Окна, шторы...

Кремовые шторы?
Говорите---кремовые шторы?
Ложь....Нет никаких штор.Ни кремовых,ни фисташковых,ни даже пурпурных.Нет никаких штор!
Ни лоска атласа,ни взвеси тюля,ни тяжелого,траурного бархата.
Нет ни кистей (у вдовы кистей нет)похожих на колокола,ни золотых крученых шнуров.Ни волн от складок,ни оборок поверху.
Нет штор.
И жизнь идет за огромными и пустыми пленками оконных стекол. И каждый способен взглянуть сквозь эту прозрачную плеву,и увидеть всю убогость обстановки.

Уют говорите?
Вы мне говорите---уют?!

При свете лучины,да зимним коротким днем,да при открытой печной дверце...Уют? Да...
Вот только стекла пусты.Холодны и пусты.
И что за ними там,вне комнат и кабинета,никому не известно. Разве что слухи,о дождливой зиме,да о наряженных в других домах ёлках.

"Пили самогон.Страшный самогон ,привезенный летом с Украины. И вспоминали деда.
Он винокурил самогон по дедовскому способу.Как дед его,и его деда дед...И все другие деды.
У лесной речки,на пологом берегу,там где сосны окаймляют песок.
Ставится здоровенная бадья из меди.Под ней разводят смоляной огонь.И брага,закипев в желудке этого красного медного кита,проходит паром сквозь витую трубу,лежащую в деревянной колоде.
В колоду эту,льют воду из речушки.
И вода охлаждает дьявольский пар,и уже из кончика змеевика,льется прозрачная аква-вита.
Тогда,мы пили прямо так,еще теплый первач.С ароматом яблока и дыма.
Закусывая кусочком сала,чесночиной,печеной картофелиной,и свежим огурцом.
Пили как воду,эту адскую жидкость.И раскаляли себе внутренности.Задыхались от спиртового ожога легких.
Дед глотнул,попало не в то горло,и он согнувшись от кашля,выплевал мельчайшую взвесь самогона в костер.
Вспыхнул незаметно.Мы поняли,что он горит,только когда дед,скорчившись стал хватать себя за задымившую бороду.
Кто-то плеснул воды,кто-то закричал.Деда поволокли к реке,окунули с головой,а он все горел.
С каждым выдохом судороги.
Горел рот его,факелом,без копоти.Горели шелушась его широкие ноздри.И умер дед...
А мы с ужасом смотрели,как он догорает свечой изнутри. На теле не осталось ожогов.Даже одежда не погорела.

И вот сегодня,мы допивали тот самый самогон,и вспоминали---как сгорел дед."

А вы говорите уют.
Нет,дом как и жизнь---это паноптикум для всех,кто проходит мимо окна.
Да и проходит ли?
Может там и нет никого из людей.И Неизвестное во Тьме,смотрит мертвым зрачком на вас сквозь лёд окна.

"Когда мне было всего двадцать,я заболел.Стояла питерская чуть морозная зима.
На Фонтанке,в старом доме,у Аничкового моста где я тогда жил с подругой,никому не понравился мой кашель,и жалкий вид.Я жаловался,стонал и постоянно лежал.
Всё это нарушало привычный уклад жизни того дома.Раздражало.И я ушел...
Я уехал домой,к маме.
Самое беспамятное мое путешествие.
Добравшись на метро до Пионерской,оказалось,что она по утреннему расписанию закрыта на выход.И я проехал еще дальше на одну станцию.До Удельной.
Почему я не сел тогда на автобус? Не знаю.Я уже не воспринимал реальность.Я помню только,как кутался в шарф,обматывая его вокруг шеи,прямо поверх воротника пальто.А шарф постоянно разматывался и я наступал на его длинные,тянущиеся концы.
Помню я эти вязанные концы шарфа.От того,что они волочились по тротуару,по слякоти,я наматывал на себя грязные тряпки.С песком,с масляной влагой и солью зимнего проспекта.
Помню как вдруг становилось легко и прохладно.И хотелось оставаться в этом положении всегда.
Но добрые люди поднимали меня из накатанных снегоуборщиком сугробов,о чем-то спрашивали,что-то хотели.
А я шел дальше,мотая головой,отчего слякотный асфальт прыгал в стороны.
Куски прояснений.Да полно,прояснений ли?
Мир сузился до горизонтальной амбразуры.Щель между век.Я оглох,и почти ослеп.
Как я прошел всю эту дорогу,не помню.
Дома выяснилось,что у меня температура 39,с копейками.Горло закидано пленками.У меня ангина.
Нет,я конечно выздоровел,но на всю жизнь запомнил те куски зимнего,одинокого пути.Есть еще причины помнить о нём.Но это уже строчки из истории болезни.
Теперь я всегда ухожу,как бы не хотелось не идти.Как бы ни хотелось остаться.Как бы не страшен и одинок был путь---я ухожу.Лишь только почувствую,что нарушаю равновесие чужого дома."

А вы говорите тепло и спокойно за шторами...И нет ничего вокруг,только обруч света от абажура.Только горячий чай и конфеты.Мурчание спящего кота...

"На Псковщину он поехал августовским днем,после короткой горькой телеграммы.Да,оттуда еще отправляют телеграммы.
Впрочем в родной деревне никто и не знал его номера телефона.Да и телефоном там не пользовались почти.Хоть и стоял на въезде синенький пузырек на столбе,отвечающий требованиям телефонизации сел и деревень.
Да и кто там умел толком пользоваться этим телефоном? К нему нужна карточка,а покупать ее надо,это почти пятьдесят километров ехать до городка.
А деревня пять домов,трое жителей.

В телеграмме было сказано,что мать скоропостижно скончалась.Он позвонил на работу,отпросился на неделю и купив водки,поехал.
Да,он сильно пил.Уже давно.Еще с тех пор,как вернувшись в неурочное время домой,услышал любовные всхлипы своей жены за дверью.Тогда он ничего не сделал.Просто спустился по лестнице вниз,дошел до магазина,взял бутылку водки и выпил во дворике.Пил,пока не пришло время возвращаться с работы.
И он тогда ничего не сказал жене.И ни словом не обмолвился.Он просто стал пить водку после работы,и позже приходить домой. Потом ушел навсегда.
Теперь он жил в другом месте.Неустроенный,мятый,редко брившийся и пропахший куревом и перегаром.С кое-как наклеенными обоями,пустым холодильником,с голой лампочкой в центре потолка и с незанавешенными немытыми окнами.

В деревню он опоздал.Мать уже день как была похоронена на кладбище районного центра.
И встретили его последние соседи,дед инвалид с одной ногой,и его жена,сухонькая печальная старушка.Он сложил им на скамью пакеты с водкой и купленной в ларьке автовокзала закуской,и сам сел прислонившись к бревенчатой стене.
Старики суетясь ставили стаканы,на выбеленный дождями уличный стол.О чем-то спрашивали.Горевали.
Рассказывали про мать.
Пытались вспомнить про его жизнь здесь.Про детство.Про то,как он маленький бегал в гости.
Про его смех,и радость матери от этого смеха.
Говорили,про какого-то кота,ставшего единственным воспоминанием для матери.Укоряли,что не приезжал и не писал...
А он не слушал.Он выпил стакан.Потом еще.Потом как прорвавшийся,не дожидаясь стариков,высадил всю бутылку.Встал и качаясь пошел к материнскому дому.
В доме матери,он не был уже больше пятнадцати лет.С тех пор,как женился и остался в городе.
Но пахло здесь так же,как и в детстве.Немного бельем,немного маслом,немного леденцами,немного травами.Теперь еще витал запах лекарств,и воска.
При входе,на сплетенном из веревок коврике,лежал старый,когда-то серый,а теперь уже дымчатый от седины кот.
Да...Это был тот самый котенок,которого он приехав в последний раз,подобрал на вокзале.Отдал его матери,погостил два дня и умчался обратно.В город.Жить в город...
Сейчас кот был стар и слеп.
Жалко мяукая,кот попытался дойти до буфета,под которым стояла миска с водой.Но тыкался головой в углы,приволакивал задние лапы.Наконец опять лег и затих.
А он вспоминал...Сидел за материнским столом у окна,и вспоминал.Смотрел на свою фотографию на стене,и вспоминал...
Достал из кармана пачку сигарет,покрутил в руках,спрятал обратно.Потом встал,повернулся,с силой,до хруста наступил коту на голову,и вышел.
Двери дома оставив открытыми.

Закурил он только дойдя до трассы,где можно было остановить автобус.
Больше в деревню,он не вернулся."


А вы говорите о посиделках на венских стульях,за чаем.О разговорах перед сном.О детском плаче,и радостном угуканье.О запахах испеченных пирогов и топленом молоке.
О защищенной цитадели дома.
Ваш дом,ваша крепость.

Только вот окна...Что там,за окнами?