Ленинград весною 1942 года

   По воспоминаниям участника Великой
 Отечественной войны М.Е. Шестимирова

Когда затихла в полдень канонада,
     орудий сокрушавших Ленинград,
Мне военврач, прощаясь, руку подал:
     "Здоровья вам, воюйте, лейтенант!"
Из госпиталя вышел налегке я,
      едва отбой тревоги прозвучал.
Пятнадцать вёрст идти до фронта надо -
      там полк родной стрелковый меня ждал.

Наш Ленинград! - творенье славных зодчих
      и тысяч неизвестных мастеров,
смотрел на свет глазницами развалин
       навеки возводившихся дворцов.
Вдыхая горечь смерти и пожарищ,
       я уловил сирени аромат -
в лицо пахнуло мне цветущим маем,-
я вышел на старинный Летний сад.
Передо мной...- глазам своим не верю...
        да мыслимо ль подобное в войну?!
У дерева израненного лечит
        чудак-старик пробитую кору
осколками немецкого снаряда,
        исполнившего смертный приговор, -
садовым варом смазывает ясень,
        и с ним ведёт душевный разговор.
Я, закурив цигарку самосада,
        бесхитростно спросил у чудака:
"Мол, надо ль этим делом заниматься -
        не кончилась у нас война пока?
Вокруг, страдая, гибнут в муках люди
        и рушатся прекрасные дома?"
А про себя подумал (видно, старый
        от голода уж выжил из ума).
Старик, помедлив, выпрямился гордо:
        "На ваш вопрос отвечу, лейтенант.
Мой прадед тут, по линии отцовской,
         служил, оберегая этот сад.
А с дедушкой, известным садоводом,
         у ясеня беседы даже вёл
сам Александр Сергеич Пушкин.
         В чести был дед, по всем статьям орёл".

После войны пришлось мне быть на Мойке
         и в Пушкинском музее побывать.
Здесь я узнал, что тот чудак-садовник
         не смог голодной смерти избежать.
Он, как десятки тысяч ленинградцев,
         на Пискарёвском кладбище зарыт,
а ясень, им излеченный в блокаду,
         ещё живёт и много тайн хранит.