Бородино

По снегу, суши и сырости,
в ожидании монаршей воли,
не нуждаясь более в милости,
на большом Бородинском поле
под сакраментальнейшим сводом небес,
то в клока размалёванном, то в полосы,
голубевшим по осени повода без,
ветер вольно пошевеливал волосы,
словно трав перезревших колосья.

На развороченном безголосье
валом мёртвые до весны возлежали –
ветошью славной победной войны,
не удостоенные не построенных ещё скрижалей;
и только вороны взглядом двойным
косились с чьей-то раздолбанной головы,
да порою пугливо бежали
мимо Маргариты, скорбящей вдовы,
от казачьих разъездов давая дёру,
залегали и крестились среди мертвецов
с деревень окрестных мародёры.
И на них, подлецов,
опускались закаты - мглисты;
да лампады тлели по убиенному воину Александру;
да заливисто брехала псов разжиревшая банда;
да отрывисто
звёзды глядели на них ночами
стеклянными от вечности очами.

А зелень былую,
куда бы ни кинулся взгляд,
смерти картечный повымахал веник.
Кровью и пулями пропиталась земля;
и, слепнув, падала мать на колени:
«Господи – воля твоя!»;
и до яблочного спаса
стонал над полем погребальный дым
горевших костей и мяса,
и сладкая вонь убивала над ним.