Январский лепет

 – Где твои весёлые строчки?
– Рыбами уснули на ветках.
– Холодно им там?
                –  Да, не очень…
Снега нет... Ни солнца, ни ветра...
– Ночь, поди...
                –   Уж, ночь? Да, наверно…
Ночи нынче –  круглые сутки...
– Новый год…
                –  За новою дверью?
Новым будет новое утро!
Новым будет солнце в окошке,
Новым будет ушко в петельке?
Новым будет платье в горошек –
То, что я куплю… на бретельках…

2

Глинтвейн опасен там, где ты влюблён,
Где елки нет, а платьице в горошек –
Придуманное – шепчет: «Он хороший!"–
Горошком каждым в шорохе пелён.
Зима без снега нынче... Насморк. Ночь.
Глинтвейн с лимоном лечит ночь и насморк.
Я сочиняла место – там, где нас нет...
Там нас нет, остальное всё  точь–в–точь.
Мне грустным показался этот мир,
Хотя я не жалела сил и красок,
И я вернулась – быть собой, в согласье  –
В тот мир, что, как бродяга, наг и сир…

Ну, вот… глинтвейн допит, а с ним сонет
Дописан. Ночь. Есть насморк. Снега – нет.

3

Январь по имени Осень
такие синие ночи
в подоле мокром уносит,
как будто всё, что попросишь,
начнёт сбываться...
                А, впрочем,
для тех, кто всуе не просит,
таким он будет… –  и только!
Просить–то нечего просто...
Всё есть: лист и грифель острый,
мой шорох, шепот, мой сторож,
мой ветер и колотушка
и в стеклах – чужие сто рож,
мой собственный страх,
                моя дрожь,
смешное имя  «старушка»…

4


Оттаиваю по кромке...
Внутри – заводное детство
В намокшей сопит пелёнке.
От детства не нужно средства.
От смерти, от зим, от злости –
Чужой, от листвы опавшей,
От слов: "Ты  мне в горле – костью!",
От красноречивой  фальши –
Набит пузырьками шкафчик,
Горчит на тарелке ложка.
Ночь замерла в луже кафкой,
А мне – так тепло, неложно.
Храним золотой волною
Придуманный мною мячик.
Другой стал сейчас луною –
Повыше, белея, скачет.

5

Ветрено...
         Северно.
                Вверены
Свиток, наследие, меч.
Шепчет мне ветреный: "Верная...",
Пальцев касаясь и плеч.

Ветрено... С неба, наверное,  –
Ветер больших перемен?
Новый,  под ветром потерянный,
Год тихо шепчет: «Амэн.
Вот, я пришёл… – своевременно.
Каждый здесь занят собой...
Кто-то меня всуе бременем
Крестит уже... Боже мой,
это –  январь? – Что ж так ветрено..?
Волны – из  ветра, стена…
Веретено ветра, вертелом –
Ветер…»
               
 – Стенает о нас…

6

Шел синий дождь
И ночь плела альков
Для снов, воспоминаний, пробуждений.
Сказал пришедший год: "Да, я таков!"
И слух закрыл для глупых возражений.

Объятья же раскрылись: "Он пришёл!" –
Сюда дошедших, всех, величат   чудом.
Ночь прошивала сутки синим швом,
Ложился день на грудь промокшей грудой.

И что-то заживало там внутри –
Под синими, прохладными стежками.
Струились струи, мокли фонари,
Умытым был фонарный свет и камни.

7

Алиса устала, Алиса уснула...
Полоска рассвета  окно полоснула,
Но кроликом белым спешит юркий сон,
А солнце растёт за окном, словно слон.
Он – розовый. Смотрит с улыбкой в ресницы,
С ресниц подымаются синие птицы,
Что кучатся в стаю, становятся снегом
За белым окном,
                за окном просто в небо.

Алиса бежала сквозь лето и осень:
Её кто-то встретит, о чем-то попросит.
Она повторяла нехитрый ответ
И грела в горсти горку горькую лет.

Алиса... лиса... льются жёлтые листья... –
Бегущему сну под ресницами длиться.
Но кролик ныряет в большую нору,
Ушастую тень позабыв на ветру.

Не вязнуть в кошмарах, как в месиве липком! –
Алиса ползёт, притворившись улиткой.
Повсюду – закрытые лица и двери,
Но даже во сне снам Алиса не верит.

Она научилась…
                Алиса проснётся,
Её встретит птица январского солнца…

8

Плещется сердце на дне жаркой рыбой.
Рыба всплывает, становится рыжим
Солнцем, что смотрит на снег белый-белый.
Солнце спускается, глупою белкой
Скачет по веткам в снегу, ловит блёстки.
Рыба и белка пугаются лёски,
ласки обманной, ловца. Ищет плёсы
Солнце, уставшее за день. Полоской
Огненной где-то в груди засыпает.

След его рыжий снега засыпают.

9

Январь не закончился...  с холодом свыклись.
Ночь день выключает нажатием "Вкл".
Но выключить жизнь – душит страх:
Всю сразу, во многих мирах.

Где боль растечётся по венам злобою,
Что раньше случилось  –  уже не с тобою!
Тепло позабудет рука,
Журчание жизни –  река.

Не нужно!
                Весна разбежится по лужам,
Ты будешь живым... ничего, что простужен!
Во всех разноцветных мирах
Твоих... На твоих островах!

На волнах!
                Как воздух морозен
Под ветра январского розгой!..

10

Мне одноногий выдан век...
И в нём, как будто,
любить мне только солнце, смех
и сон под утро.
Иначе – Слово, что, как снег,
нисходит свыше –
любить,
            терпеть мышиный бег минут под крышей.

А Моисей любил пески...
Молчанья полный,
Он рвал сомненья на куски, пустыню, волны.
Во гневе огненных стихий писал скрижали.

Ему – скрижали, мне – стихи, –
Тиски расжались...

Сшивать раздумий берега
бессонья нитью.
Как друга, мне любить врага.
Войти... и выйти.

Слепой мой, одноногий век,
вослед мне щурясь,
вздохнёт: "Куда он, Человек
в нездешних шкурах..?"

11

Зарёй зажёгся лепесток
на дне разбитого стакана.
Водой стенающей стекала
На обездвиженный песок.

К утру закончив печь и петь,
Бросала горсти слов на угли,
Что,  разгораясь, быстро тухли…
А в окна билась ветра  плеть.

Не греть, не грезить, не иметь!
Вторая треть последней сказки –
Сшивала сном смертельным глазки
Настоянная в ядах  медь.

Но Тот, Кто рядом снова был,
Срубил того, кто был напротив.
И я снесла усталость плоти
Под сень обугленных стропил…

12

Я знаю, что пройдёт январь,
и этот – тоже.
Розовощёк его звонарь
под ветра вожжей.
А мой рождающийся стих –
птенец в испуге.
Кладёт на холст иссиня штрих
и шарит уголь
Январская больная ночь –
Совсем без снега.
Пытаясь вспомнить: «Чья-то дочь…»,
И смотрит в небо.
И неба синее стекло
звенит под взглядом.
«Здесь будет зелено, тепло,
Меня лишь рядом
Тогда не будет… Ну, и пусть..!» –
И ветер треплет
Бесснежной зимней ночи грусть,
Январский лепет…