заживёт.

Где царя не будет и боярства,
Где приют найдёт мужик простой,
Где трудом свободного крестьянства
Будет процветать народ донской”.

Он желал в державе простолюдной
Всё построить так, чтоб всем жилось
Без нужды, и чтоб о многотрудной
Жизни вспоминать бы не пришлось,

Чтобы каждый занят был бы делом,
Ратовал  о благе всей страны,
Чтоб здоровы и душой, и телом
Были все и жили без нужды,

Чтобы суд в стране вершился честно,
И наказан был бы всякий тать ,…
А народу стало бы известно:
Коль вина есть, то казнят и знать .

Вспомнил брата старшего, Ивана ,
Воеводу, что казнил его…
Брат был лучшим другом атамана.
Боль  жива, хоть три года прошло.

“Не простится смерть родного брата
До тех пор, пока дышать смогу.
На том свете встречу супостата…
Отомщу, как лютому врагу, -
Прошептал. Потом вздохнул глубоко,
Как бы силясь думы изменить.
- До чего же жизнь порой жестоко
Может человека погубить”.

        * * *

Снова засвербела в душе рана.
Суждено ей царской стать бедой.
А народ, заступника Степана
Обессмертит вековой молвой.

        * * *

Так в раздумьях, среди вод пустынных,
Наблюдая бег крутых  валов
С гребнями, кипящими в сединах,
К вольной жизни Дона вёл сынов
Атаман, (чья слава безгранична,
Кто шагнул в бессмертье на века,
Потому что много раз публично
Сам карал народного врага.)

В паруса попутный ветер веет
И смягчает южную жару,
Вольницу в преддверье битв лелеет ,
Подгоняет пенную волну.

Бриз  спадёт и паруса сникают.
Вёсла в руки молодцы берут.
Брызги, искрясь, радугой играют.
Струги казаков вперёд несут.

Ветра вздох - и паруса стогами.
Стаей белокрылой флот летит.
Думы казаков полны мечтами,
Всякий в них о родине грустит.

Чтоб кручина тихая не ела,
Душу казака не извела,
Вольная на струге песнь взлетела
И от грустных мыслей отвела.

         * * *
               
      Песня первая

Нам вольность казачья - родимая мать,
Готовы мы ради неё умирать.
Нам правое дело – родная сестра,
Мы ради него не страшимся костра.

Припев: (казачий хор)

Мы вольные люди – свободой горим,
Мы в битве кровавой врагов победим.

Мы в дольний набег не за славой пошли,
Народ чтоб спасти от кабальной  петли.
Свободным мы сделаем бедный народ.
Избавим его от жестоких господ.

Припев: ............

Мы вольные люди – свободой горим,
Мы в битве жестокой врагов разгромим.

Как кречет отважный бьёт тучу ворон,
Так каждый из вольных отвагой силён.
Для нас нет твердынь, неприступных преград,               
Победа в бою всех дороже наград.

Припев:………………………………….

Пусть ветер наполнит шатром паруса.
В набеге отважном всей жизни краса.
Хоть нас и немного, но каждый боец
В походах и битвах лихой удалец.

Припев:……………………………………

Как ветер спадёт, струг замедлит свой бег,
На вёслах продолжим наш грозный набег,
Спадёт или встанет крутая волна,
Наш струг на врага полетит, как стрела.

Припев:……………………………………

В войске казачьем есть место для всех,
Кто встал за народ, а не ради потех .
В сраженьях сроднила нас общая кровь
И к жизни свободной святая любовь.

Припев:…………………………………..

Неведом нам страх, ведь мы русский народ,
И каждый из нас этим именем горд.
Свободой и правдой мы в жизни живём,
Мы с ними родились и с ними умрём.

Припев:

Мы вольные люди – свободой горим.
Мы в битве кровавой врагов победим.

                * * *

Ветер спал. Затишье в синем море.
Казаки на вёсла налегли.
В бирюзовом  искристом просторе
Вёсла в брызгах струги понесли. 

                * * *

Но Хвалынско море своенравно;
То замрёт, а то волной встаёт;
Чистый, безмятежный лишь недавно,
Чёрным валом давит горизонт.

         Иллюстрация.
             
      "Шторм на Каспии".

Накатили тучи грозовые.
Ветер парус полотняный рвёт
И сметает гривы с волн седые,
И волной струг крутобокий бьёт.

Всё смешалось в вихрях урагана.
Мир померк, и не видать ни зги.
Несколько из стругов каравана,
Штормом сокрушило на куски.

Молнии стовёрстными стрелами
Моря грудь пронзали тут и там.
Чёрными могучими крылами
Волны поднимались к небесам.

Лишь немногим, среди волн кипящих,
Вольница донская помогла;
Два десятка, в помощи молящих,
Бездна морю данью забрала.

Поглотила молодцев пучина,
Как подарок бешенных штормов;
И друзей внезапная кончина
В скорбь повергла братство казаков.

Шторм затих, и штиль  восстановился.
Снова скрип в уключинах запел.
Каждый с благодарностью молился,
За ниспосланный ему судьбой удел.

         * * *

Чрез седмицу  пал туман на море,
Непроглядный, словно молоко;
И суда в слепом седом просторе
Разбрелись по глади широко.

Время замерло в густом тумане.
Пору дня сказать не мог никто.
Но лишь бриз  прижился в караване,
Как туман от стругов отнесло.

В лёгком бризе, паруса расправив,
Струги вновь в отряд один сошлись
И, к горам далёким бег направив,
К берегу к полудню добрались.

Но ещё задолго до подхода
Город им открылся на горе
С крепостью в объятьях небосвода,
Замершей в прозрачной синеве.

Он хранил Кавказ от злых набегов
Алчных и жестоких степняков:
Скифов ранних, поздних печенегов…
Боле сорока седых веков.
 
        Иллюстрация.
"Крепость Дербента в наши дни".

Это он, Дербент, - дитя Востока,
Отражал удары диких орд,
И теперь спокойно ждал наскока
Флотом, защитив торговый порт.

Оплетён, как сетью паутинной,
Улицами город на горе,
Под охраной крепости стариной,
Много лет, проживший в тишине.

Сказочным, сынам седого Дона,               
Предстал древний город персиян -
Центр купцов, златых динаров звона,
И продажи в рабство полонян .

      Город Дербент.

У Дербента стругов появленье
Лишь невзрачный в жизни эпизод.
Нет намёка даже на волненье;
Жизнь привычную ведёт народ.

Любопытство разрасталось вяло.
Старики лишь стали вспоминать,
Как в века, прошедшие, бывало,
Город приходилось защищать.

В целом, город также жил, как прежде:
Не было волненья и тревог.
Были все в уверенной надежде:
Выстоять поможет им Пророк.

На центральной площади с базаром
В дорогих халатах и чалмах
Бьются в ценах на товары с жаром
Суесловы хитрые в речах.
 
Торг ведут людьми и скакунами,
Пряностями всякими в чанах,
Яркими персидскими коврами
И оружьем, кованным в горах.

Вазы, украшенья с филигранью ,
Мех Руси, китайский дивный шёлк…
Предлагаются купцов вниманью.
Знают персы в спорах торга толк.

         * * *

- Этот город испокон нам ведом.
С ним ведут торговлю казаки.
Мы не станем брать его набегом;
Ссора с ним, нам, братья, не с руки.

          Иллюстрация

        "Невольничий рынок".
(Жан – Ленно Жером. Мировое наследие.)


Мы закупим здесь съестных продуктов
И пойдём к далёким берегам.
Кроме хлеба с мясом купим фруктов,
Чтоб зубами не хворать бы нам.

Но не суждено желанью сбыться.
У прибоя воины ждут послов.
- Видно нам воды здесь не напиться;
Ждёт враждебность нас без лишних слов.

Коль решили не давать съестное,
То его мы силой заберём.
Отойдём во времечко дневное,
А в преддверье утра нападём.

         * * *

Справа, по движенью каравана,
Брег пологий с дюнами лежит ,
А по ходу флот  Дербента хана,
В ожиданье казаков стоит.

В нем сандалы  с голыми гребцами
На цепях, прикованных к скамьям,
Бусы  боевые с парусами…
Замер флот, покорный якорям.

- Видно нас дербентцы ожидают;
Для того собрали весь свой флот.
Без желанья казаков встречают.
Нет нужды ломиться нам вперёд.

Потому, мы, други – есаулы,
Стругов бег направим на восход,
Когда персы снимут караулы,
Мы вернёмся и свершим налёт.

По сигналу струги пошли в море.
Ветер с гор расправил паруса.
И по гребням волн в морском просторе
Уходил флот, вольных, унося.

К вечеру добрались до песчаной,
Из глубин вознёсшейся косы.
Ждёт с рассветом  день разбойно - бранный.
Нынче ж хмель в казацкие усы.

         * * *

Набег на город – крепость Дербент.

Струги закрепили якорями.
Казаки на отдых улеглись.
Атаман с надёжными - друзьями
На корме на сход  ночной сошлись.

И решили: прежде чем лучами
Осветит небесный свод заря,
Выброситься лёгкими челнами
У Дербента при рожденье дня.

Атаман наказ дал есаулам :
- Вам велю: народ не обижать,
Всех богатых зоровать  огулом ,
Торг людьми ведущих – побивать,

И не трогать баб и горских девок,
К старикам - почтенье проявлять,
Добротой дарить всех малых деток,
Беднякам - товары раздавать,

Чтоб святых не трогать минаретов,
Веру басурман не осквернять…
А среди других его запретов
Был: “Поджоги, чтоб не учинять”.

Лунной ночью пробудились струги.
Развернув строй цепью, караван,
Вёсла – крылья, изгибая в дуги,
Ловчей стаей шёл на басурман.

Тихим утром, безмятежной ранью,
До зари, пока гуляют сны,
Жизнь от смерти, отделили гранью,
Лёгкие разбойные челны.

Затопили казаки лавиной
Город-крепость, и к началу дня,
Цитаделью мир в веках хранимый
Рухнул в звуках сечи и огня.

Город полонили звуки брани:
Гром пищалей, сабель злобный звон.
В час рассветный, в пору свежей рани
Городом владели кровь и стон.

Поднялись зловещими клубами
Мрачные сигнальные дымы,
Облака, гонимые ветрами,
Крася, в высоте черней сурьмы .

Сходу взяли крепость и ворвались
В подземелье – царство жирных крыс.
С потолков и стен на них срывались
Плесень липкая и мерзостная слизь.

В духоте, грязи и затхлой гнили,
На цепях, в колодках и ярме
Словно трупы узники смрадили ,
Задыхаясь в мутной полутьме.

Всех освободили, без остатка.
- Всем свобода! Неба синева!
На невольном рынке снова схватка.
- Всех в пору , как чурки на дрова!

Казаки громили город-крепость –
Торг невольниками из славян,
Видя персов к пленникам свирепость,
Не щадили воинов-басурман.

Вопреки приказу атамана
В городе пожары занялись.
Может, поджигали слуги хана?..
Может, казаки ослушались?..

Не даёт история ответа.
Уж столетья с тех пор позади,
Но уж к полдню с раннего рассвета
В городе нельзя было пройти.

Всюду стыли лужи свежей крови,
Груды посечённых в битве тел.
Небо, хмуро сдвинув тучи-брови,
Созерцало траурный удел.

Город погрузился в чёрный траур.
Закоптились зданья и сады.
Серым стал недавно белый мрамор,
И завяли гордых роз кусты.

Всё, что взяли в городе казаки,
Погрузили в струги и ушли;
В поздний час, при лунном полумраке,
По волнам цепочкой длинной шли.

Ветер вновь им паруса наполнил.
Месяц вновь дорогу освещал.
Каждый вольный братский долг исполнил
И теперь, уставши, крепко спал.

Как удар стихии неизбежный,
Казаки свершили свой налёт,
В чём-то - праведный, а в чём-то - грешный,
Но пошёл в отряд простой народ.

Персы и аварцы, и лезгины,
Кумыки, даргинцы, ингуши,
Дети гор чеченцы, осетины –
Стали все Степану, как сыны.

И от древней горской цитадели
Мимо к морю нисходящих гор
Струги к югу цепью уходили,
Оставляя за собой разор.

         * * *

Струги шли под берегом холмистым
В сторону богатой Астары.
Лунный свет сияньем золотистым
Освещал ленивые валы.

Лишь не спали кормщики  на стругах
Да составы сменные гребцов,
Да охрана в кольчатых  кольчугах,
Сон храня, уставших удальцов.

На переднем струге каравана
Атаман собрал большой совет,
Исцелить друзей чтоб от дурмана
В городе одержанных побед.

- Наш набег нелёгким оказался.
Пало два десятка казаков.
Каждый, словно волк облавный дрался
С целой сворой воинов персов–псов.

Что в Дербенте битвою добыто,
Коли нам судьба прийти домой,
Раздадим народу, чтобы жито
Все купили к новой посевной.

Много взяли мы товаров ценных, -
Помолчав, продолжил атаман, -
Золота, каменьев драгоценных
И освободили полонян.

Не уверен, други, что в дальнейшем
Сможем мы дуван собрать такой.
Город нами взятый, богатейшим
Слыл в молве, как никакой другой.

Ныне ж путь нам предстоит неблизкий.
Впереди град персов - Астара.
Правит там богатый хан  астрийский -
Сердцем злой спесивый Менеда .

Толки уж достигли дворца хана.
Беспримерный встретит нас приём:
Он решил по образу капкана
Взять цепями вольницу живьём.

Он суда готовит к нападенью.
В цепь решил цепями их сковать.
Знать Аллах мозгами к оскуденью
Менеду привёл. Ну, что ж ещё желать!

Среди тех, кто в наше войско влился
Много персианских бедняков.
Хан скалдырный  их трудом кормился,
Получив завзятых в них врагов.

На Кавказе весь народ горячий.
Не прощает он своих обид.
Не могло и быть, друзья, иначе:
Выдав план, он хану люто мстит. 

Бусы и сандалы  Менед-хана
Встанут гибкой упряжной дугой;
В час рассветный, в сырости тумана,
Нас окружат гибельной петлёй.

В той петле должны увязнуть струги,
Как задумал астарийский хан,
Сгрудятся, как лёд в затонной шуге ,
И захватит хан всех нас в капкан.

Но и мы не будем “бить баклуши” .
Пусть он нас с простора моря ждёт.
Мы же Астару захватим с суши.
Полной мерой хан беду пожнёт.

   Набег на город Астару

Долго ль плыли, иль совсем недолго, -
Мы опустим каравана путь.
Важно то, что Астара примолкла,
Обсуждая слухов разных жуть.

Если хочешь зародить сомненье,
Храбрость с волей страхом притупить,
Слух пусти для общего растленья,
Он поможет в битве победить.

Злую мудрость из глубин столетий
Вспомнил хитро-мудрый атаман,
И решил, пока букет соцветий
Звёздных жив, использовать обман.

Через верного соглядатая
Слух пустил, что “вольным” нет числа,
Море, мол, от края и до края
Вздыбит всё ударами весла.

Замерла испугано Астара.
Нет дымов окрестных кишлаков.
Двери заперли чайханщики базара.
Город - в ожиданье казаков.

         * * *

Ночью струги к берегу пристали,
Отрезая с моря Астару.
В горы казаков отряд послали,
Чтоб ворваться в город поутру.

         * * *

Ну, а властелин Астары, что же?
Как он ждёт разбойных казаков?
Курит он кальян на мягком ложе
В окруженье преданных рабов.

Убеждён хан: сильная Астара
Уничтожит весь разбойный флот.
Казаков жестокая ждёт кара,
Город же, как прежде заживёт.

Хан уверен был в своей затее.
Он желал скорее взять улов;
Грёзы триумфальные лелея ,
Видел новых в казаках рабов.

Тешится мечтами хан астрийский,
Весь во власти радужных  забот,
В ожидании расправы близкой
И кровавых палачей работ.

Но властитель истины не ведал:
Что разбойный “гость” – казак- мужик,
Коль победы сладкий плод отведал,
Всё с пути сметает, словно бык.

         * * *
 
    Морской бой у Астары

Казаки сорвать затею хана
Порешили, и на каждый струг,
Выполняя волю атамана
Закрепили острый бивень – крюк .

Стругов флот на части разделили.
В шторме часть потрёпанных судов
Связками из хлопка загрузили
С длинными хвостами из жгутов.

Пропитали нефтью и сложили
На корме, прикрыли тростником,
Чтобы персы мнение сложили.
Струги, мол, наполнены добром.

Чаек  запорожских два десятка
Спрятались за длинною косой;
С целью той, когда случится схватка
Им вступить внезапно в смертный бой.

Остальной флот на виду у хана
Заметался и стал удирать,
По задумке хитрой атамана
Страх перед Менедой проявлять.

Хан доволен трусости картиной.
Флот петлёй окружит казаков,
И судов персидских цепью длинной
Струги заметёт в один улов.

Струги и челны  на моря глади
Бьются словно мошки у огня,
А за ними цепью мчатся сзади
Бусы, барабанами гремя.

Но внезапно струги развернулись.
Веером загонным на волков,
Ускоряясь так, что вёсла гнулись,
Устремились дружно на врагов.

Не дойдя до корабля Менеды,
Залп ударил пушек носовых,
Предвещая новую победу
Атамана с войском гулевых .

Струги с хлопком, тоже развернулись,
И при полном ветре парусов
С кораблями персиян столкнулись,
Пробивая бивнями носов.

Зацепились бивнями-крюками,
Комья хлопка в нефти подожгли,
И охапки  в пламени шарами
Полетели к персам в корабли.

Флот персидский, скованный цепями,
Оказался словно в кандалах.
Жгли суда горящими шарами.
К персам равнодушен был Аллах.

В это время запорожцев чайки -
Вышли из прикрытия косы,
И подобно быстрой хищной стайке
Бросились на персиян бусы.

Вдоль бортов сандал и бус Менеды
Устремились, в бой вступить спеша,
Ускоряя торжество победы,
Вёсла и уключины круша.

Тонет буса ханская в пучине
И влечёт с ней скованный сандал.
Чаек крик вещает о кончине
Флота персов. Вновь смерть правит бал.

Часть судов огнём испепеляло.
Дым над морем горизонт затмил.
Море за бортами закипало.
Флагман в дар пучине уходил.

И надменный хан, в судьбу не веря,
Стал молиться дымным небесам,
Чтобы покарал Аллах злодея
И вступил бы в битву даже сам.

Но Всевышний не внимал Менеде.
Видимо решил на самотёк
Ход пустить событий, и “Победе”
Выбрать тех, кто менее жесток .

Жизнь владыки-хана сохраняя,
Бережно снесли его в сандал.
Он же, и ругаясь, и стеная,
Даже и Аллаха проклинал.

Корабли, нетронутые хана,
В панике от стругов отошли.
В пламени две дюжины багряно
Догорели и ко дну пошли.

В это время пешие казаки
В город ворвались с материка,
Лишь в охране чуткие собаки
Распознали запах чужака.

Лаем город сонный разбудили,
Но уже при солнце, поутру,
Казаки спокойно захватили
Хана златоносную казну.

Визирь хана – старый воевода,
Бросил войско персов в Астару,
Не щадя ни войнов, ни народа,
Лишь бы вырвать ханскую казну.

Разгорелась сеча спозаранок.
Кровь и смерть владели Астарой.
Слёзы, стоны, вопли персиянок -
Рождено всё грабежа бедой.

Не было до селе столь жестокой,
Столь кровавой битвы у врагов.
И, взирая с высоты глубокой,
Содрогнулись сонмища миров.

Не гремят по городу пищали ,
Время нет их зельем  заряжать,
Персы грозной массой наседали,
Казаков неволя отступать.

Никнут крики в атмосфере душной.
Сабель лязг над Астарой царит.
Город, живший жизнью благодушной,
К полудню уже трупами смрадит.

Казаки, Астару оставляя,
Не смогли всех раненных забрать,
Численностью персам уступая,
Вынуждены были отступать.

Изменила, на сей раз удача.
Каждый бился против десяти,
И у всех была одна задача, -
Всю добычу к чёлнам отнести.

И пробились. Улицы устлали
Павшими в невиданном бою.
Их на взморье чёлны ожидали,
Чтоб дружину выручить свою.

Чёлны разом вёслами взмахнули,
И, как стая чаек над водой,
Мимо флота шаха проскользнули,
Персов, оставляя за кормой.

С честью пала Астары дружина.
Казаки с захваченным добром
Вышли в море. Водная долина
Пеной вновь взбивалась за бортом.

В синеве растаял берег дальний.
Там же, где стояла Астара,
Дым пожаров участи печальной
Поднимался к звёздам, как гора.

Ветер подружился с парусами
И помчал флот в пенистом гребне.
Казаки разбойными делами
Траур поселили  в Астаре.

         * * *

Три недели кишлаки не знали
Труд и отдых. Только стон царил.
Казаки рабов всех расковали.
Атаман суд совести вершил.

Всех купцов и богачей астарских
Захватили для обмена в плен.
Что за дело до указав царских…!?
В жизни всех ждёт неизбежный тлен.

Казаки меняли своих пленных
На попавших в рабство христиан.
За персидских богачей степенных
Брали пять и больше полонян.

Труженика, где б ни обитал он,
Будь Россия, или Астара,
Грабит, разоряет и гнетёт трон.
Тирания, как и мир стара.

Поздно ль, рано ль – конец неизбежен,
Царь ли ты, иль крепостной мужик.
Только мир и вечен, и безбрежен,
Всё ж живое в вечности лишь миг.
(Плод раздумий автора.)

        Свиной остров.

Где у моря с небом край единый,
Лунный путь, где плещется в волне,
Остров отдыхал в волнах пустынный
От путей торговых в стороне.

Все богатства, взятые в набеге,
Атаман на острове хранил.
На песчаном и пустынном бреге,
Войско набиралось свежих сил.

Завершив теперь набег жестокий,
Когда вечер крылья распустил,
Остров, среди моря одинокий,
Обещаньем отдыха манил.

Подсчитав, средь казаков потери,
Удручён был грозный атаман.
В войске, сострадая, сожалели,
Что не все вернулись в братский стан.

Болью острой на душе Степана
Билась мысль, что казаки в плену.
Выкупить любой ценой у хана
Загадал под павшую звезду.

Через день отправил с толмачами 
В Астару с подарками послов:
Камни драгоценные с мехами,
Грамоту из покаянных слов.

Не хотел Степан в плену оставить
Казаков, и  вот решил тогда
Выкуп щедрый шаху предоставить,
Чтоб вернул всех пленных Менеда.

В грамоте Степан заверил шаха:
Если пленных он ему вернёт,
Чтоб народ астрийский жил без страха –
Войско казаков он уведёт.

В чёрном небе южными ночами
Млечный путь созвездьями светил,
Стан казацкий с редкими кострами
Ждал вестей и набирался сил.

Время уж неделю отсчитало.
Нет вестей от хана и послов.
Воинство в безделье отдыхало
В ожиданье пленных казаков.

От безделья в лагере казацком
Ссоры стали чаще возникать.
Родился разлад в союзе братском,
И развалом начал угрожать.

Споры, игры в бабки  до азарта,
Мордобой с угрозою ножей…
Пьют вино, за раз не меньше фарта ,
Дуван  делят с помощью костей .

Чтоб покончить в войске с разложеньем,
Атаман решил на “круг” собрать
Казаков, и волевым решеньем
Вновь порядок в войске воссоздать.

Объявил им, что охрана станет
Вина в бочках день и ночь стеречь,
Ну, а коль, кто пить не перестанет,
На “кругу” плетями будут сечь.

- Целый день с утра и до заката
Под присмотром опытных бойцов
Будете учиться брат у брата
Бою рукопашному отцов.

Хан взбешён от бранного позора.
Уж неделю нет наших послов.
Видно, не достичь с ним уговора;
Он не хочет слышать наших слов.

Вечерами, сидя пред кострами,
Можно слушать баты  стариков,
И гуторить  можете вы сами,
Хоть до самых первых петухов.

Понапрасну ждём, видать, мы вести,
Как от хана, так и от послов,
Видно, он предаст их лютой мести:
Четвертует и лишит голов.

         * * *
 
Поздний вечер куполом шатровым
Зачернил Хвалын – моря простор.
На песчаном острове суровом
Загорелся у шатров костёр.

У костра сидят широким кругом
Казаки, и в поздней тишине
Молодец на домре  с нежным звуком
Песнь поёт о милой стороне.

         * * *
   
    Песня молодого казака

“Далеко родимая сторонка
С цветом вишни возле куреня ,
Ждёт там чернобровая девчонка,
Сердцем пылким казака любя.

Скоро – скоро встреча состоится,
Руки шею с лаской оплетут,
И когда уснёт в ночи станица –
Звёзды нас в просторы уведут.

      Иллюстрация
 
     "Донская степь".

Степь родная с вековечным звоном
Нас укроет в травах до зари.
Из ракит над задремавшим Доном
Песни будут петь нам соловьи.

Одарю монистами  златыми,
Перстеньками с яхонта  красой,
Буду аромат вдыхать полыни
И играть распущенной косой.

И под небом с яркими звездами
Будем, люба , шалости свершать,
А под утро с первыми лучами
С кос златых травинки отряхать”.

Все затихли, слушая “Баяна ”,
Вспоминая Тихий Дон, семью,
Шелест ветра в травах у кургана
И станицу вольную свою.

Он умолк. Затем вздохнул глубоко.
Струны инструмента подтянул.
- Как судьба нас занесла далёко, -
Произнёс и на друзей взглянул.

      Иллюстрация.

    "Курень казацкий".

Тронул нежно струны инструмента,
Словно, что-то вспомнить захотел
Иль дождаться нужного момента…
Песнь продлил и до конца допел.

"В сновиденьях дом живёт родимый
В белоснежном вишенном саду.
Скоро ли увижу край любимый
И невесту крепко обниму.

Может, не дождалась удалого,
Может, кто навет прислал худой
Будто бы в бою от перса злого
Откупился буйной головой.

Подожди душа – краса – девица
И не верь наветам обо мне.
Скоро встретит отчая станица
На родной донской нас стороне…

Привезу тебе я украшенья:
Бирюзу и жемчуг, и парчу…
Получу отца благословенье.
Поведу сударушку к венцу".

         * * *

Уже шесть прошли полных недели
С той поры, как отбыли послы.
Комары на остров налетели,
Малярию в лагерь принесли.

Время же не шло, а проползало.
Недовольство стали выражать
Казаки, что снеди  стало мало,
Надо, мол, набеги совершать.

Но, нежданно, яркий луч заката
Одинокий высветил челнок,
И с волной прибрежного наката
Он скользнул в заливе на песок.

Из челна, до крайности уставший,
На песок ступил соглядатай,
В одиночку море пробежавший,
И сказал: “Менеду поджидай.

Потому шах-аспид  время тянет,
Что решил усилить ханский флот,
И теперь, собрав его, нагрянет
Отомстить за дерзостный налёт.

Войско хан собрал у лукоморья ,
Но ещё усилить хочет рать,
Поелику  корабли на взморье
Долго не решался отправлять.

Войско хана злоба охватила.
Воины бредят страшною мечтой:
Остров, мол, казацкая могила
На шесте с твоею главой.

К тому ж в войске жадность поселилась,
Воины все желают, чтоб потом,
Всё богатство ваше разделилось,
Между ними платой за погром.

Понял хан: не он военачалит,
А желанье воинов захватить
Ваш дуван. Его это печалит,
И мешает ради мести мстить.

Видно, с ним решительность простилась,
Раз уж хан так медлит выступать.
Коли в войске жадность поселилась –
С войском тем не стоит воевать.

Постоянно он во власти гнёта
Тяжких дум; мешают они жить.
Им владеет лишь одна забота:
Как позор разгрома с себя смыть.

Утром хан прибудет к тебе в гости;
С ним четыре тысячи идут.
Обезглавил он послов, и кости
Казаков собакам отдают.

Чтоб собаки мясо человечье,
Раз познав, запомнили навек.
К пленным же такое бессердечье,
Что погибло двадцать человек.

Казаков, что в битве лютой пали,
Персы всех сложили на юру
И тела их саблями кромсали;
Гнить останки бросили в жару.

Лагерь зашумел пчелиным ульем,
На который, вдруг, напал медведь.
Гнев гулял безудержным разгульем,
Не давая казакам скорбеть.

Поутихли крики с лютой бранью.
Все стихийно слились в ”Общий круг”.
- Видно не судьба нам щедрой данью
Вырвать братьев из жестоких рук.

Так с почётом встретим Менед-хана,
Чтоб навек запомнил встречу хан.
Жаждут персы нашего дувана? -
Пусть могилой станет войнам стан.

         * * *

 Морское сражение у Свиного острова .

Струги было решено отправить
Дальше в море, где темнел восток,
Чёлны же, как частокол поставить,
Берег голый, превратив в острог .

Пушки разместили за челнами,
Чтоб, когда в залив суда войдут,
Встанут на межени якорями –
Орудийный дать по ним “салют”.

В центре скороспелого острога
Встал расшитый золотом  шатёр,
С двух сторон от входа у порога
Был песок насыпан в виде гор.

На песок в повышенном старанье
Разложили злато Менеды,
Чтоб сложили мненье басурмане
О богатстве разинцев казны.

Чтобы жадность душу их разъела,
Как съедает ржа булатный нож.
Там, где алчность душу одолела –
Воин уж на воина не похож.

Ноченьку в помощницы поставить
Порешили. Яркие костры
Затушили, чтобы флот заставить
Ждать утра, коль нет седой луны.

Всё, как затевали, получилось.
Только утра заструился свет,
Пять десятков  к острову явилось
Кораблей на грамоту в ответ.

Казаки у всех шатров острога
Словно жертвы битвы улеглись,
Охрой грунт и ствол единорога
Замарали, будто бы дрались.

Менеда смотрел на укрепленье
В длинную подзорную трубу;
Воины же кипели в нетерпенье,
Золото, увидев наяву.

Остров вымер. Ветра выдох лёгкий
Следы жизни пылью заметал.
Лишь жилья покинутого стойкий
Запах о былом напоминал.

Рассмотреть хотел хан укрепленье
И прикинуть силу казаков.
Но острог безлюден. Нет движенья.
Трупы лишь да частокол челнов.

Жизни нет в покинутом остроге.
Не дымят остывшие костры.
И везде, и даже на пороге
У шатра и трупы, и ковры.

- Где гяуры  спрятались от мести?
Почему челны стоят торчком?
Может, получили они вести,
Что иду карать их за погром?

Куда делся стругов флот разбойный?
Почему не убраны шатры?
Почему один лишь ветер вольный
Здесь гуляет, и с какой поры?

Нет! Не видно признаков живого.
Может всех забрал себе шайтан ?
Всё сильней росла в душе тревога,
И всё больше сомневался хан.

Ропот зародился в массе воинов:

- Сколько можно остров созерцать?

- Мы, хан светлый, отомстим достойно!

- Мы отпор хотим разбою дать!
- Мы захватим золото казачье
И разделим поровну на всех!

- Свиньин остров – логово свинячье.

- Всех под нож! Простится этот грех!

Этот ропот и принудил хана
Дать команду остров захватить.
Войско стало жертвою обмана,
Устремляясь, золото добыть.

Вёсла дружно опустились в море.
Быстро флот наращивал свой бег.
И суда, друг с другом в гребле споря,
Флотом всем шли в мстительный набег.

Чёлны дружно на землю упали,
И по персов боевым судам
Пушки казаков загрохотали,
Смерть неся, безжалостным врагам.

Много воинов в тот день утонуло
Под обстрелом пушек казаков,
И, чтоб участь смертная минула,
Флот отплыл от грозных берегов.

Целый день Менеда не решался
Повторить набег на островок.
На ночь флот в заливе оставался,
Из сраженья хан извлёк урок.

Тёмной ночью остров оживился.
Чёлны быстро к морю отнесли.
В каждый чёлн с десяток уместился
Казаков, и к кораблям пошли.

В темноте, на глади сонной моря,
Корабли, как крепости стоят.
Мачты тонут среди звёзд в просторе.
Кливера , поникнув, в штиле спят.

Звёзды охраняют воинов хана.
Спят за день уставшие валы.
По задумке дерзкой атамана
Крались в темноте к судам челны.

И до наступления рассвета,
Лишь слегка тревожа моря гладь,
В тишине полнейшей и без света
Чёлны стали к суднам подплывать.

Тихо. Не плеснётся гладь залива.
Чёлны, словно тени залегли
У бортов судов и терпеливо
Ожидают утренней зари.

Свист условный в раннем полумраке,
Разорвал мир спящей тишины,
И волнами ринулись казаки
На суда, вонзив в борта багры.

        Иллюстрация

     "Ночное нападение".

- Гей! Руби борта смолёным бочкам! –
Пронеслась команда над водой.
Треск бортов в исходе тёмной ночки
Возвестил конец флотильи злой.

Казаки в проломанные дыры
Устремились в трюмы кораблей,
В свете факелов и душной сыри
Бой кровавый захлестнул людей.

Смерть облюбовала помещенья.
Злобы рёв безжалостных врагов
Возвещал о празднестве отмщенья.
Достигал гром битвы берегов.

Теснота мешала размахнуться.
Шёл жестокий рукопашный бой.
Невозможно было увернуться.
Горло рвали голою рукой.

Через бреши, трюмы переполнив,
Воды осадили корабли.
Павшие, долг воинский исполнив,
Сквозь проломы, в море потекли.

Бой кипел на всех судах Менеды.
Лишь одно осталось в стороне,
Где сам хан, в предвиденье победы,
На подушках возлежал в шатре.

Видя, как стремительно редеет
Войско в битве против казаков,
Парус приказал поднять быстрее
И бежать с позором от врагов.

Тридцать пушек, столько же баркасов
Захватили в битве казаки.
Бусу, полную съестных припасов,
Бросили бежавшие враги.

Но бледнеют бранные трофеи
Перед дочкой Менеды – Зейнад:
Стройный стан и косы змей длиннее,
И глаза, как искристый агат .

Не сумел хан дочь спасти от плена.
Сам бежал, княжну ж предал беде.
И её, для казаков обмена,
Атаман оставил при себе.

Казаков, в сраженье смерть принявших,
Уложили на сухой топляк ,
И сожженьем, побратимов павших,
Отдал души Волосу  казак.

Все останки в бочки загрузили
И, отплыв, в вечернюю зарю,
Домовины  в волны опустили,
Дань отдав, Хволынь - моря царю.

         * * *

Кончилась хорошая погода.
Зарядили долгие дожди.
Позади начало лишь похода,
Что-то ждёт гулящих впереди.

Атаман живёт в плену раздумий.
Сколько душ доверилось ему?!
Где та мысль, других благоразумней,
Чтоб сняла сомнений пелену.

Обещал жизнь вольную устроить,
Чтоб забыл народ боярский гнёт.
Земли, где найти, чтоб обустроить
Жизнь людей без тягостных забот?
   
         * * *

Но нежданно весть до атамана
Донесли: “Вернулся в Астару
Менеда, и супротив Степана
С войском выступает поутру”.

Весть поведал вызнавщик  казачий,
Вековавший  средь простых мирян .
Атаман нежданною удачей
Счёл её; решил идти в Гилян .

Кончились раздумья атамана.
Он пойдёт в богатый город Решт .
Убедит визиря Будар-хана
Землю дать у города окрест.

Ведал удалой вожак о Реште -
Городе персидском от купцов.
Говорили будто б рай в том месте:
Волшебство струй звонких и садов.

Будто б райские поют там птицы,
Ну, а фрукты по лесам растут.
Мир хранят в краю том горы-спицы,
И везде растения цветут .

Уж не раз во снах он обращался
К той далёкой сказочной стране,
И теперь, вот, кажется, дождался
Встречи наяву, а не во сне.

- Там и Исхафан  персидский рядом.
Коли Сулейман  - сын Аббасу
Даст согласье, жить мы будем ладом,
Я от братства клятву принесу.

Много уже кровушки пролито.
Сердцем чёрствым стал народ донской.
Всё в Дербенте нами что добыто -
Юдолью  оплачено людской.

Могыть, вправду с персом замириться
И ушкуить  турок берега?
Турку, слёзы русские - водица.
Людом русским полнятся торга.

А коль с вольным Доном сговориться,
Пригласить в сообщество и Сечь :
Туркам лишь во сне сможет присниться,
Как свои владенья уберечь.

         * * *   

Размышлял Степан, но он не ведал:
Известил царь шаха про набег
И в письме своём ему поведал:
Сколько у Степана человек.

Царь просил в своём письме Аббаса,
Всех схватить разбойных казаков.
С ними, мол, разбойная зараза
Множится, не зная берегов.

Где б казак в разбое пойман ни был,
Должен непременно быть казнён,
Даже если шаху будет прибыль,
Коль ушкуить Порту  станет он.
   
         Город Решт

К Решту путь вдоль побережья долог.
Ветерок проснётся и заснёт.
Караван накрыл дождливый полог,
Трудным, сделав, долгий переход.

На четвёртый день при пробужденье
Ветер разметал дождя туман.
Решт увидел в вёсельном движенье
Русских стругов длинный караван.

Не спеша, всем видом убеждая,
Что пришли дружить, не обижать,
Стругами, всю бухту заполняя,
Сыны Дона стали подплывать.

Здесь кода-то волны бушевали,
Миллионы лет тому назад.
Воды с вечностью не совладали.
Их следы до сих пор видит взгляд.

Высадились на берег пустынный.
Осмотрелись. Персов нет нигде.
Позади - простор необозримый.
Впереди – Решт – будто бы во сне.

“Что-то здесь неладным пахнет други.
Пусто всё, и не видать людей.
Нужно под охрану взять нам струги;
Так, оно мне кажется, верней,” -
Обращаясь к вольнице казачьей,
Опасенье высказал Степан.
Он желал, чтоб полною удачей
Воплотился выношенный план.

- Странно нас встречает Решт печальный,
Будто кто живое всё сожрал.
Шаха, где народ многострадальный?
Может, Будар-хан его угнал,
Чтобы с нами люди не якшались ?
Может, поселился в Реште мор,
Пока струги по морю скитались?
Надо бы поставить нам дозор.

Волны валунов стада лизали,
Шёпотом, стремясь предупредить,
Вольный люд от близкой к ним печали,
Жизнью, предлагая дорожить.

Разучились голоса природы
Слушать люди. Связи с нею нет.
В мирозданье растворились годы
С ней единства. С тех пор много бед.

Пусть её. Оставим мы природу
И в ряды вольёмся казаков.
С ними в Решт, истории в угоду,
Двинемся сквозь дальности веков.

От залива, где остались струги,
К городу широкий путь лежит.
Пыль дороги приглушает звуки.
Над дорогой марево дрожит.

Шли неспешно. Тихая окрестность
Порождала мирных мыслей плен,
И уж не казалась неизвестность
Злым предтечей  новых перемен.

Вдоль обочин, вплоть до горных склонов,
Бархат зеленеющих полей:
Чеки риса, тростника знамёна,
Высотой наездника рослей.

И нигде людей не видно в поле,
Будто всё растёт само собой.
Лишь в дали, у дальних гор в просторе,
Город в дымке прятался седой.

Словом, в плен попали сладкой неги...
Вскоре влился путь в чудесный сад:
Абрикосы, груши, сливы, фиги,
Соблазняя, тучами висят.

Вышли, очарованные садом.
Взорам казаков предстал посад.
Дальше город с путаным каскадом
Саклей средь утёсистых громад.

У подножья горного отрога
Город в украшении дворцов
И мечетей; и во славу Бога
Песнь летит до городских концов.

Песни муэдзинов с минаретов
Пять раз на день, как велит намаз,
Покоряют мудростью куплетов,
Правоверных приводя в хамас .

На уступе с площадью базарной,
Множеством кустарных мастерских,
Торг идёт. Царит здесь дух пекарный
Среди многих запахов других.

Но внезапно ожил мир окрестный.
Перед казаками вдруг предстал
С тучей воинов воевода местный
И отряд весь в окруженье взял.

- Войска, братья, пропасть привалило.
Наплеск моря  дюже далеко.
Вдесятеро боле персов сила.
Нам отбиться будет нелегко.

Если все не ляжем в этой битве,
То тому, кто вырвется живым,
Завещаю заказать молитвы,
Дуван павших передать родным.

В нашей жизни всякое бывало.
Жизнью мы не шибко дорожим.
Смётка нас не раз уж выручала.
К ней сейчас мы снова прибежим.

Отдадим же должное Степану:
Сразу понял, что попал в капкан.
- Думал с братством послужить Гиляну,
А на деле, всем грозит зиндан . 

Персы в луки стрелы заложили.
Каждая секунда дорога.
“Как волков в облаве обложили”, -
Шевельнулась на сердце тоска.

И не дожидаясь стрел калённых,
Вышел Стенька с поднятой рукой,
Под прицелом взглядов озлоблённых, -
Мира знак понятный и простой.

Расступились войны, и навстречу
Вышел с обнажённой саблей хан.
Обстановка предвещала сечу.
Избежать её решил Степан.

Стоя перед персом незлобиво,
Он сказал: “Мы не хотим войны”.
С Вами жить хотим миролюбиво,
И у шаха просим мы земли.

Предлагаем службу нашу шаху
Там, где досаждает шаху враг.
Коли лгу, хоть нынче же на плаху.
Верным стражем станет Вам казак.

Нет другого война, кто б достойно
Смог на равных биться с казаком.
В битве каждый, как десяток войнов.
Казак в битве, что разящий гром.

Нынче же к тебе, как Решта хану
Прибегаю с просьбой пропустить
К Сулейману-шаху. Ему стану
Бить челом, позволил что б служить”.

Будар-хан задумался: ”Ну, что же,
Коли правду говорит казак
Шаху польза, коли врёт, поможет
Голову срубить ему Аллах”.

- Пусть так будет, - он сказал Степану, -
Как ты просишь. Шли шаху послов.
Торговать я вам мешать не стану.
Мирный торг ценнее всяких слов.

Стан  разбейте поодаль от Решта,
Чтобы город не отяжелять.
На долине много ещё места,
Обживайтесь, чтобы легче ждать”.

В тот же день отправлено посольство
С грамотой, в которой изложил
Атаман, как видит он устройство
Службы ратной. Верность посулил .   

А затем, пошёл смотреть окрестность.
Может здесь, под Рештом отчий дом
Разрешит шах встроить в персов местность,
Сесть на землю , чтобы жить трудом.

С этого момента три недели
Казаки исследовали Решт:
Город, чеки с рисом осмотрели
И леса, растущие окрест.

Атаман, сам, лично, на базаре
Прикупил с десяток скакунов.
Конь персидский, в поднесённом даре,
Скажет лучше самых пышных слов.

Лучшего, в подарок Будар-хану
Приказал он тут же отвести.
Остальных под сбруей  свели к стану,
Чтоб объехать все окрестности.

Ранним утром, лишь зарделась зорька,
Атаман и несколько старшин,
Конными, и лишь при саблях только
Путь держали в сторону вершин.

Там, блуждая в горных перевалах,
В грохоте несущих смерть лавин,
В камнепадах, стонущих обвалах,
Путь лежит между седых вершин
В древний Исфахан  – алмаз Востока –
Город минаретов и мостов –
Самый истый проводник Пророка,
Центр базаров шумных и дворцов.

А теперь дорога змеёй вьётся,
Пробираясь по теснинам гор;
Вырвется и в лес густой вольётся
Вновь, ведя с природой очный спор.

По краям деревья-великаны
Шапками закрыли синеву,
И красавцы, пёстрые фазаны,
В полумраке прячутся в жару.

Лес и сад слились здесь воедино.
Сетью сплёл деревья виноград.
Лишь тоннель оставила куртина ,
Чтоб проехать в диких гор посад .

Каменистый путь всё тяжелее.
Словно в небо устремлён подъём.
Облака насупились грознее,
Угрожая казакам дождём.

С двух сторон сдавили путь теснины.
С горных круч срываются, рычат
Водопады, древних мхов гардины
Брызгами туманными дарят.

Наконец-то выбрались из леса.
Склоны гор освоили луга.
Под ногами облаков завеса
Заблудилась в кронах на века.

- Хороша, привольна степь донская.
Думал: благолепней мест уж нет.
Эк, куда, разбойная, лихая
Доля подняла под сорок лет.

Лепота и только! Бают люди
Правду, что у персов, будто б рай.
Мир отсель  лежит весь как на блюде.
Знай себе живи, да поживай.

Думы вновь к посольству обратились.
Что решит на просьбу Сулейман?
Вновь сомнения зашевелились.
Помрачнел от мыслей атаман.

“Смогут ли послы дарами шаха
К благому решению склонить?
Или слабость Сулеймана-шаха
Сможет в нём сомненья возбудить?

Чем судьба посольства обернётся?
Что решит на просьбу юный шах?
Даст согласье,  или отзовётся
Тем, что шевельнётся в шахе страх?

Вот тогда не ждать послам пощады.
Шах припомнит казакам разбой.
“Наградит” всех царскою наградой -
Каждый поплатится головой”.

Хоть подарков послано немало,
Но сомненья жалом сердце жгут.
Прошлое, коварство шахов знало:
Предадут, иль “в спину нож воткнут”.

     * * *

День за днём тянулось ожиданье.
Нет вестей от шаха и послов.
Тягостно в безделье пребыванье;
Даже ночь не дарит бодрых снов.

Казаки уж месяц как в безделье.
Руки стосковались по труду.
Кто-то, где-то обнаружил “зелье”
И подвёл всё братство под беду.

Как молва гласит, но я не верю,
Будто б обнаружен был подвал
С вином в бочках, и подобно зверю,
Напившись, Степан не раз бывал.

Лгут нам эпигоны  словоблудно,
Чтобы в грязь втоптать российский люд,
Полагая, что с мозгами скудно,
Нам инсинуации “плетут”.

Будто бы народ и войны хана
Под предлогом, что казаки пьют
Женщин “обижают” непрестанно,
А мужчин, ограбив, и побьют,
Вдруг, без всяких указаний хана,
Совершив полуденный намаз ,
Вопреки учению Корана ,
Навалились персы тьмою враз .

Сеча шла на всём пространстве Решта.
Раненных не брали персы в плен.
Таяла казацкая надежда
В упованье  новых перемен.

Сам Степан, как равный среди равных,
Битву вёл без жалости к врагу.
Много пало побратимов славных,
Но и перс сполна платил клинку.

Замер город в ужасе кровавом.
Сабель стон, как похоронный звон
В небеса нёс весть с бесспорным правом,
Что нажил врагов персидский трон.

Одолели. Вырвались в посады.
Но уже на самом берегу
Перс ударил снова из засады;
Кровью вновь пришлось платить врагу.

Атаман в последней лютой схватке
Получил удар, и ранен был.
Враг кровавый бежал без оглядки.
Стругов строй от берега отплыл.

Казаки в плен персов захватили.
Те не стали истину скрывать,
И единодушно сообщили,
Что сам шах послал их убивать.

Коль они осушались бы шаха,
То в опалу угодил бы род.
А напали, мол, они из страха,
Чтоб избегнуть больших им невзгод.

Мол, пришло письмо царя Аббасу .
В нём царь шаху дружбу обещал,
Коли тот казацкую заразу
Изведёт, и братом называл.

Ради дружбы с царём Алексеем
Шах решил казакам отказать.
И, Коран поправ, себя злодеем
Показал, решив их псам отдать.

А потом псам отдал на съеденье
Только одного лишь из послов.
Остальных же, по его веленью,
Заковали, превратив в рабов.

Повелел в письме он Будар-хану
Истребить и флот, и казаков.
Всех живых пожизненно зиндану
Подарить, лишив их языков.

- Что же, шах ответит за бесчестье.
Зуб за зуб и глаз отдаст за глаз.
Мы утопим шаха в нашей мести.
Он познает справедливый глас.

         * * *

Далее, по курсу каравана,
Город персов Фарабад лежит.
Правит там визирь, наместник хана,
Слава, чья, по Персии гремит.

Всякое в истории бывало:
Дружба и коварство, и любовь,
И удар бесстрастного кинжала,
И, конечно ж, неповинных кровь.

Но поступок дерзкий атамана
Не в пример историям иным.
В дружбе, убедив  героя-хана, -
Предал в назидание другим.

В середине дружеской беседы
Он клинок визиря в руки взял
И сказал: “Клинок символ победы” –
Визирь обезглавленный упал.

И как в Астаре разгул кровавый
Захлестнул беспечный Фарабад.
Жуткою, кровавою забавой
Город превратив в кромешный ад.

Город не спасли ни войны хана,
Ни булат дамасский не помог.
Явью стал коварный план Степана,
Напугав, весь праведный  Восток.

Атаман не знал предела мщенью.
Вслед за Фарабадом Астрабад
Был подвергнут вольных расхищенью.
Город был не менее богат.

         * * *

Все богатства, что в набегах взяли
Погрузили в струги и челны,
И под гнётом траурной печали
Шли на Волгу мимо Астары.

Кончилась разбойная “потеха”.
Кровь и смерть остались позади.
После кровожадного успеха,
Что-то ждёт разбойных впереди…

Каждый вспомнил Дон и степь без края,
Стены белоснежных куреней,
Землю – мать, где борозда сырая
С ароматом пахотных полей.

Много пало молодцев удалых
В битвах с городами персиян,
К вёслам, казаков сменив усталых,
Посадили воинов – полонян.

        Возвращение

Солнце высоко и полдень близок.
По широкой глади чистых вод,
Где причал у Астрахани низок,
Подходил казацких стругов флот.

На переднем струге атамана
В золоте багряновый  шатёр,
На коврах персидских дочка хана
Смотрит на синеющий простор.

А в глазах, как ночь Кавказа жгучих
Грусть с тоской по родине слились,
О дворцах с садами, горных кручах,
Юношах, что ей в любви клялись.

Скоро ли увидит край родимый,
Мать и своевольного  отца,
Сможет ли теперь её любимый
Слить в единство юные сердца.

Плачет черноокая девица
Над судьбой загубленной своей.
Каплей дождевой слеза катится,
Думы девичьи одна другой страшней.

Песня – мольба персидской княжны

За дальнею далью дом отчий родной,
Там море играет с бегущей волной,
Там стража отца у дворцовых ворот,
Там жизни веселье без всяких забот,
Там гордые витязи горных племён
Съезжались к дворцу отца с разных сторон,
И каждый считал за особую честь
Отчизне и шаху отдать всё, что есть.

Собрал он джигитов разбой, чтоб унять,
Чтоб дерзких гяуров мечом покарать,
Но пали отряды в жестоком бою,
А я по отчизне в плену слёзы лью.

Теперь, словно сорванный розы цветок
Уносит меня в неизвестность поток.
Увижу ль отца и родимую мать?
Иль мне на чужбине судьба умирать?

Мечтаю о редине ночью и днём,
Под зноем палящим и звёздным дождём,
Лети моя песня за солнцем вослед,
Отцу и Кавказу снеси мой привет.

Скажи, что жива и печалюсь о них,
Что снится джигит Варду - хан, мой жених.
Мечтала я стать его верной женой.
Безжалостно жизнь поступила со мной.

Но больше о родине плачу своей,
Где много прекрасных и смелых людей,
Седые вершины заоблачных гор
И моря спокойный лазурный простор.

Хотела б я птицею вольною стать,
С высот, чтоб отчизну родную обнять
И пасть на утёсы, чтоб с кровью моей
Смешался сбегающий к морю ручей.

Тогда, до тех пор, пока дышит Земля,
На родине милой жить буду и я.
Теперь же я вижу: безжалостный рок 
Наложницей  сделать дочь ханскую смог.

И в жизни моей уж не будет семьи.
Всевышний, прерви мои скорбные дни!
Из жизни уйти молодой не страшусь.
Невестой твоей стать, Всевышний, клянусь!

Готовит судьба мне тяжёлый удел,
Чтоб милый отец мой до смерти скорбел.
Прошу, о Всевышний, услышать меня
И жизнь прекратить к истечению дня!

         Иллюстрация
      
          "Кавказ".

         * * *

В дорогом из бархата кафтане,
В шапке, отороченной бобром,
Сидя на тревожном барабане
Разин наблюдал за городком.

Главный струг уж вёслами табанил ,
А судам и не видать конца.
Прозоровский – царственный  боярин ,
Разинцев обозревал с крыльца.

- Знатно  знать  нашарпала  ватага
На хволынском персов берегу,
Разоделся Стенька – вор, бродяга,
Не пустить на Волгу не смогу.

Берег, пристань, стены крепостные –
Всё заполнил православный люд.
Стругов фальконеты  боевые
В честь народа грянули салют.

И в ответ на грохот каравана,
Пушки астраханского кремля,
Дали залп в честь вольницы Степана,
Тем приём с почтением суля .

Вскоре к борту разинского струга,
Воду пеня вёслами гребцов,
С парусом приспущенным, фелюга
Донесла боярина послов.

И не долго Разин вёл беседу.
Понял: чтоб по Волге погулять ,
Нужно поспешить уже к обеду
Власти откупную дань отдать.

Три фелюги воду рассекают,
Мчат донцов неслыханный ясак :
Злато, перстни, что в лучах играют,
Под седлом богатым аргамак …

И боярин уж почти согласен,
Но страшится дар казацкий взять:
- Царь узнает – гнев будет ужасен,
Головой придётся отвечать.

Можно было б кое-что присвоить,
Ка б  разбойный Стенька – атаман,
Чтоб царя с боярством успокоить,
Вновь ушёл, как тяжкий сон – дурман.

Но ещё бы лучше, чтоб отдал бы
Пушки и награбленный дуван,
Самолично пред царём предстал бы
Отвечать за воровской обман .

Коль царевну вызволить из плена,
Разина в колодки  заковать…,
В жизнь придёт большая перемена:
В Думу сможет царь меня призвать.

Так боярин мыслил дело справить,
Чтоб царю и Думе угодить,
- Можно и приказ  в Москве возглавить,
И себя ни в чём не обделить.

Да Степан был тоже не “тетеря ”.
Три недели пролетели так,
Что они друг, другу не поверя,
К соглашенью не пришли никак.

         * * *

Ранним утром к стругу из тумана
Подбежал под парусом челнок.
Голос с хрипотцой достиг Степана
И его внимание  привлёк.

Выйдя из шатра, Степан увидел
В рубище и ранах казака,
Знал его, и в деле не раз видел,
В тряпке окровавленной рука.

- Рад я, Фёдор , вновь тебя увидеть.
Поднимайся и поведай нам,
Как пришёл, и сможем ли предвидеть
Судьбу пленных, откуп, дав врагам.

Злато, порох, пушки и пищали,
Дочь Зейнад – сокровище отца,
Уж давно к нему гонца послали,
Снарядив, персидского купца.
 
     Рассказ Фёдора – казака.

- Как разбил ты, батька, флот у хана,
Так совсем Менеда озверел.
Казаков облить смолой из чана
Зверь астрийский утром повелел.

Казаки узнали про затею,
Жизнь решили дорого отдать
И урок достойный хану – зверю
Битвой в подземелье преподать.

Тут и свара  общая случилась,
Кровь лилась рекою, просто страх.
В подземелье смерть к нам опустилась.
Трупы вывозили на арбах.

Я ж, ударом сзади оглушённый,
На пол пал средь посечённых тел,
И арбой на берег привезённый,
Выбраться из груды тел сумел.

А затем, угнал я одинокий
С вёслами и парусом челнок
И ушёл от персов в край далёкий,
На зарёю тлеющий восток.

         * * *

Ярость ослепила атамана.
Демон мести Стенькой овладел,
И подняв, над бортом дочку хана,
Бросил в Волгу, мол, “так хан хотел”.

- Ты прими подарок мой бесценный,
Волга – мать – великая река,
То подарок необыкновенный –
Боль утрат донского казака.

Крик девичий тишину встревожил
И слетел к далёким берегам.
Всплеск воды трагедию умножил.
Волны побежали к камышам.

        * * *
 
Так закончился набег персидский
За богатой золотой казной,
Побудив народ наш богатырский
Против власти царской встать войной.

Вдоль по Волге – матушке широкой,
Стругом – плугом, вспахивая гладь,
Против власти подлой и жестокой
Шёл народ с боярством воевать.

Над широкой водною равниной,
Где почти не видно берегов,
Песня – символ гнева и дубины
На восстанье кличет мужиков.

“…хотели мы Москву взять и всех бояр и дворян и приказных людей перебить на смерть, убить мирских кровопивцев, вывести воевод на Руси и бояр на Москве”.
Из признаний разинцев под пытками.


      Песня восставших
         (Вторая)
   
Ударим веслом по кипучей волне,
Пусть струг наш смолённый, подобно стреле,
Взрывая упругую водную гладь,
Несёт нас бояр и дворян покарать.

Припев:
Мы вольные люди, свободой живём,
Свободным от рабства наш сделаем дом.

Вельможных бояр не спасут терема,
Под стенами замков укроет нас тьма.
В набеге мы грозную стражу побьём,
Разграбим усадьбы и выжжем огнём.

Припев:
Мы в битве, как волки, нам смерть не страшна,
Награда за удаль – тугая мошна .

И нет нынче силы, чтоб нас удержать.
Восстали мы с тем, чтоб свободу достать.
Её мы добудем в кровавых боях.
Посеем в царе и боярах мы страх.

Припев:………………………………..

Неведом нам страх и неведома боль,
Мы, в прошлом царя и боярская голь .
Нам спины горбатили наши враги,
За труд непосильный, даря батоги .

Припев:………………………………..

Теперь, мы свободный и вольный народ,
Над нами нет жадных, жестоких господ.
Мы можем судьбою своей управлять,
Богатых карать, голытьбе  помогать.

Припев:…………………………………

Вся жизнь наша в буйных набегах идёт,
В нас верит, и помощь даёт нам народ.
Трепещет от страха купчина – паук,
Не знает, где спрятать с богатством сундук.

Припев:………………………………….

В набеге отважном врагов разобьём,
С народом поделимся барским добром.
Сожжём, подчистую, дома – терема,
Откроем народу бояр закрома.

Припев:………………………………..

Пусть знают грабители: русский народ,
Коль нужно, за правое дело умрёт.
Мы в бунте народном добудем успех.
Крестьян мы свободными сделаем всех.

Припев:…………………………………

Забудет про страх наш согбенный народ,
Избавит себя от нужды и невзгод.
Дадим всем бесплатно и землю и кров,
Не будет в России ни бар, ни рабов.

Припев:………………………………….

Холопов  мы вольными сделаем всех,
А беглых – к себе, для разбойных утех.
На землях общины крестьян создадим,
Помещиков скот – крепостным раздадим.

Припев:…………………………………

Как сокол в полёте утицу бьёт,
И так же успешен наш грозный налёт.
А, коли, в бою мы стрельцов не побьём,
То с честью мы в память народа войдём.

Припев:………………………………….

Мы, братья свободы, жизнь наша – роса,
Упала на время и высохла вся.
На зорьке рассвета играет в лучах,
А к полдню от рос, не оставлен и прах.
 
Припев:…………………………………..

Ударим же дружно веслом по воде,
Чтоб пенные гребни взметнулись в волне.
Нам кровь за свободу не жалко пролить,
Врагов будем лютою смертью судить.

Припев:
Мы в битве, как волки, нам смерть не страшна,
Награда за удаль – тугая мошна.

             КОНЕЦ

             * * *

Информация небезынтересная для читателей,
особенно для Размахниных.

     В процессе написания повести автором была предпринята попытка сопоставить содержание различных исторических и справочных материалов в целях максимального приближения описываемых событий к исторической истине. Однако при знакомстве с ними было обнаружено множество несовпадений и противоречий, включая даже перечень разграбленных персидских городов, что в конечном итоге побудило уйти в вольное изложение событий, ориентируясь во многом на общепризнанные данные, и как уже было сказано в предисловии, на родовое предание и собственную скромную авторскую фантазию.               
Автор предупреждает читателя о том, что содержание повести не следует воспринимать во всём абсолютно соответствующим событиям персидского похода-набега, т.к.  при написании использовался приём обобщения. Некоторые фрагменты битв при нападении на прибрежные города перенесены в  Астару, поскольку все битвы похожи между собой и героизмом, и страданиями с той и с другой стороны.
     Наиболее детальное изложение хроники похода представлено в книге “Степан Разин” академика РАН Андрея Николаевича Сахарова, хотя некоторые места вызывают глубокие сомнения, т. к. не нашли подтверждения у других авторов. (Возможно они и есть, но времени на их поиск жизнь не отводит. Да и так ли уж это важно?)
     Вместе с этим, автор искал хронику похода в других источниках и нашёл описание одних и тех же событий в разных вариациях , а потому отделить правду от вымысла, не будучи историком, не смог. 
Памятуя о том, что народному творчеству свойственна свободная интерпретация  событий, было принято решение воспользоваться этой возможностью и дать немного воли авторскому воображению. Вероятно, историческая правда о набеге сокрыта в персидских архивах, но они до сих пор закрыты для исследователей.
     Повесть написана по мотивам рассказов Ефросинии  Николаевны Размахниной, бабушки автора.
     Рассказы эти, услышала она в ранней молодости от своего деда Кузьмы Тимофеевича, который слушал историю персидского набега в рассказах своего прадеда Фёдора, участника набега. Пусть это Вас не удивляет. Фёдор прожил до ста пяти лет, несмотря на множественные ранения полученные в битвах, в основанном им поселении, ставшем впоследствии, после придания забайкальским казакам  17.03.1851 г. официального статуса казачества, станицей Размахнинской Нерчинского уезда Читинской губернии, включившей в себя десять казачьих сёл.
     О казачьем роде Размахниных, которому 2013 году исполнилось 333 года, возможно, что самом древнем из известных казачьих родов, написана книга “Казаки Размахнины”, авт. Зеленская Зоя Михайловна, изд. “Читинский рабочий”, 2005 г.
     В Первую мировую войну пятеро казаков Размахнинской станицы стали полными георгиевскими кавалерами из них трое Размахнины, которые доводятся дальними родственниками автору повести.
В период гражданской войны в Забайкалье и на Дальнем Востоке на добровольной основе был сформирован размахнинский полк, внёсший немалый вклад в разгром семёновцев и японских интервентов. Полк принимал активное участие в боях за Волочаевск и Спасск.
     Сам автор потомок участника набега в девятом поколении, что подтверждает фамильная родословная, опубликованная в выше приведённой книге.
     Труд Зои Михайловны заслуживает безграничной благодарности всех Размахниных, а их по последней переписи более 17 тысяч. В то же время автору повести из предания известны эпизоды из жизни основателя рода, о которых Зоя Михайловна ничего не знала, т. к. с автором повести она не была знакома, потому и узнать о них не могла, а он остался единственным живым их носителем.

Примечание:
Звездочками обозначены:
* - пояснения из “Словаря русского языка” С.И. Ожегова, изд. № 24,2002 г.
** - пояснения из “Толкового словаря живого великорусского языка” Владимира Даля, (репринтное воспроизведение издания 1903 – 1909 г.г., Москва, Издательская группа “Пргресс - Универс”, 1994 г.).



Краткая справка в  защиту имени народного атамана.

     Во время набега казачьей вольницы на каспийское побережье Персии были разграблены города: Дербент, Баку (в некоторых источниках разграбление Баку не указывается), Астара, Решт, Фарабад, Астрабад, многие кишлаки побережья…  В его войско вливалась голь разных народов. Во время персидского похода оно пополнилось голытьбой народов, подвластных персидскому шаху: даргинцы, аварцы, лезгины, кумыками, осетины и др.
     Не только личные качества Степана Разина, обладающие могучей магнетической притягательной силой: личная храбрость, справедливость, неоднократно проявленная дипломатичность, полководческий талант…, обеспечивали постоянный прирост в ряды войска вольницы.
     Атаман обещал: “…очистить государство Российское от всех лихоимцев и кровопийц, от всех врагов и изменников…”, как писалось в его подмётных грамотах, и это, пожалуй, для народа был наиболее привлекательный фактор .
Всех, кто обижал бедноту - труженицу, он карал, и порой жестоко, вплоть до смертной казни.
     Желая отомстить за смерть любимого брата, он в 1667 году на Волге разграбил богатый торговый караван, в который входил струг патриарха Иоасафа. И уже одного этого ему не могли простить ни царь, ни патриарх. После этого численность отряда стала разрастаться как снежный ком, а вместе с этим возрастала агрессивность. Начал всё явственнее проявляться “эффект критической массы”. Напряжённость в войске росла. Ей необходим был выход, и он был найден в походе-набеге на Персию. С начала этого похода Степан становится заложником сложившейся обстановки. При всём его желании он ничего уже не мог изменить. Путь для него был один – вперёд до скорого конца, в результате  которого он, судя по его поведению, не сомневался. Этим и объясняется его астраханское пьянство, нежелание прислушиваться к мнению казацких старшин, неоправданная жестокость там, где ей не должно было иметь место, кстати, спровоцированная боярами, воеводами, да и самим царём.  Будучи профессиональным войном, с большим опытом походов, зная силу царского регулярного войска, он не мог не понимать обречённость народного выступления, и не мог оставить народ один на один с царской силой. Есть мнение, что Степан Тимофеевич надеялся на облегчение жизни народа, предвидя свой трагический конец, и другого пути к этому облегчению он не видел. Он считал, что испуг должен породить здравомыслие, но случилось обратное. В действительности же, после немыслимой по жестокости расправы над восставшими, жизнь народа ухудшилась до беспредела. Физическая расправа, обмен крестьянами и торговля ими стали для России обычным повседневным явлением.
     В народной памяти Степан Тимофеевич сохранился как былинный герой, народный заступник. Ему народ посвятил песни и сказания. 
К слову сказать – разгром персидского флота разинцами был первой русской морской победой до сих пор не изученной, и реставрированной воображением автора.
     Своим “Сказанием…” автор пополняет копилку народного творчества о народном герое и радетеле  его благополучия.
     Жизнь-легенда, законченная на плахе под топором палача, традиционный для России финал бунтарей. (Осуждение старика В. Квачкова на 13 лет, что эквивалентно эшафоту, наглядное подтверждение вечной молодости расправы с бунтарями. Добавлено в январе 2013 г.)
     Несмотря на все противоречия, сочетавшиеся в натуре удалого атамана, он навсегда запечатлелся в народной памяти, как герой-освободитель от насилия и несправедливости “униженных и оскорблённых”.
     Живуче нравственное уродство власть предержащих. Обогащение любой ценой, даже ценой собственного Отечества, для них жизненная норма, и бегство капиталов за границу (вероятней всего преступными каналами), сколоченных откровенно преступным путём (чего стоит одна только “прихватизация”, которую глава государства предал забвению, а её авторов возвысил)
убедительный тому пример.
     В России ощущение несправедливости заложено в народе на уровне инстинктов, поэтому любой защитник обиженных, какие бы тяжкие грехи он не совершал, навсегда “приговорён” народом быть его героем.
“Для народа Степан Разин остается тем более привлекательным, чем шире делается разрыв между простыми людьми и власть предержащими. Более того, само представление о справедливости, как о заслуженной расправе над “государевыми людьми”, позабывшими о справедливости, коррумпированными чиновниками, московскими волокитчиками - “боярами”, которым наплевать на беды народа, имеет гораздо более широкую основу в народном сознании, чем вера в справедливый суд и в помощь государства. И с этим ничего нельзя поделать, пока таковы суд и государство.
     Образ Разина остается исполненным героизма, несмотря на все попытки историков объективно его характеризовать, несмотря на очевидную с первого взгляда невероятную жестокость…”
А.Н. Сахаров, академик

     Одно только то, что Андрей Николаевич - академик, обязывает к его высказываниям относиться с повышенным вниманием. Но вот в подчёркнутой фразе он акцент делает на “невероятной жестокости” народного любимца.
     Работая над этим и другими сочинениями на исторические темы, мне пришлось читать о таких невероятных зверствах “элит” далёких времён, что порой невозможно было заснуть под впечатлением кровавых сцен. А ведь Степан Тимофеевич по-другому действовать и не мог. Народ веками жил в крови и страхе.  Ему и в голову не приходило, что жизнь можно и нужно по-другому. Стоит ли обвинять Разина в “кровожадности”, когда вся Русь жила такой жизнью.
Уместно в этом месте, читатель, дать Вам историческую справку. Примерно за сто лет до описанных в повести событий в цивилизованной Франции была изобретена и с большим “успехом” применена самая ужасная по своей жестокости казнь колесованием. Из Франции столь “оригинальный” способ наказания перекочевал в германские княжества, и первым, судя по историческим источникам, на Руси его применил царь Алексей Михайлович, прозванный в народе “Тишайшим”. Народ прав – “В тихом омуте - черти водятся”.
     В конце концов, действия легендарного атамана можно расценивать и как ответную адекватную реакцию на русскую действительность.
     Начиная с ельцинской  “эпохи”, российскому народу с завидным упорством “начиняют” сознание, якобы развернувшимся в годы гражданской войны красным террором и совершенно ничего не говорят о том, что это была вынужденная и спровоцированная ответная реакция на белый террор…

     Несколько слов о том, чего не было и не могло быть во время персидского похода-набега.

     1. Обвинения разинцев в повальном пьянстве – наглая ложь. Дело в том, что пьяный воин не воин, и это прекрасно знал не только атаман, но и все казаки. Единичные случаи пьянства, конечно, были, но только на берегу, и только ограниченное время, и это не было массовым пьянством. Старшины в этом вопросе были чрезвычайно строги. Всех же уличённых в пьянстве во время подготовки к боевым действиям и в плавании ждала несоизмеримо суровая кара. Провинившегося, сажали в мешок, засыпали мешок камнями или песком, завязывали и опускали на глубине в море.
     2. В одном из источников прочитал, что разинцы в одном из городов захватили 800 молодых женщин и девушек, три недели их насиловали, а затем вех убили, и не просто убили, а зарезали, как овец. Ну, такой лжи, просто оценки нет!
     На самом деле, автору известно из семейного предания, казаки действительно захватили несколько сотен молодых персианок, но только для того, чтобы возвратившись на Дон, сделать их своими жёнами, так как женщины на Дону были в крайне большом дефиците, а богатств, для организации семейной жизни, вполне хватало.
     3. По возвращении из поход в Астрахани повального казачьего пьянства тоже не было. В городе было установлено самоуправление по казачьему принципу, и город жил по нему до самого ввода царских войск и, даже некоторое время дольше.
     Слава казачья широко известна во всём мире. В Китае, Персии (Иране), Турции, Западной Европе, испытавшим на себе “доблесть казацкого клинка”, до сих пор отдают должное беспримерной казацкой отваге и лихости. Несмотря на немалые потери, понесённые от них, в этих странах относятся к ним с уважением за их человеческие нравственные качества, и, прежде всего, исключительную толерантность, не в пример нынешним временам.  О феномене казачества хорошо известно в Соединённых Штатах наиболее просвещённым гражданам.
(Автор знает об этом от самих китайцев, болгар, поляков и американцев.)
     Кому-то очень нужно втоптать в дерьмо казацкую, а вместе с ней и русскую славу.   
Маленькая справка.

     Во дворце Ферах-Абата казаками Степана Разина был захвачен драгоценный трон, когда-то принадлежавший ширваншахам.
     Несмотря на бурное время, трон чудом уцелел и хранится теперь в Эрмитаже.


Леонид Васильевич Размахнин
ninhamzar@mail.ru

Время написания повести:
06 – 12.04.08.
Декабрь 2011 г. – январь 2012 г. – дополнения и редактирование, февраль 2013 г. – существенные дополнения.