Из разговоров у печи

Топка раскрыта, совок железный
тычет в постмортем золы.
Угли цепные из бывшей бездны,
словно церберы, злы.

И газетенка лежит под ногами,
сор из печи - на портрет,
и оседает вчерашнее пламя
сажей на темный паркет.

В лоно - лопатой. Что, дым тревожит?
Плачут от дыма глупцы.
Старого пепла морщинистой кожи
ты иссекаешь рубцы.

Так, выгребая, нащупаешь брошку,
бижутерийный пустяк
с красным внутри, ни на что не похожий,
сутки почти спустя.

Так его, крепче, руби, так надо -
вскрикнет огнем. Смотри:
с той стороны - изразцов прохлада
набухает теплом изнутри.

Вбросишь еще уголька - застонет,
вздрогнет, заголосит,
как от удара. Неужто стоит
тесто огня месить,
в черные губы бросать брикеты,
наслаивать книг листы,
чтоб в результате обильной диеты
взвыло в печной горсти?

Досыта - угольным черным хлебом
(ищет тепла ладонь),
чтобы дорогу прогрыз из чрева
гулкий пятнистый огонь.

Так его! - искры тревожишь и множишь,
чтоб ты наладить мог
самый банальный, совсем несложный
с пламенем диалог.

Ты говоришь: "Опалён - опАлен.
Не обжигать! Не сметь!"
Пламя, касаясь одними губами:
"Просто боюсь умереть.
В чрево лопатой стучи, не брезгуй.
Так возродишь меня".
Топка раскрыта, совок железный
тычет в сердце огня.