Теория элит и неравенство. От концептов к идеологи

Цинизм «Государя» критиковали многие властные современники — они опасались, что такое раскрытие «кухни власти» может стать оружием против власти


Теория элит (которую иногда, избегая слова «элиты», называют социологией власти, теорией социальной стратификации и пр.) как отдельный раздел социальной науки возникла только в XIX веке и далее получила развитие в веке ХХ.

Были, конечно, и достаточно древние труды по социальному управлению — вплоть до подробных наставлений о правах и обязанностях каст и сословий. Однако главным предтечей теории элит весь мир признает флорентийского политика и философа рубежа XV–XVI веков Никколо Макиавелли. Который — почти за четыре века до научной социологии — в трактатах «Рассуждения на первую декаду Тита Ливия» и «Государь» впервые рассмотрел тот комплекс проблем, которые позже поставила перед собой социология власти.

При этом Макиавелли, обсуждая действия правителя, открыто противопоставил моральные нормы (освященные религией), человеческие законы (освященные традицией) — и политическую целесообразность для самого правителя и для государства, которым он правит. Макиавелли заявлял, что политическая целесообразность — важнее морали и закона, и что правитель может и должен пренебрегать всем, кроме успеха правления. Презирать плебс, лгать соседям и подданным, предавать союзников, нарушать законы, проявлять мало милости и много жестокости, внушать подданным не только любовь, но прежде всего страх.

Конечно, то время было очень жестоким — с захватами большой части территории Италии странами-соседями, с регулярными государственными переворотами, предательствами, войнами городов-государств между собой. И Макиавелли считал, что любой цинизм правителя может быть оправдан целями прекращения иноземных вторжений, междоусобных войн, низовой смуты и создания устойчивой государственности.

Но цинизм «Государя» критиковали даже многие властные современники. И не за цинизм — у властных семейств вроде Медичи или Борджиа своего цинизма хватало. Просто они опасались, что такое раскрытие «кухни власти» может стать оружием против власти. Не случайно Ватикан после смерти Макиавелли включил «Государя» в Индекс запрещенных книг.

Однако Макиавелли, не оглядываясь на критиков, утверждал, что государственный интерес оправдывает цинизм правителя прекращением смуты. Но при этом особо подчеркивал, что править без поддержки масс — нельзя. И что правитель, презирая, обманывая, карая массы, тем не менее должен обязательно обеспечивать себе их поддержку.

В этом смысле «Государь» — не только трактат по теории элит, но и одно из первых практических руководств по тому, что нынче называют политтехнологиями — управления элит массами с позиций человеческого неравенства. И, отмечу, не случайно одна из наиболее известных российских политтехнологических фирм называется «Никколо-М».

На рубеже ХХ века теорию элит активно развивали многие социологи: Гаэтано Моска, Вильфредо Парето, Роберто Михельс, Гюстав Лебон, Жорж Сорель и другие.

Однако союз империалистической буржуазии и родовой аристократии отбирал из их концептуальных наработок главное для целей своей атаки на коммунизм, равенство, свободу, братство:

     – обоснование вечности человеческого неравенства;

     – противопоставление элиты и презираемых масс, толпы, «быдла» (здесь читатель, надеюсь, вспомнит нынешние российские «околоболотные» расуждения о «дельфинах и анчоусах», «пчелах и мухах», «праве креативного класса» и т. д.);

     – политтехнологии сочетания «презирающего управления массами» — и обеспечения поддержки этих масс.

Что же было сказано в трудах по теории элит из того, что могло пригодиться для атаки на «красных» и либералов с их призывами к равенству?

Г. Моска в работе «Элементы политической науки» (1896 г.) подчеркивал, что во все эпохи элита («политический класс») имеет право и обязанность властвовать над массами на основе таких своих качеств, как моральное, интеллектуальное и материальное превосходство и, как следствие, способность к управлению людьми. Среди важнейших качеств элиты Моска особо выделяет организаторские способности (и прежде всего способность самоорганизоваться): «Господство организованного меньшинства над неорганизованным большинством неотвратимо».

Моска также указывал, что главная опасность для элиты не массы, а претендующее на власть альтернативное организованное меньшинство (фактически то, что позже было названо контрэлитой), которое, в случае вырождения и ослабления властной элиты, вступает с ней в политический конфликт и становится новой элитой: «В действительности можно сказать, что вся история цивилизованного человечества сводится к конфликту между стремлением господствующих элементов монополизировать политическую власть и передавать обладание этой властью по наследству — и стремлением к вторжению на их место новых сил».

При этом Моска, полемизируя с марксизмом, подчеркивал первичность политики в сравнении с экономикой. Он утверждал, что именно политическая власть организованного меньшинства элиты над неорганизованным большинством массы позволяет в ходе реализации этой власти обеспечивать безусловное экономическое доминирование. Отметим, что этот тезис Моска позже взяли на вооружение фашисты итальянские (Муссолини) и германские (Гитлер). Которые после прихода к власти при поддержке буржуазии достаточно жестко «пригнули» буржуазную экономическую верхушку в своих странах.

В. Парето в своих книгах (в частности в труде «Социалистические системы», 1903 г.) высказывал убеждение в том, что людям присуще глубокое неравенство: «Человеческое общество неоднородно, и индивиды различаются интеллектуально, физически и морально». Элита в силу ее превосходства над массой по этим качествам выделяется из массы своей психологической способностью управлять другими.

Однако эти свойства правящей элиты не абсолютны: она начинает делать ошибки (деградирует, теряет свои качества превосходства) и выводит общество и государство из политического, социального, экономического равновесия. И тогда ее постепенно вытесняет или революционно меняет новая правящая элита, и цикл повторяется, то есть происходит «ротация элит». Парето пишет: «Аристократия переживает упадок не только количественный, но и качественный... Правящий класс пополняется семьями, происходящими из низших классов… История — кладбище аристократий».

При этом Парето указывает, что основной дефект правящих элит, приводящий их к потере власти, — неспособность вовремя уловить те требования реальности, которые создают необходимость менять методы организации масс и социального управления. Он впервые сформулировал важнейшее понятие теории социального управления — «ресурс согласия управляемых» (основанный на умении элит убеждать массы в своей правоте). А также подчеркивал (во многом опираясь на Макиавелли) значимость в элитном управлении эмоциональной манипуляции массами: «Политика правительства тем эффективнее, чем успешнее она использует эмоции толпы». Именно этот вывод Парето с успехом использовали в своей пропаганде фашисты.

Р. Михельс начинал свои социологические исследования как социалист. Но далее, придя к выводу, что «прямое господство масс технически невозможно», стал противником любой демократии и провозгласил «железный закон олигархизации».

В книге «Социология политической партии в условиях современной демократии», вышедшей в 1911 г., Михельс утверждал, что любая форма демократической власти (партийной, профсоюзной, государственной) в конечном итоге обязательно создает управляющую организацию подавляющего меньшинства, которая превращается в олигархию. Почему? Потому, что сложная специфика профессии управленца в сложной социальной, экономической, политической среде лишает массы возможности контролировать управленцев. Потому, что массы испытывают страх перед проблемами, которые они не в силах решить. И потому, что в этих условиях вожди неизбежно навязывают свою волю подвластным.

Эти выводы Михельс делал на основании убежденности в исходном человеческом неравенстве и специфической психологии «массового человека». Которому, по Михельсу, свойственны «…политическая индифферентность, некомпетентность, потребность в руководстве, чувство благодарности вождям, создание культа личности вождей». И значит, любые политические программы, берущие на вооружение лозунги демократии, в реальности лишь затушевывают стремление одних удержать власть и стремление других эту власть захватить: «…вечная борьба между аристократией и демократией на деле, как свидетельствует история, является лишь борьбой между прежним меньшинством, защищающим свое господство, и новым честолюбивым меньшинством, стремящимся к завоеванию власти…».

Г. Лебон был, в отличие от Моска, Парето или Михельса, убежден в наличии именно антропологического неравенства людей. В работе «Психология народов» (1895 г.) Лебон писал: «…новейшие успехи науки выяснили всё бесплодие эгалитарных теорий и доказали, что умственная бездна, созданная прошлым между людьми и расами, может быть заполнена только очень медленными наследственными накоплениями».

При этом Лебон настаивал, что расовые различия неизбежно связаны и с фундаментальными цивилизационными различиями: «…существуют великие неизменные законы, управляющие общим ходом каждой цивилизации. Эти неизменные, самые общие и самые основные законы вытекают из душевного строя рас. Жизнь народа, его учреждения, его верования и искусства суть только видимые продукты его невидимой души. Для того, чтобы какой-нибудь народ преобразовал свои учреждения, свои верования и свое искусство, он должен сначала переделать свою душу…»

Переходя от анализа народов к анализу политической организации («Психология толп», 1897 г.), Лебон утверждал, что большинство людей из-за их волевой и интеллектуальной неразвитости не может и не хочет брать на себя труд осознанного решения проблем, и руководствуется в основном неосознанными инстинктами. Причем это их свойство приобретает особое значение, если они объединяются в толпу: «При известных условиях… собрание людей имеет совершенно новые черты, отличающиеся от тех, которые характеризуют отдельных индивидов, входящих в состав этого собрания. Сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление… Собрание… становится тем, что я назвал бы… организованной толпой, …составляющей единое существо и подчиняющейся закону духовного единства толпы».

Лебон подчеркивает, что это касается не только сборищ плебса, но и собраний образованных людей, и что рост власти толпы — в отличие от исторических государственных образований, которые управлялись аристократией, — признак угасания цивилизаций: «Цивилизации создавались и оберегались маленькой горстью интеллектуальной аристократии, никогда — толпой… Владычество толпы всегда указывает на фазу варварства… Главной характерной чертой нашей эпохи служит именно замена сознательной деятельности индивидов бессознательной деятельностью толпы».

Лебон неоднократно подчеркивает, что в толпе у людей пропадают рациональность оценок и осмысленность действий, падают ответственность, самостоятельность, критичность и, в конечном итоге, исчезает личность как таковая. И этот его вывод (равно как и постулат антропологического неравенства, касающийся не только разных рас и народов, но и индивидов внутри одного народа) сполна использовали в политической практике вожди итальянского и германского фашизма. Как свидетельствуют очевидцы, оба названных труда Лебона, и в особенности «Психология толп», — позже стали «настольными книгами» у Муссолини и Гитлера.

Ж. Сорель, начинавший свой научный и политический путь как марксист, вскоре ушел от марксизма в анархо-синдикализм в духе Прудона. А затем стал переосмысливать социалистические идеи как отражения «естественной» иррациональности представлений о благе. Из такого переосмысления Сорель сделал вывод («Размышления о насилии», 1906 г.), что любая социальная группа глубоко пропитана иррационализмом и целостно воспринимает мир лишь в форме законченного мифа.

По Сорелю, именно такой миф, непротиворечиво соединяющий рациональное и иррациональное и создающий полный образ желанной реальности, обладает способностью обеспечивать мобилизацию масс на исторические свершения. Причем в этот миф обязательно входит идея благого преображения мира через насилие: «Миф — это реализация надежд через действие; но он не служит доктрине, так как доктрины и системы суть интеллигентские спекуляции, имеющие мало общего с реальной схваткой и интересами пролетариев. Насилие — это доктрина в действии, чистая воля, а не умственная конструкция». Сорель был убежден, что в основе мифа о революции лежит идея «нравственной ценности насилия» над неблагим миром. И потому «насилие является ключевой движущей силой истории».

«Размышления о насилии» также стали настольной книгой Муссолини. Который говорил, что «…именно этот учитель синдикализма через свои теории о революционной тактике более всех способствовал формированию дисциплины, энергии и силы фашистских когорт».

Вот из какой суммы социологических идей властные элиты начала ХХ века начали формировать «военно-концептуальную базу» для борьбы с марксистским коллективизмом и идеологиями равенства. То есть, создавать разного рода управляемые «национально-коллективистские», «расово-коллективистские» и иные концептуальные и идеологические альтернативы.

Какие именно? — мы обсудим далее.

Юрий Бялый