Камень

Камень, лежащий на крутом склоне скалы, вдруг ни с того, ни сего сорвался  и покатился вниз по склону, увлекая за собой, целую стаю более мелких камней и камешков. Сначала это была небольшая горстка, сопутствующих падению, или движению вперёд, товарищей камня, но, постепенно, компания обрастала всё новыми и новыми коллегами и, вскоре, уже неслась по склону целой лавиной, пугающе грохочущей в облаке пыли. Возглавлял всю эту стаю камней он – Камень…
«Приснится же такая фигня» подумал он, просыпаясь от летней грозы. Будильник, только по названию, потому что звонил он тогда, когда этого хотелось лично ему, несмотря на все ухищрения, выражавшиеся в переворачивании его циферблатом вниз, постановке «на попа» и другие хитрости, молча, показывал половину седьмого. Можно было валяться в постели и никуда не спешить. Летние каникулы! Золотое время! Но он резким движение выскочил из тёплой неги постели, сделал, разминаясь, несколько отточенных до автоматизма движений руками и ногами, и отправился в ванную чистить зубы. Зарядка была ежедневным, незыблемым утренним ритуалом, начавшимся ровно восемь лет назад, когда он пошел в первый класс. А два года назад, летом, к обычной утренней гимнастике приплюсовывался довесок в виде пробежки около пяти километров к реке Волчьей, купания в ней и возвращения обратно домой, для того чтобы поесть и продолжить «гонять собак»…
Гроза. Не побежит он ни на какую реку купаться в такую погоду, кто-то может подумать наивно. Щас! Высшая лига…в любую погоду, произнёс он в уме, выходя из ванной и, на ходу, натягивая на себя оранжевую футболку, и синее спортивное трико, немного пузырящееся на коленях.
Ничего не отменяется. Уловив благодатный момент, кода дождь практически прекратился и лишь немного моросил, он тихонько, стараясь не разбудить домочадцев и захватив с собой пустой целлофановый пакет, выбрался из квартиры, осторожно захлопнув дверь с простеньким английским замком и ветром полетел по ступеням подъезда с пятого на первый этаж. Выскочил в промокший от дождя двор, пронесся, огибая дом, пробежал мимо соседней пятиэтажки за здание детского садика и, оказавшись уже за пределами города, снял с себя трико и футболку, аккуратно сложил их в целлофановый пакет, чтобы не промокли, остался в одних плавках. Затем, туго свернул пакет, зажал его в руке и побежал в сторону реки по грунтовой дороге, разрезавшей пополам большое колхозное поле, засеянное кукурузой. За полем начиналась балка, полностью заросшая лесом и напоминавшая большое горное ущелье, испещренное глубокими оврагами и тайными и явными тропками. Можно было не спускаться в балку и бежать по верхней дороге, утрамбованной  и не раскисшей еще от дождя, но ему больше нравилось бежать по балке, в которой ему была знакома каждая тропинка, каждое дерево, каждый куст сирени и глёда.
Потратив минут двадцать на преодоление балки с её препятствиями, вырвался на простор другого колхозного поля, пересечённого наискосок змеевидной тропинкой желтого песочного цвета, заканчивающейся удивительным оазисом, в котором журчал родник  кристальной чистоты, аккуратно обложенный природным камнем и  вытекающим из небольшой ямы.  Вся эта благодать была сплошь заросшей ивами и разнообразным кустарником.
Не в силах удержаться от соблазна, он захватил пригоршней воды из родника и с жадностью проглотил, сколько смог донести до рта, воду, показавшуюся сладковатой на вкус. Затем он наклонился и, сделав несколько жадных глотков, встал и побежал дальше по грунтовой дороге, огибавшей холмы и склоны другой балки, менее заросшей, чем предыдущая, деревьями, но более  порезанной оврагами, похожими на каньоны.
Несмотря на усиливающийся дождь, ему было жарко, словно в парилке, и казалось, что капли дождя, попадая на тело, тут же испарялись. Гроза и не думала утихать, скорее наоборот, громыхала, словно старалась испугать этого дерзкого одиночку, рискнувшего бегать в её владениях. Ему не было страшно совершенно. Не то чтобы он не понимал, что молнии могут и убить. Он просто не думал о смерти. А кто о ней думает в 16 лет? В эти годы все бессмертны…Нет! Он испытывал неописуемый восторг и, одновременно, полную растворённость в стихии грозы. Он ощущал себя частичкой этого мира и твердо верил, что ничего никакая гроза сделать с ним не может, как бы она не злилась и гремела, испуская стрелы молний.
Внезапно вспомнился сон про камень…

Но, прорезавшая небо наискосок молния, похожая на огромный пылающий корень гигантского дерева, заставила забыть о сне.

До плёса оставалось каких-нибудь метров двести. Свернув в небольшой овражек перед самым пляжем, он аккуратно спрятал пакет с одеждой в небольшую расщелину в песчанике и опрометью помчался к зеркалу воды, кипящему от капель дождя. Небо потемнело настолько, что казалось, наступил вечер, несмотря на то, что было всего около восьми утра.

Разбежавшись от овражка, он сходу бросился в теплую, словно парное молоко воду, нырнул, проплыв под водой почти до следующего берега, затем, вынырнув, резко развернулся и,  со всех сил, погрёб к повороту речки - самому широкому и глубокому месту на данном отрезке Волчьей.  «Словно парное молоко», подумал он, «а интересно было бы  узнать, тот, кто первый придумал сравнить воду в реке с парным молоком, действительно купался в парном молоке, или просто так брякнул, пофантазировав», продолжил размышлять он, уверенно подгребая к повороту.

Дождь постепенно усиливался, но странное дело, подумал он: ветра практически нет совсем. Небо над головой непрестанно сверкало и громыхало, словно салютуя чему-то своему тысячами орудий.
Молнии, похожие на сверкающие обнаженные вены, то прорезавшие небо параллельно земле, то гигантскими причудливо искривлёнными корнями небесного дерева, врезались в землю так близко от реки, что казалось, будто все они целят именно в реку, но не могут попасть. Грохот стоял такой, какой бывает только при сортировке вагонов на большой железнодорожной станции, а во рту чувствовался кисловатый медный привкус, какой чувствуешь после удара электрическим током.

Восторг, который чувствовал он, находясь в самом центре «военных действий», плохо поддается описанию словами. Он кричал во весь голос, словно старался перекричать грозу и напомнить ей, что она здесь не одна, нырял до самого дна, резко, почти по пояс выпрыгивал из воды, плыл к одному берегу, затем повернувшись начинал грести к противоположному. Вся эта небесная какофония с дикими танцами молний и, не мене дикими плясками человека в реке, продолжалась около двадцати минут, после чего дождь внезапно прекратился, а «сортировочная станция» закончила «рабочую смену» и лишь изредка громыхала одиночными  «вагонами», но уже в стороне от реки, переместившись в ближе к селу Желанному.

Небо постепенно начало светлеть, пропуская в просветы туч, первые робкие солнечные лучи. Он выбрался на берег и, не успев как следует отдышаться, громко рассмеялся. Рассмешило его воспоминание о том, как в начале лета, поддавшись на его уговоры, двое его друзей-одноклассников, далеко неробкого десятка, согласились бежать с ним к реке во время грозы. Это была их первая и последняя пробежка в такую погоду, хотя гроза была не такая насыщенная как сегодня. Он так им и сказал: вы ничего не увидели, гроза была куцая. После чего они, обозвав его психом, около недели с ним не разговаривали, правда, позже постепенно пришли в себя, хотя на предложение еще раз «нарушить границы владений грозы», плевались и крутили пальцем у виска.

Тучи постепенно рассеялись, и солнце уже начинало по-летнему ласкать своими лучами землю и юношу в одних плавках, сидящего на большом валуне у воды. Он слегка прищурил глаза и посмотрел на солнце сквозь радужные блики, заблудившиеся в его ресницах. Затее встал и направился к «тайнику», в котором лежал пакет с одеждой. Прежде, чем достать пакет, он  снял с себя мокрые плавки, «выкрутил» их по возможности досуха. После чего достал из пакета дежурные тапочки-чешки, натянул их на ступни и быстрым шагом направился, по слегка раскисшей от дождя дороге, в сторону города, наслаждаясь утренним концертом, перепуганных грозой птиц, разрывающихся на разные голоса о радостном для них событии - окончании грозы.

Пройдя более половины пути обратно, он почувствовал голод и ускорил шаг. Выбравшись из балки, остановился, соскоблил сломанной веткой грязь с «чешек» и вытер их о мокрую траву, достал из пакета трико и футболку. Натянув на себя форму «аляспортсмэн», как он сам шутил, побежал по ровной грунтовой дороге, ведущей прямо в город, только-только просыпавшийся после летней грозы  в ласковых лучах летнего светила.
Еще издали он заметил Жеку, бегущего ему на встречу.
- ПрЫвет! Ты шо уже отбегал?! По грозе?! Удивился Жека.
- ЗдорОво! Спишь долго! Ответил он улыбаясь.
- В субботу, вчера, Воху, Стаса, Коляна и Витька в Зорино на танцах «оторвали», слыхал?
- Нет, ничего не слышал, ответил он, пожал Жеке руку и побежал в сторону дома.

«Вот тебе и кошмар в руку» вспомнил он сон о камне, представляя себе лавину из 150-200 «камней», обрушивающуюся на Зоринский сельский клуб сегодня вечером…
Он не был сторонником подобных «карательных акций», но статус обязывал, либо быть камнем среди других камней, либо превратится в дорожную пыль…
Возле подъезда его ожидали около десятка знакомых парней…
Но это уже другая история…