К юбилею рижского восстания - 1

Пленение фараона.


" Вей, вей, ветерок,
  спозаранку,
  Ты гони мой челн
  к курземчанке..."
 
(латышcкая народная песня)


           Неизвестный автор в жанровой композиции "Пленение фараона" (Рига, первая четверть XXI-го века, 13.01.2009 г.) заложил основы документально-художественного описания батальных сцен, списанных непосредственно с натуры. Пленение фараона хотя и трактуется автором как акт беззакония и насилия над властью, но саркастическими мазками он явно сочувствует толпе, обезумевшей от голода и разрухи.

          Намеренно избегая использования кроваво-красных тонов палитры, автор тем самым как бы объясняет свою гражданскую позицию: дескать, нападение на жертву не опасно для её здоровья, а только для жизни, и поэтому не может преследоваться по закону (ст.164 УК РФ, "умышленное уничтожение или повреждение предметов, не имеющих особой ценности"). Являясь частью обездоленного народа, автор в художественной форме разделяет его судьбу.
 
           В эпоху феодального застоя некогда процветавшего ганзейского города, пейзаж пронзительно больно удручает своей трагической правдивостью и являет собой характерный пример деградации, скорее, политических и социальных, чем товарно — безденежных отношений. Внимательно разглядывая драматическую композицию, состоящую из жертвы и одухотворенной неотвратимостью расправы над фараоном толпой бюргеров, так и хочется пожелать, чтобы фараонов на растерзание хватило бы всем желающим.

           Уже с первого взгляда сюжет привлекает к себе хулиганов, искусствоведов и уголовников всех мастей. Эффект подлинного драматизма достигается автором как подробным изображением деталей физиономий обозленных голодом и разрухой бюргеров, так и огромным кулаком народного мстителя, размещенного непосредственно перед носом у плененного фараона.

           Предчувствие беды не покидает нас, напряжение приближающейся развязки нарастает. Драматический трагизм происходящего художник усиливает изображением одного из персонажей в красном капюшоне палача, символизирующего торжество справедливости и правосудия. С точки зрения развития общественно-политического сознания простого обывателя, озабоченного проблемами социальной справедливости, патетическое значение произведения трудно переоценить.

           Автор полотна в откровенной художественной форме как бы отдает самому себе, нам и всему мировому сообществу отчет в том, откуда на самом деле растут ноги беспредела, преступности и народной смуты. Казалось бы, исторический документ являет собой ещё одно свидетельство трагической преемственности идеологии насилия и разбоя на большой дороге мировой цивилизации.

           Но автор копает глубже. Из недр темных тонов заднего плана картины художник выпячивает наружу светлые, почти блаженные лица главных персонажей. Автор искренне верит в жизнеутверждающее начало происходящего.

           Поэтому легкими, то отчасти лирическими, то слегка ироничными, но, в сущности, всегда оптимистическими мазками художник оставляет нам надежду на благоприятный исход. Но, видимо не случайно, в центре композиции, рядом с хищным оскалом вандала, художник изображает мило улыбающееся лицо пролетария, который с нескрываемым удовольствием прикладывает огромный мозолисто-натруженный кулак к полному ужаса от неизбежной расправы лицу фараона. 

            Художник — сторонник реалистического направления в изобразительном искусстве и не считает нужным приукрашивать то, что видит своими глазами. Поэтому, наряду с элементами метафорического оптимизма и лирического гротеска, автора не покидают тревожные предчувствия неизбежно трагической развязки. Визуальные образы подавляют силой правды, низменные инстинкты просыпаются и мурашками начинают бегать по телу участников драмы.

           Кровь в жилах постепенно застывает, а холодный пот закипает. Мироощущение пассивного созерцания происходящего невольно сменяется пафосом пронзительного фатализма и беспредельного упадничества. Начинаешь понимать глубину задумки художника в том, что персонаж в красном капюшоне введен в композицию не случайно, это — предзнаменование, неизбежность наступления насколько трагической, настолько и справедливой расправы. 

           Петух на близлежащей церкви Святого Петра прокукарекал. Час расплаты настал. И уже как-то с трудом верится в наивно-романтический оптимизм художника, в надежду на то, что белый шлем молодого фараона спасет его от всепобеждающей доминанты возмездия рыцаря плаща и кинжала в красном капюшоне палача.

          Вей, ветерок!





* Страница сформирована компьютерным алгоритмом с учётом ваших интересов.
**Мнение художника может не совпадать с мнением посетителей вернисажа.